Мой телефон гудит, и я вижу, что мне пришло сообщение от Реми.
РЕМИ: Я буду там.
Я набираю ответ.
Я: Где? Когда? О чем ты?
Он отвечает сразу, прислав мне эмодзи с поднятым большим пальцем и написав: «Когда я буду нужен тебе больше всего, ma chère».
Это одна из многих причин, по которым я питаю слабость к Реми. Он всегда, всегда выручает нас.
Я понимаю, почему он предпочитает выражаться туманно. Когда-то в расположении Двора Ведьм и Ведьмаков он объяснил мне, что будущее всегда может измениться. И чем меньше он способен влиять на него, тем лучше может его видеть – и прийти мне на помощь, когда я буду нуждаться в этом больше всего.
Я тоже посылаю ему эмодзи с поднятым большим пальцем, затем спускаюсь в сад. Если нам придется потерять здесь несколько часов, я могу воспользоваться ими, чтобы удовлетворить любопытство по поводу остальных муз – и всего прочего, что происходит в саду Куратора.
Это верное решение – потому что Каллиопа одета как слэм-поэтесса, выступающая на сцене, склонившись над микрофоном. Мешковатые брюки, короткий топик, бейсболка, надетая козырьком назад, и блокнот в руке. Мельпомена [13] одета как Призрак в мюзикле «Призрак Оперы», а Эрато [14] с волосами, собранными в неаккуратный узел, сидит за ноутбуком и, судя по словам на экране, пишет любовный роман.
Возможно, эта богиня так же капризна, как и все прочие божества, с которыми я встречалась, но она точно намного более классная.
Я трачу несколько минут на поиски Клио [15] – еще одной любимой музы, которая, как мне казалось, должна занимать здесь почетное место, – но ее нигде не видно.
Взглянув на телефон в поисках сообщений от Хадсона – но нет, он ничего мне не написал, что нисколько меня не удивляет, – я поворачиваю, чтобы осмотреть остальную часть сада. И снова нахожу его потрясным.
То, что Куратор ухитрилась спрятать это у всех на виду среди руин Серапеума, нереально круто. А то, что это пришло ей в голову, вообще отпад.
Помимо цветов и деревьев – они собраны со всего света, но каким-то образом все равно отлично чувствуют себя здесь, в одном из самых жарких климатов на нашей планете, – в саду полно и других необычных сюрпризов.
Расписные птичьи клетки, полные цветов.
Дорожки, мощенные разноцветными драгоценными камнями.
Причудливые купальни для птиц, привлекающие к себе пернатых разных видов, в том числе и тех, которые мне незнакомы.
Затейливые ветроловки в форме фантастических существ.
И множество произведений искусства – стена с египетскими иероглифами, древнеримские статуи, скульптуры из цветного стекла посреди пруда с декоративными карпами. Куда ни глянь, везде что-то удивительное.
Проходя под арками, следующими одна за другой и увитыми цветами, я не могу не думать, что Хадсон был бы в восторге от этого места. И не только из-за собранных здесь произведений искусства, но и из-за ощущения абсурда. Он бы наверняка оценил троицу ярко раскрашенных лягушек, выглядывающих из-под цветущего куста, или песню ветра в ветроловках.
Возможно, если у нас будет время, я смогу привести его сюда и посмотреть, что из этого понравится ему больше всего.
А пока мне надо подняться обратно на наш этаж и перегрузить нашу выстиранную одежду из стиральной машины в сушилку. Наверняка наши друзья хотят воспользоваться прачечной не меньше, чем Хадсон и я.
Но, снова проходя под арками, увитыми цветами, я не могу не заметить статую, изображающую музу истории – она сидит перед стеклянным глобусом, окрашенным в радужные тона, и пишет в гигантском гроссбухе. Я останавливаюсь и смотрю на нее, потому что я только что проходила тут. И хотя я заметила этот глобус – и даже подошла к нему, чтобы посмотреть на свое отражение в нем, – я не заметила рядом с ним статую Клио.
Она должна была находиться здесь – ведь статуи не могут сами по себе двигаться с места на место, – но я каким-то образом не заметила ее. Надо думать, все дело в том, что я была слишком занята мыслями о Хадсоне, Дворе Вампиров и Круге.
Несколько минут спустя, снова проходя мимо пруда с декоративными карпами, я вижу Флинта. Он сидит на каменном бортике, окружающем пруд, и так сосредоточенно смотрит на воду, будто ожидает, что она откроет ему тайны Вселенной.
А может, он просто глядит на свое отражение.
В любом случае он выглядит как человек, которому нужен друг.
– Что ты тут делаешь? – спрашиваю я, подойдя к нему. – Со стороны ты похож на Нарцисса.
– Ну нет, я не влюблен в свое отражение, – фыркает он. – Хотя если бы это было так, то мне, возможно, было бы легче.
– Легче? – Я удивленно поднимаю брови.
– Да ладно тебе, Грейс. Ты все понимаешь. – В улыбке Флинта сквозит печаль. – Тебе ли не знать, каково это – любить.
– Ты говоришь так, будто это плохо.
Он пожимает плечами.
– Ну не знаю.
– Не знаешь? – Я настораживаюсь. – Что ты имеешь в виду?
– А то, что ты тоже одна в этом чертовом саду. – Он отодвигается и хлопает ладонью по каменному бортику рядом с собой. – Присядь и расскажи об этом дяде Флинту.
– Это так очевидно? – Я смеюсь, но потом вздыхаю.
– Я влюблен с четырнадцати лет. – Он качает головой. – И со временем не становится легче.
– Совсем? – Его слова приводят меня в ужас.
– Совсем. – Не глядя на меня, он спрашивает: – Ты знала, что Джексон собирается согласиться взойти на трон вампиров?
– Да, – со вздохом отвечаю я. – Хотя я не уверена, что он это сделает, – и считаю, что он однозначно не должен этого делать.
Он встречается со мной взглядом.
– В самом деле? Но мне казалось…
– Что? – перебиваю его я. – Что Хадсон или я хотим, чтобы Джексон пожертвовал своим счастьем ради Двора, которому всегда было плевать на него?
Флинт опять уставляется на воду, и мы томительно долго сидим и молчим, слушая жалобное пение птиц.
Наконец Флинт тихо говорит:
– Знаешь, в чем заключается настоящая проблема, когда ты любишь одного из братьев Вега?
– В том, что они всегда считают, что они правы? – Я вопросительно выгибаю одну бровь.
Флинт фыркает, но качает головой.
– Да, это тоже головняк – тут я с тобой согласен. Но это еще не худшее.
– Боже, значит, речь идет об их одержимости волосами. – Я игриво тыкаю его локтем. – Ну что, я попала в точку?
На сей раз он уже не фыркает, а смеется во все горло.
– Им надо поставить в ванную кровать, если учесть, сколько времени они проводят перед зеркалом…
Он поворачивается ко мне, чтобы эту шутку закончила я, что я делаю с удовольствием:
– А ведь вампиры даже не отражаются в зеркалах!
Мы оба хохочем, и я рада, что сейчас мой старый друг стал прежним, тем, кто любил приколы. Чувство юмора – это одна из тех вещей, которые я люблю во Флинте больше всего. Одна из тех вещей, которые Сайрус и этот мир мало-помалу забирают у него, так что его плечи уныло опускаются.
Он бросает в пруд камешек, тот с плеском врезается в воду и погружается на дно.
– Когда ты любишь одного из братьев Вега, то худшее в этом – это то, что, по их мнению, только они имеют право приносить жертвы.
Он поднимает голову, и я вижу, что его янтарные глаза блестят от непролитых слез.
– Я только надеюсь, что это не разрушит тебя, как это разрушает меня.
Глава 82Лучше держать рот на замке
Когда Флинт уходит, я не удерживаю его. Мне тошно оттого, что он так удручен, и еще более тошно оттого, что я не знаю, что сказать, чтобы ему помочь.
С другой стороны, в этой ситуации Джексон должен сделать первый шаг и поговорить с ним. И Хадсон тоже. Что бы ни происходило при Дворе Вампиров, о чем бы ни говорилось во всех этих сообщениях, мы с ним либо партнеры, либо нет. Все просто. Я не прошу его проработать свою психологическую травму или вывернуть передо мной душу – я хочу только, чтобы он сообщил мне факты, имеющие отношение не только к нашим с ним отношениям, но и к его Двору, моему Двору и всему миру сверхъестественных существ.
С этой мыслью я прихожу обратно в нашу комнату – и обнаруживаю, что Хадсона нигде нет.
Я начинаю писать ему – не может же он вечно вести переговоры с Двором Вампиров? – но прежде, чем я успеваю нажать на кнопку «Отправить», он входит в комнату, неся в руках огромную кипу выстиранной одежды.
– Ты вернулась, – говорит он с улыбкой.
– А ты выстирал и высушил наши вещи. – Вообще-то это звучит немного абсурдно после всего того, о чем я думала, но у меня вырываются именно эти слова. Вероятно, потому, что я предполагала, что он будет настолько занят мыслями о вампирах, что даже не заметит, что я начала стирать наши вещи.
Но мне следовало об этом подумать. Когда дело касается меня, Хадсон подмечает все.
– По-моему, это плод наших совместных усилий, – говорит он и, выложив стопку выстиранной одежды на кровать, обнимает меня. – Ты сделала первую половину этого дела, а я просто занялся второй. Как прошла твоя прогулка?
– Она была поучительной.
Он вскидывает бровь.
– Интересный ответ. Ты не хочешь просветить меня насчет его значения?
– Вообще-то да, хочу. – Но прежде, чем я успеваю что-то сказать, срабатывает и начинает звенеть напоминание, которое я поставила. Я вздыхаю. – Но с этим придется подождать. У нас есть пять минут, чтобы добраться до веранды. Что-то подсказывает мне, что Куратор не терпит, когда кто-то опаздывает.
И, схватив Хадсона за руку, я тяну его к двери.
Однако он не сдвигается с места.
– В чем дело? – спрашиваю я.
– По-моему, это я должен спросить тебя, в чем дело. – Она смотрит мне в глаза. – О чем ты хотела поговорить?
Я хочу сказать ему, что это пустяки, но ведь это неправда. А мы с Хадсоном не лжем друг другу даже в мелочах. Я и так слишком много лга