Подкрепив свои силы, молодые люди начали собираться.
Видя, что гости поднялись, старый шуан встал перед Ивоном и, положив руку ему на, плечо, сказал:
— Не думаете ли вы, что вандейский мундир, спасший вас в нынешнюю ночь, окажет ту же услугу у синих в городе?
Замечание было вполне справедливо.
За несколько минут Бералек преобразился в крестьянина.
— Теперь, — прибавил шуан-старик, — один из моих сыновей проведет вас до города. Вандейский мундир больше не охраняет вас.
По знаку отца один из молодых крестьян встал и вышел из хижины с беглецами.
— Куда вас провести? — спросил он.
— В Ренн, — отвечал шевалье.
Молодой шуан покачал головой.
— Вы вкладываете голову в пасть волка. В самом деле! Вы идете в скверное место…
— Мне необходимо только время, чтобы поместить в безопасное место сестру, и я тотчас же уйду из города, — сказал Ивон, заранее условившись с Еленой называть друг друга братом и сестрой.
— Ваша сестра очень красива. Беда, если она встретится с Жаном Буэ…
— А кто такой Жан Буэ?
— Один из двенадцати судей Пошоля. Это бывший священник. Еще полгода назад он бывал вынужден сидеть в постели, пока ему стирали единственную его рубашку, а теперь он обладатель миллиона, украденного у жертв. Притом кутила и любит поволочиться за девушками, но когда получит все, снимает им головы.
Молодые люди невольно жались друг к другу, слушая этот рассказ.
— В конце концов, — продолжал крестьянин, — все-таки Ренн лучше Нанта, где свирепствуют убийства, голод и чума. Вам, по крайней мере, нечего бояться чумы.
В миле от Ренна путешественники должны были остановиться, чтобы дождаться ночи. Спрятавшись на вал, они слушали своего проводника, дававшего им последние советы. В середине своей речи молодой шуан умолк и указал пальцем на дорогу:
— Смотрите, вот едет ваш знакомый!
По дороге медленно тащилась запряженная белой клячей повозка.
— Это Баррасен, — вскричала Елена.
— О, — произнес шуан, — если он думает, что спасся, то глубоко ошибается. Я бы не дал двух су за его душу!
— Почему?
— Когда телега поравняется с нами, взгляните хорошенько, действительно ли в большой корзине, которая привязана сзади, лежат шляпы.
Когда тележка проезжала мимо, глаза молодых людей приковались к корзине. Там лежал человек, в котором Елена сразу же узнала Шарля.
Баррасен, не подозревая о том, вез человека, от которого хотел избавиться.
— Нет-нет, — повторял парень, провожая глазами удалявшуюся тележку, — шкура Баррасена не стоит двух су!
Час спустя Ивон и Елена входили в Ренн.
ГЛАВА 19
Какова ни была жестокость Пошоля, диктатора Ренна, но она уступала кровожадному безумию Карье.
История страшной диктатуры Карье в Нанте известна. Безумная мания убийств повторилась в Бресте, где Легнелот, Лекинио и ла Марн поочередно проливали потоки крови. Казни были до того многочисленны, что однажды вечером палач Ансе попросил некоторые из них перенести на следующее утро.
Крепким человеком был палач Ансе, которого проконсулы Лекинио и Легнелот избрали своим другом и приглашали каждый день к обеду! Тогда диктаторы и палачи придумывали милые шуточки, забавлявшие их, но приводившие в ужас весь Рошфор и впоследствии — Брест.
Когда Лекинио разом приговорил к смерти двадцать шесть чиновников, Ансе выдумал шутку — поднести им хороший обед у подножия эшафота и рубить им головы за десертом, так что последние из казненных видели на столе перед своими глазами головы первых жертв.
Да, большой шутник был палач Ансе!
В Ренне, куда вошли Ивон и Елена, эти зверства производились с меньшим шиком. На гильотину приходилось не более дюжины голов в день. Правда, диктатор Пошоль жаловался в своей корреспонденции, что у него всегда опустошают кладовую. Только приведут к нему сотню-другую пленных шуанов, как Брест и Лаваль требуют их для своих гильотин.
— Вы лишаете добрых республиканцев законного развлечения, — кричал взбешенный Пошоль.
Действительно, добрые республиканцы Ренна нуждались в развлечениях, потому что были скованы страхом в своем городе. Если им случалось выходить за стены Ренна, они тотчас же попадали в руки шуанов, чтобы быть расстрелянными, повешенными или изрубленными.
Шуаны и республиканцы убивали друг друга с особенным ожесточением и с примерным рвением.
Национальный Конвент не видел ничего опасного в войне с шуанами. В этом заблуждении его поддерживали все генералы.
«Я размету шуанов в две недели», — писал каждый из них в Конвент. Таково было общее заблуждение генералов Россиньоля, Тюро, Божора, Вимо, Авриля, Камбрея и других.
Не желая показывать Конвенту свой первый промах, они ухитрялись представить шуанов в виде жалкого скопища тысячи разбойников. На самом деле те успешно уничтожали своих противников, и республиканские ряды сильно редели. Республиканцы не в состоянии были отражать мобильного ночного неприятеля, который всегда появлялся в местах, наименее защищенных.
Таково было шуанство во время нашего рассказа. Оно занимало окрестности Ренна и проникало в город, несмотря на бдительность Пошоля.
…Ивон поместил Елену к одной бедной вдове, бывшей когда-то в услужении у Бералеков, а теперь, открывшей галантерейную лавочку в предместье Ренна.
Грустным было прощание молодых людей, которые в минуту разлуки поняли, что полюбили друг друга.
— Поручаю вас милости Божьей, — грустно сказала Елена.
— Будьте уверены, я вернусь! Разве я не должен заботиться о своей сестре?
Они смотрели друг на друга, не разнимая рук и не находя слов. Но это молчание говорило больше всяких клятв.
— Вам здесь грозит опасность… Идите, Ивон, — выговорила она с трудом.
Бералек бросил на нее прощальный взгляд, круто повернулся и ушел.
Елена долго прислушивалась, потом в раздумье прошептала:
— Нет, братьев любят не так…
Вечером ложась спать, она упомянула молодого человека в своей молитве.
Проснувшись, она увидела у своего изголовья вдову.
— Ну, что? — спросила она.
— Вчера вечером никого не арестовали, он спасен, дитя мое, — отвечала добрая женщина.
Елена весело спросила:
— Посмотрим, тетушка… так как вы теперь моя тетя… к чему вы меня приспособите?
— Уж не думает ли моя красавица, что я позволю ей сидеть в лавочке?
— Уж не хотите ли вы меня погубить? Ведь любопытные будут спрашивать, почему племянница не работает, а сидит на шее небогатой родственницы?
— Что же делать?
— Все очень просто. Научите меня торговать.
— Ну что же, мы поговорим об этом, когда я вернусь с рынка.
— А что вы будете делать на рынке?
— Надо запастись некоторыми товарами.
— В таком случае, идемте вместе! Прежде, чем продавать, надо научиться покупать!
…На рыночной площади толпились люди.
Посередине возвышалась гильотина, а у ее подножия стояли ряды крестьянских повозок. Торговка направилась в тот угол площади, где обыкновенно собирались ее поставщики.
— Не хотите ли чего-нибудь купить, гражданки? — окликнул их голос, заставивший Елену вздрогнуть.
Развернув тюк своих товаров, Шарль стоял в ожидании покупателей.
Девушка вздрогнула и побледнела.
А Ивона при ней не было…
Между тем мнимый разносчик показывал вдове товар.
— Выбирайте, гражданка! Нитки, иголки, пуговицы, трехцветные кокарды, шолетские полотна, чулки из Витре, — говорил он, будто не узнавая Елену.
Уверенная, что Шарль воспользуется случаем подать ей знак или шепнуть слово, мадемуазель Валеран притворилась, что усердно рассматривает площадь.
«Я не права, — думала она, — этот человек спас мне жизнь и был моим покровителем, но, мне кажется, злая судьба снова свела меня с ним».
Удивленная молчаливостью и неподвижностью своей спутницы, вдова подняла голову.
— Ну, племянница, — сказала она, — так-то ты учишься покупать?
Вынужденная обернуться, Елена, не желая встречаться глазами с Шарлем, склонилась над шолетскими платками, которые мнимая тетушка вертела в руках.
Удачно завершив свои покупки, вдова набрала столько вещей, что они составили порядочный груз, который она уже не решалась положить в корзину Елене.
— Оставь свой адрес, гражданка, по окончании торговли я доставлю тебе твои вещи, — сказал Шарль.
Прежде, чем Елена успела остановить ее, вдова уже сообщила свой адрес.
Окончив покупки, вдова в сопровождении мнимой племянницы дошла до деревянного щита, прибитого к столбу по приказу Пошоля.
Перед щитом шумела огромная толпа. Невидимая рука приклеила на глазах у всех рыночных посетителей и под носом у чиновников Пошоля листок, на котором было написано:
«Кто срубит изгородь для синих, будет убит в своем доме через двадцать четыре час.
…Вернувшись в свое скромное жилище вдовы, Елена почувствовала сильнейшее беспокойство. Она вспомнила жгучий взгляд Шарля, когда она оцепенела от холода и он поднял ее на руки.
В эту минуту дверь отворилась, и Елена вскрикнула.
Это был гигант Баррасен.
— Здесь ждут пакета с рынка? — спросил он.
— Да, — отвечала вдова, — вы его принесли?
— Не потрудитесь ли сойти посмотреть, который сверток принадлежит вам?
— Хорошо, иду, — отвечала вдова.
— Вы служите у этого купца? — спросила Елена, удивляясь, что гигант был на посылках у того, кого так бессовестно обворовал.
— Да, времена тяжелые и надо любыми средствами добывать свой хлеб.
— Ну так идем, — сказала вдова.
Елена поняла, что торговку старались выманить из дома под хитрым предлогом, чтобы она не стала свидетельницей встречи. Елена могла бы остановить вдову, но так как она была не из трусливых, то предпочла встретить опасность лицом к лицу.
Через две минуты, как она и предполагала, явился разносчик.
Удостоверившись, что Елена одна, он подошел к ней.