– Медуза была очаровательной женщиной. Она ничем не заслужила такой репутации, – говорит Куратор. – В отличие от репутации Клиассандры.
– Да уж, – бормочет Хезер.
Джексон досадливо качает головой.
– Согласен, Королева Теней определенно заслужила свою репутацию.
Иден протягивает руку к одному из маффинов Флинта, он смотрит на нее волком – и вместо одного маффина она берет два.
– У этой женщины явно проблемы, и еще какие.
– У всех у нас есть проблемы. Просто не все выплескивают их на других, – тихо говорю я.
Я перевожу взгляд на Хадсона, чтобы посмотреть, что он думает об этом разговоре, но он опять, хмуря брови, уставился в свой телефон, читая какое-то сообщение. Да, хорошо, что мы вернулись в наш мир, но отсутствие в Мире Теней сотовой связи имело и свои плюсы. По крайней мере, там я могла сделать вид – хотя бы ненадолго, – что у Хадсона нет всех этих проблем, связанных с Двором Вампиров, о которых он мне не рассказывает.
– Значит, вы заключили сделку с Клиассандрой, да? Немного Небесной Росы взамен на противоядие от теневого яда. Это интересный обмен, но вам не кажется, что вы играете с огнем? – Она делает еще один глоток своей «Мимозы». – Кстати, помнится, так называлась одна довольно неплохая песня Rolling Stones. Кажется, она вышла в 1965 году.
– У нас нет другого способа спасти Мекая, – отвечает Хадсон, подняв взгляд от экрана. – Но, может, у вас есть предложение получше?
Это искренний вопрос, но в его ожидающем ответа взгляде читается настороженность – такая же, как у нее.
Они смотрят друг другу в глаза, и я не знаю, что это – некое странное соперничество по определению крутости или же она пытается понять, что происходит в его голове. Но когда он не отводит взгляд, это ее, похоже, впечатляет.
Впрочем, Хадсон и правда производит сильное впечатление – и я считаю так не только потому, что мы сопряжены.
– Ты нисколько не похож на предыдущего короля вампиров, – наконец говорит она.
– Спасибо богу и за малые радости, – отвечает он с ухмылкой.
Она тоже ухмыляется.
– Радости вообще редко бывают какими-то иными.
– Я не король вампиров. – Он кивком указывает на меня. – Я король горгулий.
– В самом деле? – Но, говоря это, она смотрит не на него, а на меня.
От этого риторического вопроса божества мне начинает казаться, что кусок яблока, который я только что откусила, имеет вкус картона. Особенно потому, что этот же вопрос вертится в моей голове с тех самых пор, как я поговорила с дедушкой и бабушкой.
Может, мне не стоило брать Корону, не стоило становиться королевой горгулий и главой Круга? Может быть, нашему миру – и нашим народам – было бы лучше, если бы мы взошли на трон вампиров?
Мне не по себе, пока я жду, чтобы Хадсон ответил ей, но он молчит, и мне становится еще более неуютно.
– Древо Горечи и Сладости никогда не оказывается в одном месте дважды, – говорит Куратор, прервав неловкое молчание. – Как только кому-то удается отыскать его, оно перемещается.
– А когда это произошло в прошлый раз? – спрашиваю я.
Она отвечает сразу:
– В 1966 году. Тогда же, когда вышла песня Фрэнка Синатры Yes, Sir, That’s My Baby. Ты слышала ее?
Говоря это, она смотрит прямо на меня – и я уверена, что это потому, что она знает ответ.
– Когда я была маленькой, отец часто пел мне ее припев.
Хадсон отрывает взгляд от телефона, и видно, что он удивлен. Выходит, он каким-то образом пропустил это воспоминание, когда находился в моей голове. Я не понимаю, как это могло произойти, – ведь мой отец очень часто пел мне эту песню. Но Куратор, видимо, удовлетворена, поскольку она картинно допивает свою «Мимозу» и энергичным жестом ставит опустевший бокал на стол. Затем сообщает:
– В настоящее время Древо Горечи и Сладости находится в Южной Америке.
– В Южной Америке? – повторяет Флинт. – То есть под Северной Америкой?
– Вообще-то Южная Америка всегда находилась именно в этом месте, – замечает Хезер
– Я просто хочу сказать, что по сравнению с этим путешествием Жюль Верн просто отдыхает. – Когда Джексон поворачивается к нему, явно удивленный, Флинт гримасничает. – Что? Ведь Грейс не единственная, кто умеет читать.
Куратор отодвигает свой стул от стола и встает.
– А теперь, если все закончили свой завтрак, я провожу вас в ваши комнаты.
– В наши комнаты? – в замешательстве спрашиваю я. – Но мы не планировали здесь оставаться. Мы не хотим быть тебе обузой…
– Для меня это не обуза. – Она улыбается. – Я люблю компанию.
– Ну… – Я обвожу остальных взглядом в поисках помощи, но они все избегают смотреть на меня.
За исключением Хадсона, который говорит:
– Мы не уверены, что у нас есть время. Мекай очень слаб…
– Да, но вообще-то Южная Америка очень велика. И если вы хотите узнать более точное местоположение Древа Горечи и Сладости, то согласитесь остаться. Я целую вечность ждала этого дня. – И с этими словами она поворачивается и выходит из комнаты.
Глава 81Влюблена в вампира
– Что, черт возьми, все это значит? – бормочет Флинт, обращаясь ко всем и ни к кому конкретно.
Мэйси пожимает плечами и, встав из-за стола, следует за Куратором.
– Возможно, среди богов, с которыми нам доводилось иметь дело, она самая классная, но она все-таки божество.
– Это точно, – соглашается Хадсон, почесывая грудь.
Хезер растерянно смотрит на них.
– Что вы имеете в виду?
– Что боги любят, чтобы все было так, как они хотят, и никак иначе, – отвечаю я, когда мы вслед за Мэйси выходим и комнаты в холл, стены которого увешаны афишами мюзиклов. Всех мюзиклов – от «Гамильтона» и «Чумовых ботов» до состоящих только из надписей афиш «Эльфов» и «Черного горбуна», которые показывали в XIX веке.
Хадсон останавливается перед афишей «Хейдстауна».
– И у каждого из них свои планы.
Я думаю о шахматной партии, которую моя бабушка готовила почти тысячу лет – в ущерб множеству близких мне людей и мне самой.
– Да уж.
– Да ладно, что такого уж плохого может произойти? – спрашивает Иден, и мы все ахаем.
– Ты сглазила нас, – говорит Мэйси и делает в воздухе несколько пассов руками, словно для того, чтобы очистить пространство.
Все остальные просто молчат, следуя за Куратором по коридорам ее круглого дома и затем вверх по лестнице на два пролета.
– Вы были на всех этих мюзиклах? – спрашиваю я, поскольку здесь тоже развешаны афиши.
Она смотрит на меня поверх своих очков.
– Я протоколирую историю, Грейс, а не проживаю ее.
Она говорит это буднично, но это все равно одна из самых печальных вещей, которые я когда-либо слышала.
– Значит, вы никогда не видели ни один из них? – спрашиваю я.
– Я видела их все, – отвечает она. – Но ты спросила меня, была ли я на них, а это совсем другой вопрос.
Этот ответ вызывает у меня недоумение.
– Но как вы могли видеть их, если не ходили на них?
– А как я, по-твоему, протоколирую историю во всем мире? – спрашивает она, подняв брови. – Я же не могу находиться везде одновременно.
– Вы протоколируете историю? – В голосе Мэйси звучит такой же живой интерес, как тот, который испытываю по этому поводу я сама. – Каким образом?
– А кто протоколировал историю в последний час, который вы провели с нами? – спрашивает Хадсон. – И что, если какое-то важное событие произошло, пока вы готовили завтрак?
– Каждый день сюда на несколько часов заходит одна из муз, чтобы я могла поспать, принять душ или – время от времени – даже принять гостей.
– Несколько часов каждый день? – повторяет Хадсон. – И больше вы никогда не отдыхаете?
– Ход истории не останавливается ни для кого из женщин, – следует странный ответ.
Мы делаем последний поворот и заходим в широкий коридор с несколькими дверьми по обеим сторонам.
– На этом этаже двенадцать спален, так что вы можете выбрать любые из них, – говорит она, широко взмахнув рукой. – И вы, разумеется, можете исследовать сад и остальную часть первого этажа. Здесь есть бассейн, спортивные площадки, несколько картинных галерей. Я прошу вас об одном – не заходите на второй этаж, поскольку там мои личные апартаменты. И да, для тех из вас, кому это нужно, в конце этого коридора есть прачечная.
Продолжая приветливо улыбаться, но со сталью во взгляде, она поворачивается и идет обратно к лестнице, но через пару шагов останавливается.
– Чуть не забыла. Обед будет подан в два часа на веранде первого этажа.
– В два часа? – повторяю я. – Но нам надо…
Я замолкаю, потому что ее уже нет. Нет, она не спускается по лестнице, а просто исчезает.
Хезер вскрикивает и ошеломленно округляет глаза. Но мы, остальные, относимся к этому спокойно. Куратор как-никак богиня, а в отношении богов законы физики действуют иначе.
Следующие несколько минут мы проводим осматривая третий этаж. Хадсон выходит на балкон, чтобы ответить на звонок от кого-то из обитателей Двора Вампиров, так что комнату я выбираю сама. Я отдаю ей предпочтение, потому что она оформлена в стиле «Терминатора», а прошло всего несколько дней с тех пор, как Хадсон процитировал мне самую старомодную – и самую романтическую – реплику из этого фильма.
В нашей паре он не единственный романтик.
Я соврала бы, если бы сказала, что меня не влекла комната в стиле «Апокалипсис сегодня», но после всего, что произошло за последние двадцать четыре часа, я решила, что не стоит попусту волноваться. Особенно теперь, когда мы наконец подошли так близко к тому, чтобы спасти Мекая.
Хадсон все еще разговаривает по телефону, ходя по балкону. Может, выйти и спросить его, как там дела? Но на его лице написаны раздражение и досада. А поскольку не имеет смысла пытаться говорить с ним об этом – как-никак я обещала, что дам ему разобраться и решить все самому, – я отправляю ему сообщение о том, какую комнату я выбрала, после чего отношу нашу грязную одежду в прачечную и начинаю загружать ее в стиральную машину.