— Объясните, — попросил Ивон.
Шевалье налил вина в стакан и выплеснул его содержимое в камин.
— Он слишком долго копался в погребе. Скорее всего он подмешал в вино свое снадобье. Увидав мокрые стаканы, он подумает, что мы выпили.
— Но я слышу его шаги на лестнице, — заметил аббат.
— А история Баррасена? — спросила Лоретта.
Я расскажу ее на бретонском, называя его Жаком, — ответил аббат.
Лебик вошел, запыхавшись от быстрого бега.
— Как видите, я не копался.
— Как ты ни торопился, а мы тебя обогнали, — весело сказал Ивон, указывая на пустую бутылку.
— Вы празднуете свое выздоровление?! Смотрите, вы еще слабы, и вино может на вас плохо подействовать.
«Скотина, — подумал Бералек, — хорошо, что я вылил вино».
— Лебик, — сказала вдова, — если ты устал, можешь идти, тебе ведь рано вставать.
— Мне надо дождаться, когда уйдет эта трещотка, чтобы закрыть дверь, — возразил гигант.
— Это верно, — вдова боялась настаивать на своем.
Она опять уселась за шитье.
— Так расскажите же нам, аббат, историю этого «героя», называйте его Жаком, и пусть негодяй прислушивается!
— Когда я был в парламенте, туда залез вор, я не видел его лица, но запомнил его ноги, а на большом пальце правой руки у него был глубокий рубец.
В эту минуту Лебик, немного всхрапнувший, сказал все еще вышивавшей Лоретте:
— Я поднесу чарочку этому болтуну, может, это заставит его убраться поскорее.
Он открыл бутылку и наполнил стаканы. Они одновременно посмотрели на его руку и увидели на большом пальце застарелый, глубокий шрам.
Аббат продолжал свой рассказ:
— Он столкнулся с регистратором и выскочил из здания. «Что это за человек?» — спросил я того. «Неужели вы не знаете? Его имя вписано в историю нашей революции. Это каторжник, которому было поручено убирать тюрьму Марии-Антуанетты. Позднее Фукье Тинвилль пользовался его услугами для шпионажа в тюрьмах, и теперь он знает слишком много, его хотят убрать, но он все время проникает сюда, хотя это для него небезопасно».
Аббат посмотрел на часы.
— Уже одиннадцать, я ухожу, приду завтра, ночью продумаю варианты.
От шума передвигаемых стульев Лебик проснулся.
— Разве ваш кузен не хочет выпить на прощанье? — спросил он Бералека, указывая на полные стаканы с вином, принесенным из погреба во второй раз.
Ивон припомнил, что во второй раз Лебик очень быстро вернулся, следовательно, вряд ли он мог успеть разбавить вино своим снадобьем.
— Кузен охотно выпьет на прощанье, только уж и ты не откажись выпить с нами, иначе он станет твоим врагом. Подай-ка свой стакан, любезный!
— С удовольствием, — воскликнул Лебик, поднося два стакана одновременно.
— Голубчик, уж не из двух ли стаканов сразу ты намерен пить?
— Может, и госпожа выпьет немного за здоровье вашего родственника?
Лоретта посоветовалась взглядом с Ивоном.
— Ну, — сказала она, — так и быть, один раз не в счет…
Четыре стакана поднялись вместе, но Лебик вдруг подошел к креслу, где стоял фонарь, с которым он ходил в погреб, и произнес:
— Подождите, мне сначала надо засветить фонарь, чтобы проводить вашего брата.
Ивон поспешно отдернул руку аббата, подносившую стакан ко рту, и оба быстро вылили вино в камин, прежде, чем Лебик обернулся. Лоретта, сидевшая дальше, выпила свой стакан, и Бералек вздрогнул от беспокойства за нее, но потом успокоился.
Лебик засветил фонарь, выпил вино, прищелкнул языком и поставил пустой стакан на стол.
— А славное винцо, — произнес он, — так и пробегает по жилочкам.
«Я напрасно испугался за Лоретту, — подумал Ивон, — он тоже выпил с ней».
Лебик поднял фонарь.
— Пора в дорогу, господин Порник, — крикнул он.
Монтескье коротко попрощался и вышел со своим проводником.
Молодые люди остались одни. Лоретта взяла свечу и собралась идти к себе.
— Как видите, я совершенно не напугана, мой покровитель, — сказала она.
Шевалье поцеловал ее в лоб.
— Спите спокойно, моя прелесть. Бог хранит вас.
Лоретта направилась к двери. Но, дойдя до порога, она зашаталась и прислонилась к стене.
— Ах, — произнесла она, — что со мной?..
Ивон подскочил к ней и едва успел подхватить.
Она из последних сил боролась со сном.
— Опасность близка… будьте рядом, Ивон… вы единственный друг… единственный защитник.
И уже в полузабытьи она прошептала:
— Люблю тебя.
Потом голова ее склонилась и она уснула на руках у Ивона. Бералек отнес ее в большое кресло и, удивленный быстротой наркотического действия, проговорил:
— Я ошибся. Лебик успел заправить вино. Имя Баррасена заставило его встрепенуться. Но однако же я сам видел, как он пил вино…
Он подошел к буфету, где стояли две вазы для цветов. В одну из них Лебик и выплеснул вино.
Вдруг он ударил себя по лбу.
— Черт побери! Лебик уверен, что я пил еще больше его госпожи и, конечно, уже сплю. Сейчас он вернется, чтобы отнести Лоретту в ее комнату.
Множество вопросов теснилось у него в голове.
— Что он собирается делать? Отчего он не возвращается?
Шевалье тихонько отворил дверь и прислушался, перегнувшись через перила. Ни одного звука не долетало до него. «Что он там делает?» — думал Бералек.
Он стал спускаться по лестнице. Силы уже полностью вернулись к нему, и он был уверен, что справится с негодяем раньше, чем тот успеет схватиться за оружие.
В коридоре нижнего этажа он остановился. Было по-прежнему тихо.
Шевалье дошел уже до лавки. Она была пуста, но освещена фонарем, который Лебик поставил на пол.
— Куда же он делся?
Он поднял глаза на дверь и увидел, что задвижки не вставлены.
Итак, Лебик вышел, не заперев за собой дверь.
Молодой человек отворил дверь и, осторожно высунув голову наружу, осмотрелся. В конце улицы Мон-Блан он увидел в лунном свете высокую фигуру Лебика.
Ивон сообразил, что произошло.
Думая, что аббат выпил приготовленное им вино и уверенный в его слабости, а также тех, кто остался в комнате, Лебик пошел за Монтескье, подкарауливая, когда тот грохнется на мостовую. Но, к величайшему его изумлению, лжебретонец продолжал идти, как ни в чем не бывало.
Сначала Ивон думал запереть дверь, но потом понял, что этим он отсрочит опасность всего на несколько часов. Он схватил фонарь и бросился на кухню. Выбрав там нож потяжелее, он поставил на место фонарь и поднялся наверх.
В ту минуту, когда он достиг второго этажа, щелкнул замок и загремели задвижки. Лебик запер дверь.
Помощи ждать было неоткуда, он должен был встретиться с неприятелем лицом к лицу.
Бералек притаился за дверью, готовый броситься на врага.
Стояла тишина, слышно было только тихое дыхание Лоретты, спавшей в кресле.
Но вдруг ему в голову пришла простая мысль.
— Что я за дурак? Этот бандит соврет и перед лицом смерти. К чему насилие, когда хитростью можно добиться гораздо большего!
Ивон спрятал под матрац записку Дюбарри, а нож положил между книгами…
— Господин Лебик уверен, что я сплю, ну так не будем разочаровывать его.
Бералек растянулся во весь рост на полу, как будто его свалил неожиданный сон. Лицо он закрыл рукой, но так, чтобы можно было незаметно наблюдать за врагом.
При виде Лоретты и Ивона Лебик расхохотался.
— Спят пташки, кажется, они чувствительнее, чем этот проклятый бретонец. Тот увернулся-таки…
Он приблизился к шевалье. Тот, видя, что Лебик без оружия, не сопротивлялся, когда слуга стал раздевать его.
— Вот ты и готов, воздыхатель, — приговаривал Лебик, — дурак, до сих пор не догадался, что я принес тебя не только для воркования…
«Вот как, значит это он спас меня, надо это принять к сведению», — подумал шевалье.
— Жалкая баба, — продолжал лакей, — живет тут целые месяцы из-за ямки на голове и только глазки строит!
Часы пробили час.
— Уже! Гром и молния! О, надо его поскорее укладывать!
Он подошел к кровати, откинул одеяло, потом вернулся к Ивону, поднял и положил его, полураздетого, на постель.
— Теперь очередь мадам, — сказал гигант.
Бералек, зная, что мошенник стоит к нему спиной, открыл глаза. Лебик стоял перед спящей Лореттой.
— Бедная малютка, — сказал он, — в сущности, она доброе создание…
Он пожал плечами.
— Тьфу ты, я тут не для того, чтобы нежничать. Ну, хозяюшка, теперь бай-бай!
«Черт побери, — подумал Ивон, — не хватало, чтобы этот молодчик, которого я принимаю за отъявленного негодяя, оказался добродетельной гувернанткой, укладывающей спать больных детей!»
Крик ярости чуть не сорвался с его губ, когда Лебик стал расстегивать корсаж. Через минуту вдова была раздета. Ивон уже был готов кинуться на него, когда услышал шепот:
— Ну, ну, хозяюшка, пойдем бай-бай.
Прежде, чем Бералек успел придумать какое-нибудь объяснение происходящему, гигант поднял Лоретту и уложил ее в постель рядом с ним.
Он осмотрел их и захохотал:
— Ай да картинка!
Ивон закрыл глаза и услыхал, как тот прибавил:
— Красивая картинка, но чего-то не хватает…
Лебик подошел к кровати.
— Ну-ну, красоточка, — хохотнул он, — будь поласковей со своим возлюбленным!
Шевалье почувствовал, что его шею охватывают прелестные руки Лоретты.
Гигант удовлетворенно хмыкнул:
— Ну вот, теперь картина готова! Почтеннейшая публика, мы начинаем!
ГЛАВА 16
Если бы Лебик был понастойчивее в своем преследовании аббата, он бы очень удивился, увидев то, что было дальше.
В нескольких шагах от бульвара аббат сел в карету, которая, видимо, поджидала его. Экипаж медленно катил по улице, а когда он остановился на углу улицы Ришелье, то из него вышел уже не бретонец, а обычный горожанин, весь в черном, представитель тех спокойных богатых голландцев, которые наводняли Париж.
Аббат вошел в широкую дверь, перед которой остановился его экипаж. Он спокойно поднялся по великолепной лестнице, устланной коврами, по которым не так уж часто поднимались духовные лица.