— Вы действительно уверены, что восстановление королевской власти зависит от этой женщины?
— Я берусь это доказать.
— Я слушаю вас.
— Единственный человек, который действительно опасен для Директории и которого они постарались удалить из страны вместе с армией, — это Бонапарт. Они прекрасно понимают, что у него есть своя цель помимо той, чтобы помогать им удерживать их распадающуюся власть.
— Пожалуй, это действительно их единственный опасный враг.
— И наш также. Но спасибо Республике, она отправила его в Египет, где климат, турки, англичане, чума и многое другое заставят его сложить там голову.
— Да будет так! — добавил шевалье.
— Везде убийства, нищета и проклятия. Между тем эмигранты потихоньку возвращаются на родину…
— Какая роль в ваших замыслах отведена этой женщине?
— Сейчас объясню. Видя что от Республики он может получить намного меньше, чем от нас, Баррас не прочь был бы перейти на нашу сторону, но взамен он требует шесть миллионов экю, сто тысяч ежегодного дохода и замок Шамбор.
— У него явно неплохой аппетит, — заметил Бералек.
— Его привлекает только золото. А его неслыханная расточительность держит его в постоянной нужде. Эту нужду мы должны увеличить до огромных размеров. Этой цели можно достичь только через его любовницу. Безусловно, если руководить ею будем мы. То есть, она должна пользоваться советами «друга»… Тогда Баррас вынужден будет обратиться к нам за деньгами.
— И этим «другом» должен буду стать я?
— Да. И учтите, что предприятие это очень опасно. Там пропало уже трое наших людей. Никто не знает, откуда взялась эта женщина, что она собой представляет. Но ясно одно: шпионы всех мастей крутятся в ее свите. Сначала мы думали, что она работает на Бонапарта. Но у него ни гроша за душой, а такие союзники Барраса не интересуют.
— Еще один вопрос, — вставая, проговорил Бералек, — где я найду эту женщину?
— Она будет руководить праздником, который Баррас дает сегодня ночью в Люксембургском саду.
— Сегодня ночью я ей представлюсь, — заявил Ивон.
— Где вы остановились?
— В отеле «Страус» по улице ла Луа.
— Хорошо. К вечеру вам вручат двести луидоров для начала.
Бералек удалился.
Оставшись один, аббат прошептал:
— Это моя последняя ставка. Кажется, я рассчитал все.
Увы! Расчет его был неточен. Он не знал о существовании грозного врага. Враг этот был — «Товарищи Точильщика».
ГЛАВА 2
Давно известно, что индустрия удовольствии достигает самого большого расцвета во времена всеобщей нищеты, коммерческих и политических кризисов.
Промышленность и торговля пришли в упадок. Страна была залита кровью из-за борьбы всевозможных политических партий. Но никогда еще Париж не веселился так лихорадочно.
Страной правил террор, но повсюду устраивались бешеные вакханалии.
Люди умирали от голода, на улицах убивали, но везде происходили гулянья с танцами. Так как частные лица боялись открывать гостиные, то все классы общества объединялись на балах, устраиваемых по подписке или в общественных зданиях.
Великолепный сад генерала Буттино, погибшего на гильотине, названный Тивольским, первым открыл свои ворота для публики. Потом пошли балы в Елисеевском дворце и в Саду Капуцинов. Плясали везде, даже на кладбище Сен-Сюльпис, где надгробные камни просто свалили в одну кучу.
Не стоит, пожалуй, перечислять все балы. Достаточно сказать, что за два года их прошло больше ста шестидесяти. Это уже походило на эпидемию плясок.
Супружеские узы ничего не стоили. Нравы были развращены до предела. Женщины появлялись даже на улице почти обнаженными. Не менее странно были одеты и их спутники, которых народ прозвал «Щеголями».
Бал, на котором должен был присутствовать Бералек, давался по случаю взятия Мальты Бонапартом. Директория праздновала это событие еще и потому, что оно обеспечило ей удаление человека, в котором она видела самого большого врага для себя.
По приказанию Барраса сад был очищен от публики и входы были заперты.
Народ, вытесненный из него, столпился у входа во дворец и встречал подъезжающих свистом и руганью.
Мало-помалу приглашенные собрались, толпа наполнила залы и сад. Все с нетерпением ожидали появления новой пассии Барраса.
Дворцовые часы пробили десять, и толпа зашумела. Со всех сторон слышалось: «Вот она…»
ГЛАВА 3
Бералек направился к себе в гостиницу.
Хозяин гостиницы, гражданин Жаваль, был олицетворением трусости. Во время террора он так боялся за свою голову, что навсегда сохранил боль в шейных позвонках. О чем бы его не спрашивали, он только отрицательно мотал головой.
Страх толкал его на дикие выходки.
— Если неприятель вторгнется во Францию, — разглагольствовал он, — я в тот же миг буду на пограничной заставе. Да, я своими руками отрублю себе голову и, подав ее неприятелю, заявлю: «Смотри, на что способен свободный человек! Попробуй, подойди!»
Эта идиотская фраза ужаснула соседей. Со временем они стали поддразнивать его.
Любая чепуха могла привести в отчаяние этого жалкого человечка. Ему все казалось подозрительным. Несчастного разбил бы паралич, если бы он узнал, что его жилец — Ивон Бералек, который прописался под именем Работэна, странствующего приказчика, был одним из самых отважных начальников шуанов, что он двадцать раз уже должен был быть расстрелян и что полиция была бы в восторге, если бы ей удалось схватить его.
И хотя у Жаваля не было никаких оснований для подозрений по поводу жильца, тем не менее что-то вызывало его недоверие. Он с нетерпением ожидал его возвращения.
Возвратясь от аббата, Ивон застал хозяина в передней.
— Гражданин Работэн! Вы кого-нибудь ожидали сегодня? — спросил этот достойный человек.
Жизнь, полная ловушек и неожиданностей, приучила Ивона к осторожности.
— Ждал ли я кого-нибудь? Постойте, дайте-ка припомнить…
Бералек лихорадочно соображал: «Знакомых у меня в Париже нет. Возможно, меня выследили?..»
Жаваль пришел ему на помощь.
— Здесь был молодой человек с длинными волосами и палкой в руке.
— И он спрашивал именно меня?
— Да.
— Работэна?
Ивон знал, что никто, кроме Жаваля, не знал его под этим именем.
— Да нет. Он сказал, что не помнит вашего имени.
— Так с чего же вы взяли, что он спрашивал именно меня?
— Он так тщательно описал вас…
— Он ничего не передал мне? — спросил заинтересованный Ивон.
— Нет. Но он сказал, что придет сегодня еще раз.
— Ну, в таком случае, пошлите его ко мне, когда он явится.
— Договорились.
Ивон зашел в свою комнату, размышляя, кто бы это мог быть. Одно было несомненно: этот человек не желал ему зла, так как не назвал хозяину его настоящего имени.
В конце коридора раздались звуки шагов.
«Их двое», — подумал Ивон, доставая их кармана куртки пару маленьких пистолетов.
Он оставил ключ снаружи, и теперь было поздно вынимать его.
Став под дверью, он сжимал в каждой руке по пистолету.
В дверь постучали. И голос Жаваля проговорил:
— Гражданин Работэн, я привел к вам утреннего посетителя.
Ивон сунул пистолеты в карман и подумал, что если это друг, то теперь он знает его новое имя. И тут же он услышал второй голос:
— Работэн! Ну, конечно же, Работэн… Ну как я мог забыть!
— Войдите, — крикнул Ивон.
Дверь отворилась, и на пороге показался высокий молодой человек.
— Гражданин Работэн! Мне надо поговорить с вами.
— Я к вашим услугам.
Ивон подошел к двери с намерением закрыть ее.
Жаваль стоял у двери.
— Благодарю вас, что проводили моего посетителя.
Ивон закрыл дверь перед носом хозяина.
Оставшись вдвоем, молодые люди бросились друг к другу. Пришедший сразу шепнул Ивону на ухо:
— Посмотри под дверь.
Ивон быстро повернулся.
Из-под двери выглядывал ботинок Жаваля.
— Обожди, — прошептал пришедший.
— Гражданин Работэн, вы знаете, что на хозяина этой гостиницы был сделан донос? Но прежде, чем расстрелять его на Гренельской площади, мы послали тебя, чтобы ты проследил за ним. Я жду твоего отчета.
Ивон поддержал шутку гостя. И отвечал четким голосом, чтобы Жаваль мог его хорошо слышать:
— Этот человек был нам указан, как роялистский шпион. Он подслушивает все, что говорится, где только может, и передает все врагам Республики. Я думаю, что скоро накрою его с ухом, прислоненным к дверям.
— Я думаю, что этого будет достаточно для двенадцати пуль в живот.
Ботинок из-под двери исчез.
Жаваль летел по коридору, бормоча себе под нос:
— Я погиб! Надо убедить их, что я патриот, иначе…
Юноши расхохотались.
— Пьер! Откуда ты взялся здесь?!
— А ты сам? Вандея заключила мир с Республикой. Безусловно, он не продержится долго. Но что мне теперь было делать? И я сказал себе: «Ивон уехал, чтобы получать и наносить удары. Какую-то их долю я мог бы взять на себя». И вот я здесь! Недаром меня прозвали «Собачьим Носом»!
Ивон рассмеялся.
— Ты ошибаешься, Пьер. Данное поручение могу выполнишь только я один.
— Не может быть!
— Мне велено влюбить в себя красивую женщину.
Пьер открыл глаза.
— Да, — продолжал Ивон. — Это посложнее, чем рубить синих. Я должен превратиться в щеголя, мой милый!
— Она действительно красива? — спросил Пьер.
— Говорят, да. Я увижу ее сегодня вечером в Люксембургском саду на балу, который дает Директория.
— Ты приглашен?
— Мне должны прислать сюда письмо с приглашением.
Ивон замолчал на середине фразы.
— Черт возьми! — вскричал он. — Вместе с приглашением мне должны передать двести луидоров! Но я не сказал тому, кто должен это сделать, под каким именем я здесь остановился. Представляешь, что будет с хозяином, когда спросят Бералека и обрисуют меня!
— Но зачем эти предосторожности? Республика подписала мир с Вандеей. Нам всем объявлена амнистия. Зачем же скрывать свое имя?