156. ДВА ВОСПИТАНИЯ
Богатая женщина поучает сына, как некрасиво быть грязным. Бедная женщина поучает сына, как прекрасно быть чистым.
157. СЕМЕЙНЫЕ ТАЙНЫ
Он проглотил двух своих сыновей живьем, но не смог их переварить. Склонив ухо к своему урчащему животу, старик услышал, как оба узника осыпают его проклятиями: «Мы останемся здесь навсегда, пожирая то, что ешь ты, и впитывая то, что ты пьешь. Мы отравим тебя нашими испражнениями». Он попытался извергнуть их из себя, но те ухватились за кишки и понемногу выели его изнутри. Он умер, превратившись в кожаный мешок с костями. Проглоченные сыновья, оставаясь внутри, начали драться за останки. Один задушил другого, завладел кожей отца и, надев ее, пошел в спальню матери, которая спала, раскинув ноги. Он кинул ей труп брата, прокричав, чтобы та проснулась: «Мерзкая старуха, вот твой любимчик!». Женщина накинулась на него, умоляя взять ее. «Ты должен, ведь ты мой муж!». Он бросил кожу отца к ее ногам и в ужасе убежал, чтобы не быть проглоченным снова.
158. ЗАИМОДАВЦЫ
Он собирал людские черепа. Всего оказалось девяносто девять, на пьедесталах черного мрамора: по черепу на каждый год жизни. Он умер столетним, попросив похоронить себя вместе со своей коллекцией. Так и сделали. Многочисленным сыновьям пришлось выставить у могилы круглосуточную охрану от обезглавленных скелетов: те сходились со всех сторон, и, настойчиво гремя костями, требовали обратно свои черепа.
159. СПАСИТЕЛЬ
Его мать забыла на постели маленькое полотенце со следами менструальной крови. Темно-красное пятно имело форму креста. «Это амулет для делания детей», — подумал мальчик и, зажав волшебное полотенце между ног, поспешил закрыться в туалете. Так он сидел в ожидании, пока не заболел живот. Закрыв глаза, он исторг из себя нечто вязкое. «Это сотворил крест». Он спустил воду, не желая взглянуть на то, что уносил поток. А затем спрятал амулет в коробке с оловянными солдатиками. Вечером того же дня, в церкви, он прошептал на ухо Богоматери: «Ну вот, я знаю секрет. Теперь мы с тобой заполним мир Христами».
160. В ПОИСКАХ ГЛАВНОГО
Десять лет писатель не мог закончить роман — и наконец решил удалить из него все второстепенное. Он работал еще десять лет, после чего в книге осталось только одно слово: «Крокодил».
161. ЗАТОПЛЕННЫЙ ЛАБИРИНТ
Он безнадежно затерялся в лабиринте, пол которого был залит водой. Видя свое отражение в жидком зеркале, он подумал: «У меня все идет неважно, но у отражения еще хуже. Если я не выберусь, то оно — тем более». Это маленькое утешение развеселило его. «А кроме того, оно такое непрочное! Бросишь камень — и его нет!» С жестоким смехом он метнул камень, ожидая, что отражение исказится. Но оно, оставшись нетронутым, взирало на него с водной глади. Все вокруг сильно затряслось, стены зазмеились, его тело разорвало на множество ужасных кусков. Прежде чем исчезнуть в небытии, он успел осознать, что его мир был лишь иллюзией на поверхности воды и что отражением на самом деле был он.
162. АНОМАНТИЯ
Поняв, что складки ануса у каждого так же неповторимы, как линии руки, он изобрел новую гадательную технику. Клиент, обнажив ягодицы, усаживался на ксерокс. Полученный таким образом отпечаток вписывался в зодиакальный круг. После чего следовало предсказание будущего — исключительно точное. По самым глубоким складкам он угадывал прошлое человека.
163. ПЕРВАЯ БРАЧНАЯ НОЧЬ
Она сняла парик, он — полупарик. Она вынула стеклянный глаз, он тоже. Она сняла резиновое ухо, он также. Она вынула верхнюю челюсть, он — нижнюю. Она отвинтила левую руку и ногу, он — правую руку и ногу. Мелкими прыжками, помогая друг другу, они доскакали до кровати. Там, прижавшись друг к другу, они почувствовали, что благодаря своей великой любви стали единым существом.
164. НАГРАДА
— Я выполню одно твое желание. Подумай хорошенько и проси чего хочешь.
— Пусть это желание смогу выполнить я, а ты об этом попросишь.
165. НАРЦИСС И ЧУДОВИЩЕ
Ни один из претендентов не был для нее достаточно красив. Однажды ночью поэт, страшный с виду, привязал к лицу зеркало и стал под ее балконом признаваться в любви. Она неохотно раздвинула занавески. Поэта она слушать не стала, но увидела в серебристой маске свое отражение. «Ты — тот, кого я ждала. Твоя красота покорила меня. Забери меня с собой», — сказала она ему. — «Только если ты пожертвуешь для меня своими глазами». Девушка без колебаний вонзила ногти в глазные яблоки. Урод сбросил зеркало с лица и смог наконец ее поцеловать.
166. ЦИМБРИН
Цимбрин — серая птица, обитающая в больших городах, которая прилепляет свое гнездо к автомобильным бамперам, делая его из смеси глины и бензина. Это антисоциальная птица: самец покидает самку, оплодотворив ее, а птенцы вылетают из гнезда, как только пробивают скорлупу. Из-за своей малопривлекательной серой окраски цимбрин подвергается нападениям других птиц. Она не выжила бы, не будь у нее единственного синего пера. Птичка не сознает, насколько оно мало, и ведет себя так, будто каждое животное видит это перо и завидует ей. Большую часть времени она проводит, чистя его, показывая всем, любуясь им. Для жилья она избирает роскошные авто, заклевывает храбрых собак и обращает их в бегство, крадет корм у других птиц, наслаждается одиночеством. В определенный период жизни единственное красивое перо цимбрина изнашивается. Птица протирает глаза о бампер. Время идет, бородки пера постепенно выпадают, цимбрин мечется, дергает лапами и хлопает крыльями все чаще и все сильнее, порой заглушая звук автомобильного гудка. Синее перо превращается в ость. Цимбрин перестает есть, прячется в гнезде, закрывает единственное отверстие в нем и ждет… Гнездо, о котором больше не заботятся, высыхает, отваливается от бампера, и птицу переезжает машина, когда-то ставшая ее домом.
167. ГРАНИЦА
Старый солдат, увешанный медалями, возвращался домой. Он волочил деревянную ногу, оставляя на земле длинный след. Эта черта разделила мир надвое: одна сторона, бесплодная, быстро превратилась в пустыню, а другая, плодоносная, была полна рощ, роскошных цветов, разноцветных птиц. Старый солдат, увешанный медалями, скрылся за горизонтом. Ветер и дождь понемногу стерли черту. Мир вновь обрел единство.
168. ПОХИТИТЕЛЬ ГОЛОСОВ
Когда полиция забрала ее возлюбленного, выполняя приказ навсегда спрятать его от мира, моя мать потеряла вкус к жизни, а вместе с ним и голос. Точно немая птица, она бродила по комнатам и не хотела выходить на улицу. Я, восьмилетний, знал секрет волшебства — один из тех, которые дети тщательно охраняют от взрослых. Надо приложить к губам спящего взрослого морскую губку — и можно украсть его голос.
Я вышел в самое темное время ночи и забрался в окно дома, откуда доносился глубокий храп. Там была простая рабочая девушка: она спала рядом с грудой военной формы цвета хаки, которую следовало зашить, и дышала открытым ртом, бесчувственная, будто камень. Я приложил губку ко рту девушки и украл ее голос. В мои руки попала невидимая трепещущая птичка, печальная, словно тосковала по родному гнезду. Я посадил ее в коробку из-под печенья и побежал к матери. К счастью, она все еще спала, раскрыв губы. Я запихнул губку ей в рот, и птичка в отчаянном неистовстве прилепилась к голосовым связкам.
Когда мать проснулась, голос, резкий настолько, что треснул стеклянный стакан, полез из ее горла, как металлическая нить: «Не хочу жить, нет, не хочу!». Она беспрестанно повторяла эти слова, так что, в конце концов, заткнула себе рот, чтобы не произносить их. Затем треснули остальные стаканы, оконные стекла, цветочная ваза, тридцативаттные лампочки и единственное зеркало, крохотное, стоявшее в углу ванной. Я подождал, пока мать не заснет, извлек невыносимую птичку и пошел возвращать ее на место.
На станционной скамейке растянулся безработный железнодорожник, донельзя пьяный, прикрытый газетами, прославлявшими победу армии над анархистами. Я сжал ему ноздри, он открыл рот, и я стащил комок эктоплазмы, порой на считанные секунды напоминавший дикую кошку.
Утром моя мать зачастила хриплые угрозы: «Фараоны, убийцы, я прикончу вас всех, а заодно начальника, который вас послал!». Впервые за год она распахнула ставни и стала на всю улицу осыпать ругательствами нашу славную армию. Испуганные соседи обходили наш дом стороной, притворяясь глухими. Я поднес ко рту большой палец руки, сжатой в кулак, показывая, что мать выпила больше обычного. Одна знахарка из страха, что сейчас придут карабинеры, сделала матери укол, и та заснула в считанные минуты. Я достал разъяренного кота и вернул его обратно в проспиртованное убежище.
Что же теперь? Какой голос украсть, чтобы открыть ворота этого запертого сердца? Срочность дела заставила меня пойти на риск. Я влез через слуховое окошко в публичный дом. Какой-то сеньор накинулся, словно лев, на полуодетую женщину и лихорадочно двигал бедрами. У обоих глаза были закрыты — он покраснел от натуги, а она фальшиво стонала от наслаждения; моего присутствия они не заметили. Я воспользовался тем, что крашеные губы были широко открыты, и извлек голос, напоминавший громадную устрицу. Только я ввел ее в горло матери, как она проснулась и, как была в нижних юбках, побежала по улице, колотя в двери и крича: «Что такое женщина без мужчины? Где тот мерзавец, который заполнит пустоту у меня между ног? Я горю, я задыхаюсь, я превращаюсь в устрицу!». Мне возвратили ее искусанную и связанную: она походила на личинку. Я пришел в отчаяние — ведь я так желал, чтобы веселье вернулось к нашему очагу! Может быть, ей кроме меня нужен был еще кто-то? Придя из школы, я подметал тесные комнатки, готовил еду, выбирался в центр просить подаяния, всегда возвращался с кое-какими деньгами и сверх того из-за моего хорошего кровообращения спал рядом с ней, прижавшись к ее холодному животу, как грелка с кипятком. Да, ей нужен был еще кто-то!