– А нельзя ли поконкретнее? – спрашивает Хезер, тоже налетев на нас. – Чтобы было понятно и простым смертным, а не только богам.
– Значит, ты, Хезер, считаешь меня богом? – прикалывается Флинт.
– Если ты возьмешь меня на буксир и вытянешь отсюда, я буду готова назвать тебя всем чем тебе угодно, – отзывается она.
– Заметано, – бодро соглашается он и тут же выполняет свое обещание, поскольку Хезер вдруг быстро и ощутимо задевает меня, как будто кто-то резко потянул ее.
– Я помогу вам, – говорит Хадсон мне и Мэйси. Он не тащит нас агрессивно, как Флинт тащил Хезер, а держится рядом, пока мы сами плывем в темноте.
Пару минут спустя мы куда-то сворачиваем, и пространство вокруг нас становится чуть светлее. Для меня, маленькой горгульи, здесь все еще царит почти кромешная тьма, но света все же достаточно, чтобы можно было различить вдалеке пологий песчаный берег – и чупакабру, выходящую из воды и отряхивающуюся на песке, как это делают собаки.
– И это все? – спрашивает Флинт. – Немного воды, заплыв, и он считает это та-а-аким опасным? – Он направляется к берегу, не произнеся больше ни слова, и благодаря своим мощным бицепсам плывет быстро, сокращая расстояние с каждым гребком.
Хезер устремляется за ним. Поскольку она всю жизнь состояла в школьной команде по плаванию, в воде она чувствует себя в своей стихии. Что до Иден, то она, не отставая, плывет следом.
– Выпендрежницы, – бормочет Мэйси, и я не могу с ней не согласиться.
Я люблю плавать – и это хорошо, если учесть, что я росла всего в нескольких шагах от Тихого океана, – но одно дело – любить плавать, и совсем другое – уметь плавать быстро. Особенно когда все вокруг выше меня чуть ли не на фут, даже Мэйси
В скором времени она обгоняет меня, но это не страшно. Да, сама я никогда не оставляю их, если они окажутся в непростой ситуации, но что такое заплыв длиной в полмили, если речь идет о близких друзьях… или о том, с кем ты сопряжена?
Джексон и Хадсон договорились плыть наперегонки, и, если верить их заявлениям – хотя я по-прежнему почти ничего не вижу, – они плавают еще быстрее, чем переносятся, и пытаются убедить остальных болеть за одного из них и объявить, кто из них победил. И это, разумеется, значит, что все уже находятся на берегу, если не считать невысокой девушки, которая все еще остается в воде и в этой гребаной темноте.
Ничего, это не страшно. Не страшно, что в моей голове мелькают сцены из фильма «Глубокое синее море». Все это пустяки.
Хотя надо признаться, что после всех предупреждений Поло об опасностях, подстерегающих нас на пути домой, этот опыт не оправдал наших ожиданий. Холодная вода, слишком долгий заплыв… пожалуй, ничто из этого не кажется настолько ужасным, как сулил нам Поло.
Худшее здесь – это темнота, но чем ближе я подплываю к берегу, тем становится светлее. И дело не только в солнце, лучи которого проникают в какое-то отверстие над пологим берегом, но и во множестве светлячков, летающих над водой.
Возможно, я попытаюсь изобразить их на холсте, когда вернусь в Сан-Диего, и передать их цвет. Они имеют чудный оттенок ярко-лилового, оттенок, которого я никогда не видела прежде. Собственно говоря…
– Грейс! – кричит Флинт, подпрыгивая на берегу и размахивая руками.
Я машу в ответ, хотя я погрешила бы против истины, если бы сказала, что не тяну время. Почему бы и нет? Все остальные заняты просушкой одежды, к тому же здесь так красиво. И вообще, так им и надо, если им приходится ждать в мокрой одежде ту, которую они бросили на произвол судьбы.
– Грейс! – вопит Мэйси.
Я начинаю махать в ответ, но сама она не машет, как это делал Флинт. Вместо этого она показывает на что-то позади меня, и на лице ее написан ужас.
Собственно говоря, такой же ужас читается и на лицах всех остальных. В чем дело? Какого черта?
Я перестаю плыть вперед и начинаю крутиться на месте, перебирая руками по-собачьи и пытаясь понять, что их так напугало, но ничего не могу различить, кроме непроглядной тьмы позади и лиловых огоньков впереди. Развернувшись, снова начинаю плыть в сторону берега.
В обычных обстоятельствах я бы, наверное, не очень-то беспокоилась, но я выросла на берегу океана – и, хотя я не ничего не слышу, это очень похоже на призыв сейчас же выйти из воды, как в фильме «Челюсти», – так что я ускоряюсь, а в моем мозгу проносятся образы акул, гигантских кальмаров и лох-несского чудовища. И это еще до того, как Хадсон с разбега бросается в воду – и плывет прямо ко мне.
Теперь мое сердце бьет в мою грудь, как барабан, и я стараюсь втянуть в себя как можно больше воздуха и плыву, плыву. Но мне по-прежнему кажется, что до берега далеко, хотя я понимаю, что до него не может быть больше сотни ярдов.
– Грейс! – истошно кричит Мэйси. – Скорее! Скорее!
В чем же дело?
Я опять говорю себе не оборачиваться и просто плыть вперед, но мне необходимо выяснить, что там сзади.
Поэтому я все же поворачиваюсь еще раз – слыша, как мои друзья орут во все горло. И понимаю, в чем дело.
Эти красивые лиловые светлячки – это вовсе не светлячки.
Это приманки.
Они свисают с хвоста огромной, размером с дом, рыбы-удильщика.
А сама я похожа на маленькую рыбку Дори, на которую эта тварь нацелилась.
Черт. Черт, черт, черт.
Она бросается на меня, и я истошно ору. Слава богу, после минувшего года, когда все и вся старалось прикончить меня, у меня выработались защитные инстинкты, и теперь я не раздумывая ныряю в глубину, пытаясь спастись от этой твари. Проблема состоит только в том, что рыбина высотой в двадцать футов обладает гигантской пастью и я нахожусь в самом центре этой пасти с ее громадными острыми зубами.
Когда она набрасывается на меня в первый раз, я ухитряюсь увернуться, но мне очевидно, что это ненадолго. Во второй раз она подбирается ко мне так близко, что я чувствую, как ее зуб царапает мое бедро. А в третий раз… в третий раз мне явно будет хана.
Есть не так уж много способов спастись от этой гигантской чудовищной рыбы, и я уверена, что уже исчерпала их все. И я делаю то единственное, что могу придумать, – перестаю пытаться отплыть от этой твари и вместо этого быстро плыву прямо в ее пасть.
Я почти не слышу отчаянных криков моих друзей, стоящих на берегу, потому что все мое внимание сосредоточено на этой твари. Надо успеть, надо успеть, думаю я, увидев ее морду совсем близко.
Различив белки ее глаз, я в последнюю минуту уворачиваюсь от ее разинутой пасти, и она захлопывается с тошнотворным треском. Я ударяю рыбину в щеку обеими ногами, бью что есть сил – пытаясь оттолкнуться от нее как можно дальше. Это не пугает ее – но помогает мне выпрыгнуть из воды где-то на три фута.
Только это мне и было нужно.
Я хватаюсь за платиновую нить и, оставаясь в воздухе, перехожу в ипостась горгульи. Почувствовав за спиной крылья, я взлетаю – как раз вовремя, чтобы избежать следующей попытки удильщика вонзить в меня зубы.
Но это удается мне с трудом, и я подтягиваю колени к груди, стараясь увернуться от жутких зубов. Один из них все же задевает меня – от бедра до лодыжки, однако я не даю себе труда осмотреть рану. Вместо этого я мчусь к берегу, пока рыба преследует меня.
Пока не останавливается.
Я собираюсь сделать глубокий вдох, чтобы успокоиться, когда до меня доходит, что мои друзья продолжают все так же вопить, как будто от этого зависит чья-то жизнь. Но если речь идет не обо мне, то…
У меня сжимается горло, когда я делаю разворот с креном вправо и вижу Хадсона, быстро плывущего в сторону этой гигантской разъяренной рыбы. И хотя Хадсон проворен, я не уверена, что он проворнее, чем эта чертова сверхъестественная рыба.
Я не колеблясь складываю крылья и пикирую к нему. Уже через несколько секунд я вцепляюсь в его рубашку, расправляю крылья и, подгоняемая адреналином, выхватываю его из воды. И лечу к берегу.
Но моей силы горгульи, даже несмотря на прилив адреналина, все же недостаточно, чтобы нести его долго, и, как только мы долетаем до берега, он выскальзывает из моей хватки и солдатиком падает на Флинта, который тут же начинает ругаться.
Они оба катятся по песку, а я совершаю жесткую посадку, воспользовавшись для этого первым же открытым участком.
Когда я перекатываюсь на спину, чувствуя, как из пореза на ноге хлещет кровь, Поло склоняется надо мной и говорит:
– Я же предупреждал, что эти твари могут вас проглотить.
Глава 77Разрушители Парфенона
– Я немного полежу, – говорю я, ни к кому не обращаясь и чувствуя, что легкие горят почти так же, как порез на ноге. И вдавливаю каменную задницу поглубже в прохладный песок, чтобы он унял боль.
Хадсон немедля переносится ко мне и опускается рядом со мной на колени. Когда его взгляд падает на кровь, растекающуюся вокруг моей ноги, у него делается такой вид, будто он вот-вот лишится чувств.
– Я никогда не перестану напоминать тебе об этом, если ты вырубишься от вида крови, – хриплю я, тяжело дыша.
– Ха! Вампир, падающий в обморок от вида крови, – фыркает Джексон – но затем резко поворачивается к Флинту, и видно, что теперь ему не до шуток.
Флинт задирает свою футболку и бормочет:
– По-моему, меня порезала пряжка твоего ремня.
Я поворачиваю голову и вижу, что на животе Флинта краснеет огромный порез – и что Джексон вмиг переносится к нему, побледнев так, будто ему тоже грозит обморок.
– Вампиры такие слабаки, – замечает Иден и картинно закатывает глаза, глядя на Хезер и Мэйси, после чего все смеются.
Дрожащей рукой Хадсон берет мою ладонь, и я, нежно глядя на него, шепчу:
– Со мной все будет в порядке, малыш. Я тебе обещаю.
Он кивает, сморгнув слезы, но не решается ничего сказать, видимо опасаясь, что у него дрогнет голос. Только кивает еще раз и сжимает мою руку.
В обычных обстоятельствах я бы просто полежала здесь минуту и дождалась бы, когда магия земли залечит рану на моем каменном теле – потому что, упав на песок, я сразу же почувствовала, что ко мне вернулась моя магическая сила – похоже, мы уже выбрались из Мира Теней, – но я вижу, что Хадсон готов вот-вот психануть. Я не хочу, чтобы он нервничал из-за моего здоровья, а я – из-за его здоровья, поэтому я переворачиваюсь так, чтобы порез на моей ноге соприкасался с песком, накрываю ладонью его щеку и потираю его подбородок.