– Уж не надеешься ли ты, наивный монарх, что мечом сотворил вечный мир? Разве завтра не попытаются вернуть утраченное те, которых ты изгнал сегодня? И так будет бесконечно.
– Так было всегда, – согласился император, – но если ромеи будут сильными, никто не посмеет напасть на них.
– Не думаю, что ты сам в это веришь, – рассмеялся старец. – Царства, как люди, – одни стареют и дряхлеют, другие рождаются, становятся молодыми и сильными. Могучие считают своим долгом отнять то, что принадлежит слабым. Сегодня отнимаешь ты, завтра отнимут отнятое у твоих наследников.
– И что посоветует человек, проживший гораздо больше моего на этой земле?
– Дружи с соседями. Люби себе подобных, и будет радость всем, – произнес странник простые вещи, которые принять было нелегко, особенно если человек облечен властью.
– Я должен защищать свое государство, возвращать отнятые земли, – не соглашался Иоанн.
– Слишком много крови ты пролил. Терпение Господа иссякло. Возвращайся в Константинополь немедленно – он за твоей спиной. Но если желаешь продолжить путь, я посторонюсь. Право выбора принадлежит тебе. – Путник поднялся на небольшую площадку в двух-трех шагах выше тропы. – Не ошибись, император!
– Я подумаю над твоими словами, старик, – произнес Иоанн и двинул коня вперед.
С высоты своего местоположения странник провожал ромеев укоризненным взглядом.
Вепрь попался в соперники императору необыкновенно огромный, но чем сильнее соперник, тем почетнее победа. Иоанн с упорством воина, ищущего славы, запретил спутникам приближаться к вепрю и сам продолжил бой. Он ловко вонзил копье под лопатку зверю, но тот перед смертью совершил последний прыжок. Рука удержала копье, но вывернулась назад так, что достала колчана, наполненного стрелами. Их острием была нанесена обширная рана возле локтевого сустава. Полилась кровь.
Услужливые лекари наложили на рану императора пластырь и мгновенно остановили кровь. Получив награду, лекари решили, что их миссия выполнена. Боль прошла, успокоился и сам император.
За обедом один врач, заметив пластырь, посоветовал снять его и дать крови выход. Однако Иоанн принял сторону лекарей, оказавших первую помощь; он надеялся, что пластырь поможет скорейшему заживлению раны. После обеда, едва он уснул, как острая боль пронзила руку, появилась опухоль. Занесенная с наконечников стрел зараза перешла в кровь и начала растекаться по руке.
Собравшиеся врачи некоторое время спорили, каким образом помочь императору. Победило мнение, что следует разрезать опухоль, что и сделали. Увы! Все усилия безнадежно опоздали, рука опухла еще больше и почернела.
Наиболее усердные врачи советовали отрезать руку и таким образом не дать распространиться заразе по всему телу. Но император отверг подобный способ лечения, произнеся:
– Стыдно Римской империи быть управляемой одной рукой.
С этого мгновения Иоанн начал готовиться к смерти. Прежде всего, он посетовал, что не успел совершить паломничество в Иерусалим, которое обещал предпринять, страдая тяжелой болезнью. Он уже подготовил для храма Гроба Господнего золотую, в двадцать талантов лампаду, и теперь приказал доставить ее в Иерусалим. Затем он попросил монаха из Памфилии, известного своей святостью, непрестанно молиться за него перед Богом.
Иоанн умирал столь же мужественно, как и жил. Испытывая нестерпимую боль, он позаботился о наследнике. Смерть забрала старших его сыновей, но оставались Исаак и Мануил. Старший Исаак был вспыльчивым и не всегда владел собой – что не слишком хорошо для императора. Потому Иоанн принял решение, не слишком традиционное в престолонаследии.
– Римляне, – обратился он, превозмогая боль, – во всем мы должны руководствоваться волей Господа. Его покровительство спасло нас от гибели в те времена, когда западные братья пали от мечей варваров. Сотни лет мы слышали Его голос и внимали Ему, и только потому град Константина выстоял в окружении миллионов врагов. Я более всех люблю моего сына Исаака, но знамение Божье указало мне на Мануила. Чтобы я не решал, воля Всевышнего сильнее меня. Вначале я объявил наследником Алексея, и он умер. Затем я прочил в свои преемники Андроника, но не успел я о нем подумать, как Андроник ушел вслед за Алексеем. Теперь, желая добра Исааку, я объявляю императором Мануила.
Все присутствующие одобрили решение Иоанна, и не только потому, что он император, но и потому, что решения его всегда были мудрыми и он редко ошибался. Мануил упал отцу на грудь, и благодарностью его были слезы, оросившие постель Иоанна.
Молодого императора по желанию умиравшего Иоанна немедленно облачили в пурпурную мантию и на его голову возложили диадему. Все войско провозгласило Мануила императором. Завершив свои земные дела, Иоанн скончался 8 апреля 1143 г., перед смертью только пожалев, что слишком мало сделал для ромеев, и поблагодарив Господа, что отпустил ему время закончить важнейшие земные дела.
За время его двадцатипятилетнего правления империя достигла такой высоты, какой не имела при прежних Комнинах. А после Иоанна солнце восточных ромеев будет медленно, но постоянно клониться к закату. Усилиями Иоанна, потраченными на возрождение великой империи, можно восхищаться, но все они в конечном итоге оказались напрасными.
Иерусалимский король, узнав о смерти воина-императора, внушавшего ему большие опасения, не смог сдержать свою радость. Дело в том, что паломничество в Иерусалим Иоанн намеревался совершить во главе всего своего войска. Впрочем, радость Фулька была недолгой.
Последняя охота иерусалимского короля
Накануне события, которое перелистнет очередную страницу Иерусалимского королевства, Фульк поссорился с женой. Происходило это довольно часто: властолюбивая Мелисенда постоянно вмешивалась в государственные дела, а король не очень любил выслушивать приказы из женских уст – самое большее, он мог снисходительно наблюдать, как она дает указания служанкам, которые стелили постель для сварливой королевской четы.
Осенью Фульк и Мелисенда из Иерусалима переместились в Акру. Здесь король занимался укреплением близлежащих замков, а королева в этом деятельно помогала. Ну как же обойтись без ее помощи?! В один из ноябрьских дней 1143 г. в Акру прибыл князь Антиохии Раймунд де Пуатье. С ним Фульк принялся обсуждать проект сооружения двух новых замков, а Мелисенда, к всеобщему недовольству, принялась указывать на карте место, где они должны располагаться.
Возможно, Мелисенда мыслила ничуть не хуже обоих мужчин, но ее настойчивые советы раздражали Раймунда де Пуатье. Правитель Антиохии был преданным другом Фулька, к тому же он был целиком обязан королю своим положением, и все-таки… не настолько, чтобы жить по советам его жены. Королю же настолько стыдно было перед князем, наблюдавшим, как во дворце руководит жена, что он думал не об угрозе сарацин, а только как бы убраться от Мелисенды – поскорее и подальше.
– Дорогой князь, у меня есть предложение, – произнес Фульк за ужином, – почему бы завтра утром нам не отправиться на охоту?
– С удовольствием, – согласился гость. – Там, собственно, и обдумаем вопрос укрепления пограничных земель.
– Как? – возмутилась Мелисенда. – Разве мои предложения не подходят? Я так и не услышала вашего мнения.
– Мы благодарны тебе за советы, королева, но у нас еще много вопросов, которые требуют решения, – попытался объясниться князь. Ему пришлось взять инициативу в свои руки, так как с Фульком Мелисенда и вовсе перестала считаться.
– Я с удовольствием помогу разобраться в любых вопросах, – не собиралась сдаваться Мелисенда. – Я выросла подле трона иерусалимского короля, и даже мой отец спрашивал у меня совета.
– Прости, мудрейшая из королев, – нарочито устало произнес Раймунд, – но путь до Акры смертельно утомил меня. Боюсь, я не смогу уследить за полетом твоей гениальной мысли.
– Любезная Мелисенда, – присоединился к властителю Антиохии осмелевший Фульк, – позволь хотя бы немного отдохнуть дорогому гостю. Ведь завтра мы решили отправиться на охоту. Вставать придется довольно рано.
– Покойной вам ночи! – холодно сквозь зубы проронила Мелисенда и покинула мужчин.
Правители двух государств наполнили свои кубки вином и между делом склонились над картой своих владений. Король и князь наконец-то решили, где они воздвигнут два замка. Места совпали с теми, что указала Мелисенда, но никто совпадения не заметил – это было их решение, и только их.
Король и князь поднялись перед рассветом и еще до восхода солнца отправились в путь. Охота для Фулька была почти единственным спасением от повседневного ворчания супруги. А потому он, несмотря на ранний час, был весел и полон сил. Королю исполнился пятьдесят один год, но он был крепок как дуб и с удовольствием предавался увлечению, требующему немало сил.
Аппетита у друзей с утра не имелось, и Фульк решил позавтракать у одного из баронов, чей замок окажется на пути. Лишь чтоб взбодриться, мужчины выпили по кружке вина. Вскочив на коней, которых слуги едва успели подвести властителям Святой земли, король и князь помчались по пустынным улицам Акры.
Внезапно за углом дома, куда Фульк галопом направил коня, мелькнула тень – по крайней мере, так показалось королю. Потом лошадь, споткнувшись и едва не сбросив седока, остановилась. Острая боль пронзила мозг короля, словно он получил удар. Фульк машинально ощупал ладонью голову и поднес ее к глазам: крови на пальцах не было, как не было, собственно, и реального удара по плоти.
Король некоторое время не мог понять, что же произошло. Наконец, он догадался обернуться назад: подле задних копыт лошади лежало тощее тело. Седые волосы разметались в луже крови. Струйка ее стекала со лба на левое ухо бездыханно лежавшего прохожего.
Фульк с ужасом понял, что мелькнувшая тень оказалась тощим стариком и он сбил несчастного своим конем. Король узнал старика. То был нищий, которого называли Мир Вам. Некоторые люди почитали его как пророка, впрочем, старец никогда не пытался ставить себя выше обычного человека. Никто не видел: когда, где и что он ел, но странник неизменно отказывался от предлагаемого угощения. Неудивительно, что он был тощим, словно тростинка, и оттого Фульк принял старика за тень.