– Особенно если условием проведения концерта мы сделаем организацию широкой рекламной кампании, – задумчиво добавляет Флинт. – Ну, знаете, как у звезд, которые обговаривают это в своих контрактах. Хадсон выступит только при условии, что его концерт будет разрекламирован по всему Норомару.
– И только при условии, что он пройдет вне Адари – то есть, извините, Вегавилля, – чтобы Нияз и жители Адари могли чувствовать себя в безопасности, – добавляю я.
– Согласен, – говорит Нияз и кивает. – Моя подпольная сеть тоже может включиться в это дело. Так что это точно не пройдет мимо нее.
– Отлично, – заключаю я. – Когда мы обратимся к организатору, надо будет выяснить, устроит ли это его.
– Иначе и быть не может, – важно, как и подобает принцу драконов, изрекает Флинт. – Особенно если он действительно так жаждет устроить этот концерт.
– Значит, у нас есть план? – спрашивает Хезер и, как я загибала пальцы, перечисляя поп-звезд, начинает считать по пальцам стоящие перед нами задачи, как будто это так же легко. – Грейс свяжется с этим организатором и сообщит ему требования Хадсона. Нияз использует свою сеть, чтобы распространить информацию о предстоящем концерте. Мы организуем площадку. А Хадсон…
– Да, просвети меня, будь так добра, – говорит Хадсон, и его тон сух, как подгоревший тост. – Чем именно будет заниматься Хадсон, пока все это будет происходить?
К ее чести, Хезер не смущается. Она просто смотрит ему прямо в глаза и улыбается.
– Составлением самого крутого списка песен, чем же еще? Талант тоже должен вносить свой вклад.
Улыбнувшись ей в ответ, Хадсон, пожалуй, слишком явно демонстрирует вампирские клыки. Хотя, с другой стороны, мы и впрямь просим его о многом.
Я говорю ему это в попытке задобрить его, и теперь он демонстрирует свою чересчур клыкастую улыбку мне.
– Ах вот как? Стало быть, вы меня просите? А у меня сложилось впечатление, что вы просто ставите меня перед фактом.
Естественно, такой альфа-самец, как Хадсон, являющийся к тому же принцем вампиров и королем горгулий, не очень-то любит, когда ему говорят, что делать. Ну кто бы мог подумать?
– Это лучший способ заставить ее прийти к нам. Мекай не может долго ждать, ты же это понимаешь?
Он хмурится и нехотя отвечает:
– Да, понимаю.
– И ты выступишь великолепно. Но ты же и сам это знаешь, не так ли?
Он пожимает плечами.
– Возможно.
– Так в чем же проблема? – встревает Джексон. – Не жмись, сделай это для нашей команды, брат.
Хадсон так прищуривает глаза, что они превращаются в щелки.
– Ты называешь нас командой, но все шишки сыплются только на меня. Может, ты соблаговолишь объяснить, почему так получается?
– Чувак, у меня на голове сидел чертов голубь. Но разве ты слышал, чтобы я из-за этого так ныл?
– У тебя на голове сидел голубь, потому что ты говнюк, не умеющий держать язык за зубами, – парирует Хадсон, причем с каждым словом его британский акцент становится все заметнее. – И это не то же самое.
– Ах ты бедненький! – вставляет Хезер, и в ее тоне звучит беззлобная насмешка. – Весь гребаный Мир Теней хочет послушать твой концерт, Хадсон. Они так тебя любят, что воздвигли в твою честь статуи и переименовали целый город. На что ты вообще можешь жаловаться?
– А что, если они не придут? – бормочет Хадсон так тихо, что я уверена, что только я и расслышала его. И все встает на свои места.
– Так вот что тебя беспокоит? – спрашиваю я. – Что никто не придет, чтобы послушать, как ты поешь?
– Я не певец, Грейс. С какой стати людям вообще платить деньги, чтобы услышать, как я пою?
– О, дорогой. – Я сжимаю его ладонь обеими руками. – Они обязательно придут.
– Ты не можешь знать этого наверняка.
– О, я уверена, что так и будет. – Я касаюсь пальцем его подбородка и поворачиваю его голову к окну, чтобы он смог увидеть то, что чуть раньше показала мне Мэйси. Весь тротуар перед гостиницей Нияза заполнен девочками-подростками, прижимающимися к стеклу и одетыми в разномастные футболки и курточки с надписями «Я <3 Хадсона Вегу». Такие же надписи красуются на их вязаных резинках для волос и на их сережках.
– Они повалят на твой концерт валом, – заверяю я его. – Думаю, проблема будет только с тем, как смягчить разочарование тех, кому не достанется билетов.
Джексон фыркает.
– Ну еще бы, они ведь не знают, что будут полтора часа слушать перепев песен винтажной группы British Invasion.
Мое раздражение от его подколок достигает накала, и я поворачиваюсь к нему с таким выражением, что затыкаются все за столом – даже он сам.
– Знаешь что? Думаю, я наконец поняла, какой вклад в это дело можешь внести ты. Ты столько всего наговорил о Хадсоне и об этом концерте, что так и быть – это будет не сольное выступление, а дуэт. Музыкальные группы из братьев имеют бешеный успех.
– Что? – Голос Джексона вдруг стал таким высоким, что сейчас его могут слышать только сверхъестественные существа и собаки. – Ну нет. Ни за что. Я не стану этого делать.
– Станешь как миленький. – Я тычу пальцем ему в лицо. – По-моему, название «Братья Вега» звучит отпадно, разве нет?
– Это бред! Я даже не умею петь…
– Умеешь, и еще как, – поправляет его Флинт. – У тебя прекрасный голос.
Джексон вперяет в него испепеляющий взгляд.
– Давай, Джексон, – не унимаюсь я. – Разве теперь не твоя очередь сделать что-то для нашей команды, брат?
– Я уверен, что сделал достаточно, если учесть, что я последний член Ордена, который все еще в игре, – огрызается он таким презрительным и высокомерным тоном, что Флинт отшатывается, как будто кто-то ударил его.
– Да, ты многое потерял, – говорю я, встав, чтобы подойти к той половине стола, за которой сидит он. – Но оглянись по сторонам. Каждый из сидящих за этим столом что-то потерял, кроме разве что Хезер. Но в этом деле она здесь, с нами, так что просто дай ей время. Флинт потерял ногу. Хадсон потерял девушку, которую любил несколько лет, когда ее у него забрал его брат, и едва не утратил рассудок, когда ему пришлось применить свой дар, защищая замороженный во времени Двор горгулий. Иден потеряла семью. Мэйси потеряла бойфренда и обнаружила, что отец лгал ей почти всю ее жизнь. Мы все потеряли кого-то или что-то, но мы все равно находимся здесь и стоим плечом к плечу. Мы все равно сражаемся, чтобы ты не стал последним членом Ордена. Так что перестань жалеть себя, не изводи своего брата и принимайся за работу. Или катись отсюда на все четыре стороны.
За столом воцаряется молчание, все уставляются на меня с таким видом, будто не верят своим ушам, и, если честно, я и сама не могу поверить, что сказала такое.
Обычно я не набрасываюсь на людей – особенно если речь идет о Джексоне, которого я обожаю, – но на этот раз он точно это заслужил. Мы все страдали. Нам всем было больно. И если у него с Флинтом сейчас сложности, это не дает ему права вымещать свою неудовлетворенность на нас.
Однако мы не можем сидеть здесь, глядя друг на друга, вечно, поэтому я прочищаю горло и пытаюсь придумать, как сдвинуть дело с мертвой точки.
Но прежде чем я успеваю найти решение, Джексон тоже прочищает горло и говорит:
– Ладно, но отпадным братом Вега буду я. А роль яйцеголового и немодного пусть играет он.
– Что ж, ты у нас «услада для взора», – цитирую я выражение того организатора концертов и сжимаю руку Джексона, благодаря его за помощь.
Когда Хадсон чуть слышно бормочет: «Надеюсь, его шевелюра не затмит мою», – все хохочут. И сразу же создается ощущение, что мы снова вышли на верную дорогу. Пусть она неровна, пусть вся изрыта ухабами, но мы стоим на ней твердо.
Что ж, пока что надо быть благодарными и за это.
Нам необходим этот момент непринужденной веселости и уверенности в своих силах. Ощущение того, что мы сможем сделать все, если будем делать это вместе.
Потому что есть одна вещь, о которой никто из нас пока не готов даже задуматься, – мы собираемся выманить из клетки голодную тигрицу, используя в качестве наживки сочный кусок мяса… Захочет ли она поболтать с нами прежде, чем набросится и перегрызет нам горла?
Глава 60Мечты сделаны из таких, как мы
Через несколько минут наша встреча с Ниязом заканчивается, и мы расходимся по своим комнатам. Как только мы с Хадсоном открываем дверь, к нам бросается Дымка и, врезавшись в Хадсона, взбирается по его ноге и устраивается на груди.
Я ожидаю, что она будет корить его за то, что его так долго не было, но вместо этого она просто щебечет, тараторит что-то, чего я не понимаю. Хадсон, разумеется, кивает и улыбается, как будто понимает каждое слово, затем она выводит что-то вроде фиоритуры, отчего они оба ухмыляются.
Затем она похлопывает ладошками его щеки и, спрыгнув на пол, выбегает за дверь.
– Может, нам стоит пойти за ней? – спрашиваю я. – Она еще слишком мала, чтобы разгуливать по незнакомому городу в одиночку.
– Она в порядке, – заверяет меня Хадсон. – Она просто поест и немного погуляет. И через пару часов вернется.
Я удивленно уставляюсь на него.
– Ты же не мог сделать такой вывод из ее щебета. Ты же не говоришь на языке умбр… или как там это называется.
– Да, я на нем не говорю, – подтверждает он. – Но я очень хорошо научился различать, какие именно звуки она издает в то или иное время. Включая те, которые означают, что ей хочется есть.
Я хочу спросить его, что это за звуки, но затем решаю, что сейчас у него, наверное, нет желания изображать звуки маленькой умбры. А у меня нет желания их слышать. Тем более мне так хочется спать, будто от этого зависит моя жизнь.
– Я приму душ, – говорю я. – Ты не мог бы заказать еды в номер, пока кухня работает? Пока мы сидели внизу, я была так взвинчена, что почти ничего не съела.
– Я это заметил. – Он гладит мои кудри. – Что именно ты хотела бы съесть?
– Что-нибудь съедобное, – отвечаю я, потому что сейчас мне подойдет любая пища, чтобы прекратить урчание в животе.