Небольшой пеший переход, пять остановок на метро – и Алиса оказалась у цели.
«Hermès»[14].
В витринах знаменитого магазина в предместье Сент-Оноре красовались вещи новой весенне-летней коллекции, искусно размещенные, и с таким ценами, словно их специально приберегли для богачей из Японии или арабских шейхов.
Тут какая-то женщина европейской внешности подошла к сверкающей лаком двери темного дерева, привратник почтительно поздоровался, услужливо распахнув створки.
Алиса впервые заколебалась. Неужели ей вправду хочется пережить этот стыд, когда продавщицы разглядывают тебя, а потом перешептываются за спиной? А вдруг ее выведут из магазина? А если вообще не впустят?
Чего она хочет этим добиться?
Вот дурочка! Это все потому, что ты сама не знаешь, что тебе надо!
А если не будет никакой пользы, опять как в супермаркете? Почему же там ничего не получилось?
«Все потому, что я боролась с собственным стыдом, – подумала Алиса. – Тогда я старалась избавиться от него любой ценой, оглядывалась по сторонам, пыталась думать о чем-то другом… Может быть, я не вытерпела унижение до конца?»
Э, да ты становишься мазохистской, моя бедная девочка.
Но разве в трагедии «Агамемнон» Эсхил не призывал страдать, чтобы понять?
Ей надо испытать унижение, пережить его и прислушаться к своим ощущениям.
Давай, вперед…
Алиса глубоко вдохнула и подошла к величественной двери. Привратник дверь перед ней не распахнул, она сама толкнула и вошла. Привратник молча уставился на нее.
Приглушенный свет и разлитые в воздухе ароматы создавали изысканную атмосферу. Алиса впервые вступила в мир парижской роскоши. Она предпочла бы оказаться здесь совсем в других условиях, а сейчас у нее свело живот, все сжалось в груди.
Расслабься, это всего лишь эксперимент…
Она огляделась по сторонам, заметив, как высокомерно разглядывают ее продавщицы.
О, то, что надо. Мне стыдно…
В самом деле, она ощутила странную смесь стыда и гнева, рассердилась на продавщиц, на привратника – и на Иисуса с его никчемными проповедями.
Хотела бы я на него поглядеть здесь, в бутике, в тунике и сандалиях!
По магазину бродили клиенты, не толпа, конечно, но кто-то был. Она обернулась и увидела, как в магазин вошла молодая девушка. И сразу же к ней с приветливой улыбкой устремилась продавщица.
А к Алисе никто не подошел. Все, все ее игнорируют.
Должно быть, ее нелепый наряд обличал, что у нее ни на что не хватит денег. Странно, Алисе это показалось ужасно унизительным, словно на груди висел плакат: «Недостаточно богата, чтобы что-то купить». Тут ей отчаянно захотелось разубедить остальных, заявить громко и твердо: «Неправда, я все могу себе позволить! Это только игра, эксперимент! У меня достаточно средств, я такой же клиент, как другие».
Но почему ей так сильно захотелось оповестить об этом весь свет?
Пусть все знают, что я тоже чего-то стою.
Между тем Алиса прекрасно знала: ее человеческая ценность никак не связана с доходами. Человек – вовсе не то, что он зарабатывает, это очевидно! Но в глубине души она на секунду так подумала… и сразу на себя разозлилась.
Да какое мне дело, как чужие люди меня оценивают?
И правда, она не знакома с ними и вряд ли когда-нибудь их встретит. Она снова обвиняла себя в том, что ее самооценка зависит от взгляда других. Зачем было столько лет заниматься личностным развитием, если ничего не изменилось?
Я – это не моя одежда! Я – это не мои деньги! Я – не то, что во мне видят другие!
Алиса ощутила потребность мысленно прокричать эти истины, чтобы наконец освободиться от глупых иллюзий, которые против воли вбили ей в голову. Она все еще заблуждалась, несмотря на всю работу над собой.
Внезапно она ясно осознала смысл этих негативных формулировок: Я – это не моя одежда, я – это не мои деньги и так далее. Но отказ от иллюзий еще не говорил о том, кто же ты есть: невозможно определить себя по тому, кем ты не являешься… У Алисы голова пошла кругом: как перестать быть тем, кем ты не являешься, если не знаешь, кто ты есть?
Мимо, даже не глядя в ее сторону, проходили богатые покупатели, продавщицы высокомерно ее игнорировали. Для этого маленького мирка она вовсе не существовала. В их глазах она была только тем, кем не являлась.
Взволнованная, с уязвленным самолюбием, Алиса все шла и шла по магазину, ступая по пушистым коврам, среди роскошных тканей и драгоценных кож, мерцавших в приглушенном свете. И чем глубже она заходила, тем сильнее отстранялась от этого места, от его обитателей, да и от самой себя. Унижение медленно превращалось в какое-то подобие внутренней пустоты, в умиротворяющее небытие.
Алиса брела из зала в зал, с этажа на этаж, словно плыла по воздуху, чувствуя, как из этого состояния небытия рождается ощущение свободы, приятной и легкой, поднимается из самых глубин, освобождая от гнета привычки кем-то казаться. Она наслаждалась этим странным и новым чувством, позволила себе его вкусить – и вдруг ощутила, что она живая, по-настоящему живая.
Она уже не была плывущим облаком, как несколько секунд назад. Наоборот, Алиса все острее ощущала собственное тело, все лучше себя понимала. Она осознавала, что живет, что она – это она, мало того, существует и за пределами тела. От этого сознания в ней поднималась необычайная радость, ширилась и разливалась по всему телу, заполняла ум и пространство вокруг, как невидимая, но совершенно реальная аура. Это блаженство превосходило все счастливые минуты, которые довелось пережить прежде.
Невзрачная, неухоженная, плохо одетая, всеми презираемая – Алиса ощущала себя живой, как никогда.
15
Клюни ничуть не походит на типичные маленькие городки, обновленные до мельчайших деталей, что пленяют с первого взгляда, а потом вы спрашиваете себя: не в Диснейленд ли попали? Клюни, напротив, настоящий средневековый город, прелесть которого не сразу бросается в глаза. Узкие улочки, ведущие к центру, могут показаться поблекшими и унылыми, словно тут не осталось ничего интересного, кроме памятников, всегда привлекающих туристов. Истинная красота Клюни откроется только тем, кто найдет время прочувствовать его, вглядится в слои облупившейся штукатурки – и обнаружит пилястры, полуколонны, капители, которые сливаются с фасадами, как хамелеоны – с ветвями деревьев. Есть места как люди: их внешность обманчива. Настоящая красота проявляется тогда, когда проходит первое впечатление; с годами она не тускнеет, а становится только глубже и достигает всей полноты.
Алиса любила бродить по древним улочкам Клюни, особенно по крутым спускам и подъемам улиц Сент-Одиль, Жозефин-Дебуа или Барр. Спускаясь по ним, наслаждаешься очаровательным видом крыш и рапсодией старой черепицы, переливающейся всеми оттенками красного и коричневого. Над крышами вздымаются вверх колокольни аббатства, храмы, а за ними – романская Сырная башня в обрамлении лесистых холмов, темнеющих на фоне синего неба.
Дойдя до улицы Республики, Алиса ускорила шаг, чтобы не поддаться искушению: из кондитерской Альтмайера доносился запах горячих бриошей, устоять было очень трудно. Она прошла мимо Змеиного фонтана. Его выщербленный, затянутый мхом камень не радовал глаз, а надпись на консоли, казалось, была выбита для тех, кто высоко держит голову. Они могли увидеть роскошную золотую корону с девизом: Felix Cluniaci Locus in quo Ridenti Naturae Soli Prestant Cives. В детстве эта надпись казалась Алисе таинственной магической формулой. Только спустя годы она узнала, что это означает: Клюни – счастливое место, его обитатели вершат дела под солнечной улыбкой природы.
Алиса вспомнила, как вчера в бутике «Hermès» испытала почти мистический опыт. Никогда еще она не чувствовала себя так чудесно. Все бы отдала за возможность жить в таком блаженстве до конца дней!
Отныне она жаждала разгадать таинственные поучения Иисуса, прежде всего – самые странные и непостижимые, ведь именно в них скрывались невероятные истины и откровения. Возможно, Иисус говорил притчами потому, что хотел выразить необычайное, и теперь Алиса хотела расшифровать это любой ценой.
Она подошла к дому отца и увидела, что калитка открыта. Старик возился на грядках, нахлобучив соломенную шляпу.
– Милая! – воскликнул он, обернувшись. – А я тебя ждал.
Она поцеловала его, придвинула поближе старый кованый железный стул, выкрашенный в нежно-зеленый цвет, и уселась в тенечке под старой орешиной. На маленьком круглом столике лежали секатор и срезанные розы. Отец остался стоять, опираясь на лопату.
– Ну как ты? – спросил он.
– Очень жарко, и в поезде не работал кондиционер. А ты?
– Отлично.
Она сообразила, что обычно мало интересовалась его делами, машинально спрашивала, что нового, уклончиво отвечала на расспросы. Это что, была простая вежливость?
Она спокойно следила глазами, как отец снял садовые перчатки и положил на стол. Его лицо, сточенное резцом времени, казалось, хранило отпечаток прожитых лет, как радостей, так и невзгод.
Он куда-то ушел и сразу вернулся, неся маленькую вазу с водой, и поставил в нее розы.
– Это очень тяжело – стареть? – осторожно спросила Алиса.
Он улыбнулся:
– Конечно, старость приносит невзгоды, но все же я чувствую себя куда счастливее, чем в двадцать лет.
Она нахмурила брови:
– Ты мне никогда не рассказывал, что в молодости тебе тяжело жилось.
– Ну, не особенно тяжело.
Алиса вгляделась в него:
– И ты сейчас счастливее, чем тогда? Правда?
– Совершенно точно.
– Но у тебя ведь ослабло зрение и слух… Ты все время говоришь, что память уже не та…
– Конечно.
– И постоянно ищешь слова…
– Да.
– Тебе приходится отдыхать после часа работы в саду.
– Ясное дело.
– Что даже шум тебя утомляет…