Я не знаю, чего я ожидала, но только не того, что нас встретит стандартная гостиная – бледно-розовые стены, кремовый диван, журнальный столик и приставной столик из светлого дерева. Старинные книги в шкафах у одной из стен. И несколько безделушек, стоящих там и сям.
– Значит, здесь Куратор и проводит большую часть времени? – скептически спрашиваю я.
– Нет, – отвечает Куратор – один из книжных шкафов двигается, встает торцом к нам, и в образовавшемся проеме я вижу ее. – Я провожу все свое время вот здесь. Хотя я не могу не спросить, что вы делаете в моих личных покоях, притом после того, как я дала вам очень четкие указания не приходить сюда.
И вид у нее при этом такой, что мне ясно – будет лучше, если наш ответ прозвучит убедительно.
Глава 84Не откладывай на завтра то, что можно сделать сегодня
– Мы постучали, – говорит Мэйси.
Куратор поднимает бровь.
– И что, если кто-то не отвечает на ваш стук, то ваша стандартная реакция – это все равно войти в дом?
– Простите, – вставляю я, пораженная ее грозным взглядом и резким тоном. – Но нам правда необходимо поговорить с вами о Древе Горечи и Сладости.
Взгляд ее космических глаз перемещается на меня.
– Я понимаю, что вы беспокоитесь из-за вашего друга. Я вижу, что его дела плохи, но у него еще есть время, а у меня его нет. Пожалуйста, закройте дверь с той стороны.
И с этими словами она, величаво повернувшись, возвращается в свое святилище, а книжный шкаф снова становится на свое место.
– Похоже, с этим мы облажались, – говорит мне Мэйси и тяжело вздыхает. – И что же нам теперь делать? Просто ждать, когда она выйдет?
– Думаю, да, – отвечаю я, но, говоря это, иду к шкафу. – Это ведь похоже на дверь в твой тайный проход в Кэтмире, не так ли? Так что эта дверь-шкаф тоже должна открываться с обеих сторон. Наверняка есть какой-то способ.
– Ты же не собираешься проникнуть туда? Ты же это не всерьез, да? – спрашивает Мэйси, округлив глаза. – У нее же был такой вид, будто она вот-вот сокрушит нас.
– Боги не сокрушают полубожеств, – заверяю ее я, небрежно махнув рукой. Я понятия не имею, так ли это, но предпочитаю верить, что так.
– А как насчет ведьм? Или обыкновенных людей? Их они сокрушают? – парирует Хезер. – Ты что, шутишь? Мы же не все здесь полубожества.
– Да, это аргумент. – Однако я все равно не могу удержаться и начинаю снимать книги с полок одну за другой, просто чтобы посмотреть, не откроется ли эта дверь-шкаф опять. Но она не открывается.
– Эй! – Хезер машет рукой у меня перед лицом. – Разве ты только что не сказала, что я привела убедительный аргумент по поводу того, что она может нас сокрушить?
– Да, сказала. – Я берусь за ярко-розовый подарочный фотоальбом, посвященный рок-группам, и наклоняю его в свою сторону. Ничего не происходит.
– Тогда почему ты продолжаешь свои попытки открыть эту чертову дверь? – раздраженно спрашивает она.
Я вынимаю еще одну книгу, на сей раз посвященную текстам песен The Beatles.
– Потому что у нас нет времени, – отвечает Мэйси, и этим действительно все сказано. Они переглядываются и тоже начинают снимать книги с полок.
Закончив с тремя верхними полками, я опускаюсь на корточки и начинаю снимать книги с трех нижних. Наверняка есть способ проникнуть в эту чертову комнату, и я полна решимости отыскать его.
– Мы могли бы попросить Хадсона обратить эти книжные полки в пыль, – предлагает Мэйси. – Хотя это, несомненно, привело бы к сокрушению кого-то из нас.
– А что, если она и впрямь занята какими-то божественными делами? – спрашивает Хезер, но при этом не перестает вынимать книгу за книгой. – Ведь мы даже не знаем, чем она занимается. Возможно, что как раз сейчас она спасает какую-то деревню от проснувшегося вулкана.
В это мгновение дверь отворяется снова, и я мысленно издаю торжествующий крик. Должно быть, я все-таки нашла книгу, которая и открыла замок, думаю я, – но тут вижу Куратора, стоящую в проеме и гневно глядящую на меня.
– Да, Грейс. Возможно, она и впрямь занята, – говорит она очень раздраженным тоном.
– Я знаю, что вы заняты. Я уверена, что то, чем вы занимаетесь, что бы это ни было, требует большого количества времени…
– Требует большого количества времени? – повторяет она, вскинув брови. – Так ты это называешь? Сколько людей живет на земле, Грейс?
– По-моему, почти восемь миллиардов.
– Вообще-то теперь их уже больше восьми миллиардов. На этой планете живет более восьми миллиардов человек, и мне приходится наблюдать за каждым из них и решать, что важно, а что нет. Так что да, Грейс, я немного занята.
– Вы наблюдаете за всеми нами? Все время? – спрашивает Мэйси, и в голосе ее слышатся одновременно восхищение и ужас.
– All the Time [16] – это песня Барри Мэнилоу, 1976 год, – говорит она, и в ее голосе больше не звучит злость, там есть только усталость. – Но да, я делаю эту работу почти все время – настолько близко к понятию «все время», насколько это возможно.
Это кажется мне невозможным – и невероятно горестным и тяжелым.
И, честно говоря, немного назойливым. У меня округляются глаза. Наблюдала ли она сегодня утром после душа, когда я решала, какие трусики мне надеть: с лиловыми сердечками или с маленькими кроликами?
– Что же вы за божество? – спрашивает Хезер, подняв брови. – Потому что, если честно, мне не по себе от мысли, что вы наблюдали за мной, когда сегодня утром я принимала душ.
Куратор, прищурившись, уставляется на Хезер, и я слегка придвигаюсь к моей лучшей подруге.
– Я не наблюдала за тем, как ты принимала душ сегодня утром или вообще когда-либо. – Она вздергивает подбородок и выпрямляет спину, чтобы казаться выше, хотя рост у нее остается таким же, как у меня. – Да будет тебе известно, что я Богиня Истории, и моя обязанность состоит в протоколировании исторических событий – к которым твой душ не относится.
Я сразу же вспоминаю, как несколько последних дней принимала душ – и как в этом нередко участвовал Хадсон, – и мои глаза округляются еще больше.
Она переводит на меня взгляд и без всяких эмоций добавляет:
– Как и за тем, как принимала душ ты. – Затем качает головой. – У меня и так достаточно работы – ведь я должна наблюдать за важными событиями. Я очень устала – и иногда мне приходится отказываться от наблюдения за более мелкими событиями, хотя мне хочется запротоколировать и их.
– Как вы это делаете? – спрашиваю я. – Я хочу сказать – когда вы спите? Или ходите в туалет.
– И кто наблюдал за миром, когда сегодня утром вы завтракали с нами? – добавляет Мэйси. Надеюсь, что Куратор не замечает укоризненных ноток в ее тоне.
Похоже, она и впрямь их не замечает – или же ей все равно, – потому что она просто вздыхает.
– Я же сказала вам сегодня утром, что каждый день меня на несколько часов заменяет Клио. Она находилась здесь, пока я общалась с вами, но она не сможет заменить меня снова так скоро, так что во время обеда и ужина вам придется обходиться без меня.
– Клио? – переспрашивает Мэйси, и я вижу, что она пытается вспомнить, где она слышала это имя раньше. – Она что, тоже богиня?
– Она муза, – отвечаю я, думая о том, как утром я не могла найти ее статую, пока она вдруг не появилась словно из ниоткуда. Это кажется чем-то совершенно фантастическим и неправдоподобным. Впрочем, в этом мире есть множество вещей, о которых я могла бы это сказать. – Но вы говорите о ком-то реальном или просто о статуе из вашего сада?
Куратор вскидывает бровь.
– Ты правда собираешься говорить со мной об оживающих статуях? Ты?
– Это я превращаюсь в статую, а не наоборот. Это не одно и то же.
Она наклоняет голову.
– Логично. Кстати, так называлась песня Бет Нильсен Чэпмен, вышедшая в 1997 году [17].
Не знаю, стоит мне комментировать это или нет. Она произносит названия песен и даты, когда они были исполнены впервые, как будто участвует в телевизионной викторине, но я не знаю, потому это, что она любит викторины, или потому, что она сама несостоявшаяся музыкантша.
У нее было достаточно времени – целая вечность, – чтобы научиться играть на музыкальном инструменте, по крайней мере если ей не приходилось работать все время. Интересно, думаю я, была ли она на каких-то из концертов, афиши которых висят на стенах, или она просто смотрит их с помощью своего хрустального шара или какого-то еще приспособления, которое использует, чтобы протоколировать историю.
Эта мысль вызывает у меня грусть – вся эта ситуация вызывает у меня грусть, – и я снова, во второй раз за последние две минуты, начинаю думать о том, каким образом мы обе можем получить то, чего хотим.
– И каким же образом Клио оживает? – спрашивает Мэйси, чье внимание все еще приковано к этой мраморной помощнице Куратора. – Если она не горгулья…
– Нет, она не горгулья. Много лет назад один мой друг заколдовал ее, чтобы я могла иногда передохнуть. Но эти чары действуют всего по нескольку часов в день. После того как она в очередной раз превращается в статую, превратиться в человека она может только после того, как солнце один раз сядет и встанет.
– Давайте проясним дело, – говорю я. – По нескольку часов в день статуя, которая не является человеком, решает, какие исторические события будут запротоколированы, а какие нет?
Хезер щелкает пальцами.
– О-о-о… Вы отбираете исторические события.
Куратор закатывает глаза, но продолжает:
– В твоих устах это звучит хуже, чем есть на самом деле.
– Да, это звучит скверно, – говорит Мэйси. – Даже хуже, чем тот факт, что одному человеку поручено протоколировать всю историю мира.
– Не человеку, а божеству. И других охотников заниматься этой работой не видно, – отвечает она, и в ее тоне звучит горечь. – Пару месяцев назад Джикан взял отпуск, Кассия провела в отпуске всю последнюю тысячу лет. А Андрия… – Она фыркает. – Она вообще делает хоть что-то?