«И все-таки я должен поговорить с этим дьяволом, — думал Кожоль. — Во-первых, я должен передать ему предложения Фуше, а во-вторых, я хочу его убедить, чтобы он отменил свое приказание насчет Ивона. Надо что-то придумать…»
Пьер отворил окно и, опираясь на маленький железный балкон, стал тихонько насвистывать запрещенный мотив. Однако в соседнем окне никто не появился. Он принялся насвистывать громче. Результат был тот же.
Терпение никогда не принадлежало к числу добродетелей Пьера.
— Если он решил притворяться глухим, так я нанесу ему визит по всем правилам, — решил граф.
Молодой шуан внимательно осмотрел улицу, которая казалась пустынной, затем перешагнул с балкона на карниз и одним прыжком оказался на соседнем балконе.
В тот же момент он услышал щелчок взводимого курка.
— Не стреляйте, аббат, вы рискуете убить друга. Я — Кожоль, — понизив голос, проговорил молодой человек.
Не было ничего удивительного в том, что аббат не слышал свиста молодого человека. Он сидел возле окна в самом отдаленном конце комнаты.
Он положил на стол свой пистолет и тихо произнес:
— Входите и побыстрее отойдите от окна.
Уличный фонарь освещал комнату. В его свете Пьер увидел, что аббат взял со стола лорнет и направил его на дом Бонапарта. Наблюдения эти, однако, не помешали его беседе с Кожолем.
— Могу я узнать, господин Кожоль, чего ради вы наносите мне визит через окно?
— Господин аббат, я ведь ваш сосед. Я решил переселиться сегодня утром.
— Почему?
Опуская некоторые подробности, которые, по его мнению, не стоило слушать священнослужителю, граф рассказал о записке без подписи, о свидании, в котором он невольно занял место Ивона, о сцене, происшедшей между Еленой и Баррасом, о бегстве через Люксембургский сад.
Правда, он не рассказал о своем пребывании у Пуссеты.
Аббат внимательно его слушал.
— Так значит господин Бералек видел эту женщину на балу, куда я его послал?
— Видимо, да. Потому что Баррас напомнил Елене, как она упала в обморок при виде молодого человека, имени которого он не знал.
— Значит, Баррас из ревности хотел убить молодого человека при выходе из дворца?
— Нет. Это дело стражи, приставленной к этой женщине.
— Но кто же она? Откуда? — пробормотал аббат.
— Но мне кажется, что это довольно легко узнать. Ведь Бералек знал ее раньше, значит, надо спросить его… И если вы мне разрешите…
— Нет, — сухо прервал его аббат. — Ваш друг там, где он сейчас нужнее всего. Он гораздо полезнее у этой продавщицы косметики, чем в «Люксембурге». Я хочу, чтобы ничто не помешало ему выполнить ту миссию, которая случайно выпала ему на долю…
И аббат прибавил с улыбкой:
— Без сомнения, он сделает это.
Говоря все это, аббат продолжал наблюдать в лорнет за домом генерала.
— Ну, видите? Я был в этом уверен… Вот один… а вон и остальные…
Приглядевшись, Пьер заметил на аллее, ведущей к дому Бонапарта, тень человека, направлявшегося к дому.
Не прерывая своих наблюдений, аббат продолжал:
— Господин Кожоль! Безусловно, я хочу знать, кто эта женщина в «Люксембурге». Я возлагаю на вас поручение доставить мне эти сведения.
Только такое поручение могло затмить горечь от разлуки с Ивоном. Пьер почувствовал, что Елена начинает занимать в его душе все больше места. Поэтому он с радостью согласился.
— Надеюсь, что это развлечет вас больше, чем пребывание в гостинице «Спокойствие». Здесь ведь нет совершенно никаких удовольствий, — заметил аббат.
— Ну-у, — лукаво заметил Пьер, — я не совсем с вами согласен…
— Что вы хотите этим сказать?
— Развлечения здесь не так редки, как это вам кажется, господин аббат. Ну, во-первых, можно хорошо рассмотреть, что делается у соседей.
При этом намеке граф опустил лорнет и сказал:
— Служба королю, господин граф…
— Простите, аббат, но я имел в виду не вас… господин Томассэн.
Аббат вздрогнул.
— Что это значит?
— Это значит, господин Монтескье, что нужно осмотрительнее выбирать место, когда хочешь заниматься известными работами, как, например, те, о которых вы говорили здесь полчаса назад.
— Но ведь хозяин гостиницы — наш человек, — изумленно проговорил аббат.
— Прекрасно. Но если у обитателя соседней комнаты возникнет желание, как, например, у меня, узнать, чем вы занимаетесь, он не только услышит, но даже и увидит все, что захочет.
— Каким образом?
— Через отверстие в стене. Оно настолько широкое, что я слышал и видел весь ваш разговор об адской машине.
К Монтескье вернулось хладнокровие.
— С чего вы решили, что я занимаюсь адской машиной? Я просто хотел поддержать этого бедного человека, талантливого инженера, но не сапоги же мне ему заказывать? Вот я и придумал подобную историю!
Молодой человек наклонился к аббату и медленно спросил его:
— Вы знаете, почему наши шуаны прозвали меня Собачьим Носом?
— Благодаря вашей редкостной способности делать правильные выводы.
— Это так.
— Ну так какая же связь может быть между мной и этим инженером?
— Вы действительно хотите узнать мое мнение?
Пьер встал и прошелся по комнате.
— Ну что ж, я думаю, что этот несчастный погибнет, принесенный в жертву вашим замыслам по той же причине, по которой вы сейчас наблюдаете за теми, кто пробирается в мадам Бонапарт…
При этих словах Монтескье вздрогнул.
— Я не понимаю, — сказал он холодно.
— Господин Монтескье, безусловно, между нами огромная разница, но мы оба посвятили себя одному делу — восстановить королевство на развалинах проклятой Республики. Вы прекрасно понимаете, что на этих развалинах может возвыситься только один человек. И это именно тот человек, за домом которого вы ведете наблюдение.
— Генерал Бонапарт? Но он в Египте. Англичане преградили ему путь к возвращению. Вы шутите, мои милый?
— Но здесь он оставил своих. Эта свора, жадная до добычи, любыми путями подготовит ему путь к власти. Вы угадали этого человека, господин аббат. Вы — хладнокровный игрок, вы рассчитали шанс на успех, а в случае провала вашей отчаянной ставкой станет жизнь Буланже.
— Итак, торжество Бонапарта кажется вам до того решенным, что вы даже не допускаете мысли, что наше дело может восторжествовать?
— Нет. Наше дело обречено. Мы умрем без пользы…
И закончил голосом, полным отчаяния:
— Мы умрем, мучаясь вопросом: достойны ли были нашей преданности те, кто послал нас на смерть?
Скрывая волнение, аббат тихо произнес:
— Не надо слишком отчаиваться, сын мой. Неопределенность не может продолжаться слишком долго. И мы уже приближаемся к конечной цели, нас отделяют от нее только несколько продажных…
Пьер вспомнил.
— Ах! Есть еще один, которого вы можете включить в свой список, он поручил передать вам, что готов продаться.
— Кто?
— Жозеф Фуше.
— Но в данное время он занимает не настолько высокий пост, чтобы быть полезным нам или навредить…
— Он рассчитывает стать министром полиции.
— Ну тогда мы и будем говорить с ним.
У Кожоля появилось предчувствие, что Монтескье совершил непоправимую ошибку.
— Мне кажется… у меня предчувствие… это ошибка. Нельзя отвергать этого человека.
— Но я не отвергающего, я просто выигрываю время. Он бесполезен без Барраса.
— Но когда же Баррас будет наш?
— В тот день, когда я отсчитаю ему шесть миллионов.
При этой цифре молодой человек вскочил.
— Да где же вы рассчитываете найти такую сумму? Уж не у принцев ли? Так они оставляют нас умирать с голоду…
Аббат покачал головой.
— Нет, тот, кто найдет мне эти деньги — один из наших друзей.
— И кто же это?
— Ивон Бералек.
Кожоль расхохотался.
— Он найдет! Республика до такой степени разграбила его родовые имения, что там жука не найдешь!
— Когда понадобится, Бералек найдет мне не шесть, а даже пятнадцать миллионов, так что я буду в состоянии заплатить Баррасу. Если только он захочет продать себя…
— Ну это он всегда захочет, — насмешливо произнес Пьер.
— Особенно, если вы приметесь за дело, которое Бералек сейчас продолжать не может.
— А именно?
— Вам придется включить в нашу игру женщину, которую вы называете Еленой.
— Можете рассчитывать на меня!
Монтескье встал.
— Пора, граф. Уже поздно. Надо подумать об отдыхе. Закройте окно и идите спать.
Аббат бросил последний взгляд на дом Бонапарта и тихо проговорил:
— У меня есть там шпион, завтра он мне расскажет обо всем, что происходило…
Он хотел уже идти, когда Пьер обратился к нему:
— Может, не следует вам выходить? Эта улица, такая пустынная днем, сейчас кажется заполненной тенями.
— Вероятно, это лакеи. Мадам Бонапарт на сегодня приглашала массу гостей, — сказал аббат, спускаясь по лестнице.
Кожоль слышал, как аббат спустился вниз и отворил ключом входную дверь.
«А огня-то у меня все-таки нет, — подумал граф. — И звать хозяина уже довольно поздно, два часа ночи. Ну да найду постель ощупью. Да и спать теперь как-то не хочется. Разговор с аббатом, не успокоил меня. Хочется веселья…»
Пьер отворил дверь в свою комнату.
Едва он вошел, как чьи-то сильные руки прямо-таки сковали его, а в рот ему быстро воткнули кляп.
ГЛАВА 13
Кожоль и опомниться не успел, как его связали по рукам и ногам, после чего его уложили на кровать и оставили в таком положении. Все это было проделано в полном молчании и темноте. Наконец кто-то зажег потайной фонарь и Кожоль смог оглядеться.
Мерцающий свет фонаря осветил неясные тени, снующие по комнате совершенно бесшумно, как будто они ступали босиком.
Опомнившись, Кожоль сообразил, что оставил окно открытым настежь, когда забирался в комнату аббата, и припомнил тени людей, сновавших по улице, принятых ими за лакеев.
Незнакомцы тем временем занимались упаковкой его вещей, которые они передавали потом в окно тем, кто был с другой стороны. Точно таким же образом были переданы и чемоданы Ивона, захваченные им из гостиницы «Страус».