— Господи, вы же мой любимый жилец, гражданин Ивон Бералек!
Читатель помнит, что для Жаваля Кожоль был Ивоном Бералеком.
— В первую минуту радостной встречи волнение смутило мой рассудок, но вам не надо повторяться, чтобы напомнить ваше имя, которое я не мог забыть. Кое-кто взял на себя труд напоминать мне его…
— Кто же это?
— Одна дама.
— Дама! — сказал Пьер и навострил уши.
— Ведь вы не знаете, что случилось после вашего отъезда! Через полчаса после того, как вы ушли, явилась какая-то дама. Она меня расспрашивала о вас. О вашем имени, о записочке, полученной накануне. Я ей отвечал, что вы уехали в Бретань. Я ей рассказал, что вы везде искали потерянную печать…
— И что же дама сказала по поводу утерянной печати? — спросил Кожоль, вспомнив свою маленькую хитрость.
— Узнав, что вы так искали ее, у нее отлегло от сердца, и я слышал, как она тихо произнесла: «Баррас обманул меня, Ивон не умер, но он потерял печать, убегая из ловушки».
— И она ушла?
— Да, потом она часто приходила и все спрашивала, не вернулись ли вы в Париж, она хотела писать вам, но не знала, куда адресовать письмо. В течение нескольких месяцев она являлась каждую неделю. Затем ее визиты вдруг прекратились. И вот опять третьего дня она приходила… но бледная, слабая, худая, как будто встала после тяжелой болезни.
— Хочешь избавиться от большой опасности, которая может стоить тебе головы? — серьезно спросил Кожоль.
— О, говорите, — прошептал трактирщик.
— Я подозревал, что эта дама замышляет политический заговор.
— Неужели?
— Итак, если эта дама явится опять…
— В шею ее! — завопил трус.
— О, нет! Остерегись прогонять ее, потому что в этом случае Директория расстреляет тебя!
— Что же делать?
— Ты вежливо примешь даму, но ни слова не скажешь о том, что я здесь.
— Хорошо.
— Скажешь ей, что один из моих друзей… известил тебя о моем скором прибытии в Париж.
— Слушаю.
— Возьмешь адрес, чтобы сейчас же дать знать, когда я приду.
— Это все?
— Пока да.
— Я вежливо приму ее, узнаю адрес… Видите — я понял, — без запинки произнес Жаваль.
— Прощай, Страус, и помни: Директория следит за тобой, — проговорил Пьер и ушел.
Несчастный Жаваль не нашел сил проводить его. Он опустился в изнеможении на скамью и жалобно проговорил:
— Боже милосердный, что надо от меня Директории?..
А Кожоль продолжал свой путь на улицу Мон-Блан, рассуждая:
— Если Бералек забыл Елену, то ведь она любит его больше прежнего…
Сделав десяток шагов, он остановился в задумчивости.
— Какую же новость Елена хочет сообщить Ивону?
Вдруг он почувствовал смутное беспокойство. Он боялся, что заняв место друга, навлечет на него несчастье.
— Ладно, выясним, в чем там дело. Если Жаваль узнает адрес, я увижу Елену раньше Бералека.
Через несколько минут он входил к вдове галунщика.
— Хозяйка, вот этот гражданин приходил вчера за заказом из Ренна, — доложил приказчик, узнав молодого человека.
— Но, гражданин, тут какая-то ошибка, я не получала никакого заказа оттуда.
— Как? Но он написал, что был другом вашего покойного мужа. Через него я узнал, что Брикет и парфюмер были закадычными друзьями.
— Это правда, — отвечала галунщица, — они всегда жили дружно, кроме, разве, одной ссоры…
— О, вероятно, пустяки, — небрежно сказал Кожоль.
— Да, дело шло о найме погребов.
— Вот как? Ваш муж хотел снять погреб парфюмера?
— Совсем наоборот. Сюрко хотел снять наши великолепные погреба. До нас дом принадлежал свечному фабриканту, которому нужны были эти обширные подвалы. А для нас они совершенно бесполезны и мы не знали, что с ними делать…
— Гражданин Брикет, очевидно, не любил выпить?
— Для нашего винного отдела хватило бы самого маленького погребка. А остальные стояли пустые. Сюрко предложил однажды сдать их ему внаем. Брикет с радостью согласился…
— Как? Сюрко понадобилось столько погребов для косметического магазина? Это меня удивляет!
— О, нет. Во времена террора Сюрко ожидал, что ему дадут подряд для войск.
— И вы скрепили договор у нотариуса?
— К сожалению, нет. Просто мы замуровали вход с нашей стороны, а Сюрко пробил дверь со своей. Но недели две спустя он явился и объявил, что подряды пролетели мимо носа и погреба ему не нужны. Впрочем, он поступил честно. Все пять переделал и предложил вознаграждение. Брикет согласился взять погреба назад. Это была единственная ссора…
— Так эти погреба и теперь при вас? — спросил граф.
— Да нет же, — рассмеялась соседка, — Сюрко принес нам счастье. Через шесть месяцев мы сдали их!
— Левому соседу?
— Нет, не ему. Содержателю трактира «Черный баран».
— Кажется, это довольно приличный трактир?
— О, нет. Здание шестого разряда…
— Трактир для подонков общества, бродяг?
— Да, сегодня, правда, это уже не глухой переулок, а улица Гельдер, выходящая на бульвар.
— Но зачем же трактирщику такие большие погреба при его столь незначительных постояльцах?
— Весь этот сброд поглощает вино, как сорокаведерные бочки! И еще я думаю, что хозяин хранит контрабанду. Во всяком случае, его дела идут хорошо. Вот уже четыре года гражданин Купидон ни на один час не задерживал платы.
Кожоль вздрогнул;
«Где я слышал это имя?» — подумал он.
— Да, гражданин Купидон — образец точности. Чего нельзя сказать по поводу красоты. Он отвратителен со своим срезанным носом, — засмеялась галунщица.
При ссылке на срезанный нос память воскресила перед графом одну сцену. Он вспомнил остановку в гостинице, где посреди двора ему был подан завтрак этим самым Купидоном.
— Кажется, я знаю этот трактир. Внутри есть двор, обнесенный четырьмя высокими строениями, двор, наводящий уныние…
— Верно! Когда туда попадаешь, кажется, что находишься далеко от Парижа. Но двор всегда полон людей.
«Что-то все клиенты этого «Черного барана» подозрительно похожи на людей Точильщика», — подумал Пьер.
— Итак, я напишу другу, что вы не получили письма о заказе, — сказал он вслух.
— Надо полагать, что его письмо попало в руки шуанов и поджигателей, которые грабят почту на дорогах.
— Очень может быть. Я напишу ему, что вы овдовели.
— Ну, это еще не известно, — с грустной улыбкой сказала женщина.
— Но… ведь вы потеряли мужа?
— Я его потеряла, но нет никаких доказательств, что он умер… Тела его не нашли. Однажды вечером он вышел, и с тех пор я его не видела…
— А часто он выходил ночью?
— Под конец — да… когда страдал нервами. Представьте, он не мог спать. Как только он ложился в постель, с ним начинались нервные припадки, он не мог оставаться на месте. Тогда он вставал и отправлялся на прогулку, чтобы хорошенько устать перед сном. Иногда он возвращался измученный, весь в грязи. После этого он засыпал.
Кожоль понял, что она не лицемерила. Поджигатель умер, оставив свою жену в неизвестности насчет своих ночных прогулок.
— Но, если он спал днем, значит, он не мог заниматься торговлей?
— Да, но в то же время никогда у нас в доме не было столько денег. Он говорил, что в городе у него нашлось два-три богатых покупателя и с ними он вел выгодные дела… Но я их никогда не видела…
Кожоль распрощался и вышел.
Возвращение графа в дом Сюрко было встречено веселым «ура» всего гарнизона.
— Где Бералек? — спросил он.
— В мансарде Лебика, — отвечали ему.
— Я и забыл про Лебика. Мне хочется познакомиться с ним.
Он проворно взбежал по лестнице и присоединился к своему другу, который стоял у постели все еще спящего и связанного Лебика.
— О, настоящая каланча, — рассмеялся Кожоль.
— Боюсь, что я плеснул ему слишком сильную дозу, — сказал Ивон, — вот уже сорок часов, как он проглотил этот напиток и не пробуждается до сих пор. Что с ним делать?
— Дадим возможность бежать, когда проснется.
— Зачем?
— Нам предстоит трехмесячный срок, в течение которого мы не должны мешать Точильщику. Отнять у него великана, значит, нарушить контракт. Надо его отослать. Тот употребит его для поиска миллионов.
— В самом деле?.. Ты предполагаешь, что разбойник выдаст нам сокровище? — спросил Бералек.
— Чтобы получить обратно Пуссету, он отсчитает нам этот клад до последнего экю! Хотя может украсть его на другой день.
— Но найдет ли он его?
— Это мы узнаем восемнадцатого брюмера.
Если бы друзья, стоявшие спиной к кровати, вдруг повернулись, то увидели бы, что Лебик открыл, а потом быстро опять закрыл глаза. Он не спал уже часа два. Таким образом он подслушал разговор Кожоля с Ивоном.
Ивон узнал от Гозье все, что произошло в доме Пуссеты, но и только.
— Как ты провел ночь? — спросил шевалье своего друга.
— Это мой секрет, ответил Кожоль.
— Не настаиваю… Но что ты делал сегодня утром?
— Я узнал, как Точильщик сумел использовать соседские погреба.
Кожоль рассказал Ивону о Купидоне.
Лебик не пропустил ни одного слова. «Чертовщина! У этого молодца неплохое чутье», — думал он.
— Если бы полиция заинтересовалась постояльцами «Черного Барана», ей не нужно было бы искать поджигателей, они все собраны там, — продолжал граф свой рассказ.
— Но на три месяца мы связаны сроком, мы не можем сейчас выдать их полиции, а дальше посмотрим…
— Кажется, наш молодчик шевелится, — сказал Ивон.
Лебик не шевелился.
— Значит, этот верзила с помощью Брикета отправил в ад достойного парфюмера? — спросил Кожоль.
— Да, он поступил на службу к Сюрко задолго до убийства.
Друзья подождали еще у постели Лебика, но тот упорно не просыпался.
— Я думаю, у нас хватит времени позавтракать до того, как он проснется, — сказал Бералек.
— Славная мысль!
Они вышли из мансарды.
Когда за ними захлопнулась дверь, Лебик открыл глаза и проговорил:
— Точильщик обещал выдать сокровище! А меня он спросил? Он забыл о своем друге Лебике!