И теперь мне придется принять тот факт, что меня вычеркнули из линии времени в Норомаре. Все эти воспоминания о людях, местах и Хадсоне, столько воспоминаний о Хадсоне правдивы, хотя на самом деле их не существует. Не существует нигде, кроме как в наших с ним головах.
Я могу в это поверить. Как бы трудно это ни было. Я даже могу согласиться, что дело не могло принять иной оборот. Но это не значит, что мне не хотелось бы иметь хоть какие-то доказательства. Хоть какое-то подтверждение того, что я не единственная, с кем произошла эта странная, немыслимая вещь. И что Артелия не помнит меня потому, что она тоже была вырвана из линии времени.
Поэтому да, я торопливо направляюсь на городскую площадь, твердо намеренная доказать самой себе, что каменные горгулья и дракон, находившиеся там все то время, что я жила в Адари, действительно исчезли.
Так и есть.
Ступив на площадь, я убеждаюсь, что Артелии и Асуги и в самом деле там нет.
Все, что я помню, и впрямь произошло. Меня охватывает облегчение даже до того, как я осознаю, что на месте прежних статуй, стоявших в центре города тысячу лет, теперь возвышается новая. И. Она. Намного. Намного. Больше.
– Ты издеваешься надо мной? – спрашивает Джексон, тоже выйдя на площадь. – Ты просто издеваешься надо мной, да, брат? Не может же эта хрень быть настоящей.
Но Хадсон и сам поражен видом этой новой статуи, возвышающейся над соседними зданиями – и даже над многоэтажной гостиницей. Потому что это не просто гигантская статуя.
Нет, это нечто совершенно особенное.
Глава 49Прикрой стыд
Высота этой статуи не меньше тридцати футов, она сделана из блестящего полированного фиолетового мрамора и очень похожа на Хадсона, совершенно обнаженного и щедро одаренного ниже пояса.
– Я стараюсь на это не смотреть, – выдавливает из себя Мэйси, и я понимаю, что под «этим» она подразумевает ту часть статуи, которую никак нельзя не заметить. – Но это невозможно.
– Это точно, – соглашается Иден, и видно, что она впечатлена и в то же время ей не по себе.
– Это ж надо, – говорит Хезер. – Ничего себе размеры.
Я киваю, потому что она абсолютно права. Размеры и впрямь еще те.
– Да уж. – Флинт успокаивающе похлопывает Джексона по спине, хотя тот, похоже, тоже заворожен видом этой скульптуры. – Но я по-прежнему считаю, что лучший из этих братьев все же достался мне.
– Это что, гребаная шутка? Ты издеваешься надо мной, мать твою? – повторяет Джексон, и на этот раз я не знаю, разговаривает он с Флинтом, со всеми нами или с самой Вселенной.
Иден качает головой.
– Ах ты бедняжка, – бормочет она. – Бедная девочка.
– Грейс. – Это первое слово, которое Хадсон произнес с тех пор, как увидел эту статую, и его тон звучит напряженно.
– Как ты? В порядке? – спрашиваю я, потому что, хотя эта статуя великолепна и явно представляет собой произведение искусства, я понимаю, что это может показаться надругательством, особенно такому человеку, как Хадсон, стремящемуся скрывать большую часть своей истинной натуры. И хотя здесь он представлен только с физической стороны, все равно это слишком уж откровенная демонстрация его интимных сторон.
– Я не могу… – Он замолкает, делает глубокий вдох, затем медленный выдох. – Как я вообще могу пройти мимо этой штуки и войти в гостиницу? Я чувствую себя таким…
– Голым? – подкалывает его Мэйси.
– Да, – тихо соглашается он. – Совершенно верно.
Дымка, которая спала на протяжении большей части нашего пути через горы и весь наш путь по городу, выбирает именно этот момент, чтобы высунуть голову из рюкзака, перекинутого через плечо Хадсона. Она взвизгивает, когда видит, что Хадсон все так же несет ее, затем несколько секунд что-то чирикает, выползает из рюкзака и взбирается на его шею.
Но едва она устраивается там, как испускает громкий пронзительный визг, после чего шумно втягивает в себя воздух. И, закрыв глаза маленькими детскими ладошками, издает горестный вопль.
– Не беспокойся, Дымка, – говорю я ей и потираю ее головку.
Она огрызается на меня и громко щелкает зубами. А затем жалуется мне и на меня, визжа и рыча. Я понятия не имею, что она пытается сказать, но впечатление такое, будто, по ее мнению, это я виновата в том, что на городской площади стоит обнаженная статуя Хадсона.
– Я тут ни при чем! – говорю я ей, держа руки – и все остальные части моего тела – подальше от ее зубов.
– Дымка, все путем, – заверяет ее Хадсон, сняв ее с плеча и взяв на руки.
Она выпрямляется и, обхватив его лицо ладошками, несколько секунд пристально смотрит ему в глаза. Я не знаю, что она видит там – быть может, его смущение из-за этой статуи, быть может, что-то еще, – но затем она испускает долгий пронзительный вой.
Она слезает с его рук на землю.
– Погоди! Дымка! Куда ты? – Хадсон собирается перенестись вслед за ней, но я хватаю его за руку и удерживаю на месте.
– Дай ей секунду, – говорю я ему. – С площади она не уйдет, так что ты сможешь приглядывать за ней и догнать ее, если возникнет такая необходимость. Но у нее явно что-то на уме.
– Определенно, – соглашается Мэйси, когда мы все смотрим, как Дымка перебегает через площадь и забегает на лужайку с фиалковой травой, где мы с Хадсоном не раз устраивали пикники.
На одном из наших излюбленных мест около колодца, где загадывают желания, расположилась парочка, расстелив на ярко-фиалковой траве лавандовое одеяло и поставив на него открытую корзинку для пикника.
Дымка устремляется прямиком к этой паре и останавливается в середине их одеяла. Здесь она начинает что-то им говорить, махая ручками, тряся головой, крича и одновременно придвигаясь к ним все ближе.
Они начинают пятиться, не зная, что делать с обозленной умброй, пошедшей вразнос. Но чем дальше они пятятся, тем решительнее она наступает. И хотя она миниатюрна и прелестна, вид у нее все равно чертовски свирепый, и я понимаю, почему эта пара отодвигается от нее.
– Возможно, тебе стоило бы… – начинаю я, но Хадсон уже пришел к тому же выводу и переносится через площадь, чтобы поймать Дымку.
Однако он опаздывает на секунду, потому что она замечает его и начинает лавировать, пытаясь увернуться от него.
Парочка отодвигается от Дымки еще дальше, а ей, судя по всему, только это и было нужно.
Потому что, как только они покидают одеяло, она издает победоносный визг, затем хватает его, так что и корзинка, и еда для пикника летят в стороны, после чего пускается бежать на другой конец площади.
– Что она делает? – спрашивает Мэйси, и мы все, пораженные, смотрим на крошечную умбру с замашками великанши.
– Может, наводит на местных жителей жуть? – сухо предполагает Флинт.
– Похоже на то, – соглашается Мэйси. – Но у нее явно есть какой-то план…
Она замолкает, когда план Дымки становится очевидным, поскольку умбра бежит с одеялом прямиком к статуе Хадсона.
– Погодите, – говорит Хезер, в изумлении разинув рот. – Она что, собирается…
– Да, – со смехом подтверждаю я. – Именно это она и собирается сделать.
Хадсон едва не ловит ее у основания статуи, но она с визгом пробегает между ног истукана, затем на глазах у всех на площади, завороженно смотрящих на нее, быстро взбирается по его правой ноге до самого бедра.
Здесь она издает еще один пронзительный и неодобрительный визг, оказавшись лицом к лицу с той частью статуи, которая и вызвала такие сильные чувства. Дымка начинает шмыгать по статуе кругами, пока каким-то образом не умудряется завязать на ней одеяло на манер саронга.
– Мне кажется или мой брат в самом деле одет сейчас в самое куцее полотенце в истории? – спрашивает Джексон.
– Может, и не в истории, – отвечает Хезер, – но вид у него и впрямь довольно куцый. Все важное оно все-таки прикрывает, – вставляет Флинт.
Джексон испускает вздох облегчения, и я не сомневаюсь, что на другой стороне площади Хадсон делает то же самое.
– Слава богу.
Дымка сползает вниз по ноге статуи туда, где ее поджидает Хадсон. Но вместо того, чтобы прыгнуть в его объятия, она несколько раз обегает вокруг пьедестала, извиваясь, подпрыгивая и махая ручками.
Мэйси удивленно и вместе с тем обеспокоенно спрашивает:
– А что она делает теперь?
– Может, это победная пляска? – предполагает Хезер.
Я понимаю, что она права. Это точно победная пляска вроде той, которую игрок в американский футбол устраивает, когда делает тачдаун.
Закончив, она бежит к Хадсону – который наблюдал за ней, округлив глаза и широко улыбаясь, – и бросается ему на руки. И поскольку все на площади пялились на нее, теперь все их внимание переключается на Хадсона.
Проходит всего несколько секунд, прежде чем они узнают его. И тут начинается настоящее светопреставление.
Глава 50Вампарацци
Люди бросаются к Хадсону со всех сторон – включая и ту пару, чье одеяло для пикника добавило статуе скромности.
– Может, нам надо отправиться туда и спасти его? – спрашивает Иден, когда толпа надвигается на Хадсона. – Или это, наоборот, хорошо?
– Они воздвигли на этой площади гигантскую статую, чтобы почтить его, – отвечает Хезер. – Так что, думаю, они не причинят ему вреда.
– В конечном итоге, – соглашается Иден. – После того, как он перецелует кучу детишек и пожмет кучу рук.
– Да уж, целую кучу, – подтверждает Флинт, глядя как толпа все прибывает и прибывает.
– А что нам делать, пока он будет целовать детишек и пожимать руки? – спрашивает Джексон, зевнув. – Не будем же мы торчать тут, ожидая, когда он выберется из всей этой каши.
Тон у него такой язвительный, что меня охватывает досада.
– «Эта каша», как ты ее называешь, на самом деле являет собой группу очень хороших людей, – говорю я, узнав Тиниати, Нияза и многих других, кого мы знали, когда жили тут. – Они любят его и просто хотят поздороваться с ним.
Джексон закатывает глаза.