Никто не должен так бояться в своем доме – ни за себя, ни за своего ребенка.
Я готовлюсь к худшему – что нас отведут в темницу, если мы не сможем договориться с гвардейцами. Но, должно быть, у них есть приказ искать нас, потому что, едва мы приближаемся к крепости, фиолетовые железные ворота тотчас распахиваются.
И навстречу нам выходит сама Королева Теней.
Она всматривается в наши лица, ища… не знаю чего. Возможно, свою дочь, хотя ей лучше, чем нам, известно, что Лореляй не может преодолеть барьер между мирами. Но думаю, материнская надежда умирает последней.
– Вы вернулись. – Ее голос стал более хриплым, чем прежде, глаза потемнели, а круги под ними стали заметнее. Надо думать, последние несколько дней были для нее такими же непростыми, как и для нас.
Мне не хочется жалеть ее. Ведь это она давным-давно заварила всю эту кашу, которая привела нас сюда. Если бы она не попыталась изменить законы природы, жизни и смерти, ничего бы не произошло. Но она это сделала, и теперь мы все расплачиваемся за ее решения.
Однако, даже зная это, я не могу не сочувствовать ее горю. Тем более что, когда она идет навстречу нам, я вдруг начинаю видеть, как сильно на нее давит эта тысяча с лишним лет.
– Лореляй? – спрашивает она, наконец остановившись перед нами. Ее взгляд при этом устремлен на Мекая, и я не могу понять, потому ли это, что она видит, в каком он состоянии, или потому, что она спрашивает его о своей дочери, поскольку в последние дни больше всего времени с ней проводил именно он.
Он напрягается, когда она подходит к нему ближе, но не отступает. Вместо этого он смотрит ей в глаза и говорит:
– С ней все в порядке.
Ее взгляд задерживается на нем на секунду, затем перемещается на меня.
– Вас ожидает угощение. Следуйте за мной.
Не произнеся больше ни слова, она поворачивается и идет по зигзагообразной дорожке, ведущей в крепость. Сегодня она идет медленно, как будто каждый шаг дается ей с трудом, что совсем не похоже на ее обычную скользящую походку – и у меня появляется такое чувство, будто она уже знает, что я потерпела неудачу и что ей никогда не увидеть вторую дочь.
– Прошу вас, угощайтесь, – говорит она несколько минут спустя, заведя нас в тронный зал. У ближайшей стены стоит стол, уставленный лучшими фруктами и выпечкой, какие только есть в Мире Теней. Все это выглядит восхитительно, но никто из нас даже не думает о том, чтобы последовать ее приглашению и поесть.
Заметив нашу сдержанность, она натянуто улыбается.
– Должна ли я расценить ваше нежелание угощаться как знак того, что праздника не будет?
– Прости, мне очень жаль, – отвечаю я, прикусив губу.
– Тебе жаль? – повторяет она. – И это все, что ты можешь сказать? Что тебе жаль?
Она машет рукой, и прекрасные фарфор, хрусталь и еда разлетаются во все стороны и, разбившись о стену, падают к нашим ногам.
– Ты явилась сюда. Ты предложила мне заключить сделку. Ты сказала мне, что сможешь освободить моих дочерей. И тебе хватило наглости вернуться и заявить, что ты просишь прощения и что тебе жаль? Твое извинение ничего не значит для меня! – рычит она. – И даже меньше, чем ничего.
Тени в углах зала начинают реагировать на возбуждение в ее голосе, извиваясь, клубясь и постепенно расползаясь по полу.
– Я понимаю… – начинаю я, но она обрывает меня рубящим взмахом руки.
– Ты ничего не понимаешь.
Тени вьются вокруг нас. И хотя они остаются тенями и не принимают форму каких-нибудь тварей, это не делает их менее устрашающими. Возможно, так они даже страшнее. У меня есть немалый опыт борьбы с теневыми тварями, но я понятия не имею, как отбиваться от этих бестелесных штук, ползающих вдоль краев стен.
Поэтому я делаю то единственное, что могу сделать в этой ситуации. Я не обращаю на них внимания и целиком сосредоточиваюсь на Королеве Теней. Что бы ни произошло, мои друзья прикроют меня.
– Прости, – повторяю я, протянув руку в мольбе. – Мы сделали все, что могли, но этого оказалось недостаточно.
Она с силой хлопает по мой руке, отбрасывая ее, и, когда наши ладони соприкасаются, татуировка на моем запястье начинает жечь меня, как огонь.
– Ты думаешь, благие намерения имеют какой-то вес? – визжит она, и звук ее голоса отдается от лилового мраморного пола и облицованных стеклом стен и превращает в лед кровь в моих жилах. – Думаешь, будто можешь просто выйти из сделки, которую мы заключили? Так дела не делаются, глупая девчонка.
Она поднимает руку и прижимает три пальца к собственной татуировке, знаменующей нашу магическую сделку, – не знаю, как такое возможно, но моя татуировка начинает жечь меня еще больнее.
Я смотрю на нее – потому что не могу иначе, – ожидая, что она прожгла мою плоть до самой кости, но нет. Она пузырится, как будто я пролила на нее кислоту, но не впечатывается в мое запястье глубже.
– Мы раздобыли то, что тебе нужно, – объясняю я. – Но у нас это отняли. Однако я доставила сюда другую ценную субстанцию. Возможно, ты сможешь обменять ее на то, что нужно, чтобы спасти твоих дочерей?
Я начинаю доставать из кармана флакон Небесного меда, но она, прищурившись, смотрит мне прямо в глаза. И раскидывает руки.
– Какую сделку ты хочешь заключить со мной, находясь в этой тюрьме?
– Мы могли бы тебе помочь, – предлагаю я, чувствуя, что в груди еще теплится слабая надежда. – Если ты вылечишь Мекая, я отдам тебе нечто ценное, что ты могла бы обменять на Небесную Росу.
– У. Тебя. Нет. Ничего. Что. Мне. Нужно. – Она выплевывает каждое из этих слов отдельно. – И все твои сделки ничего не стоят.
Мои глаза округляются.
– Но…
– Нет. Ты не выполнила свою часть сделки. Но все равно доставила его ко мне. Неужели ты действительно ожидала, что я выполню обещанное, хотя сама не сдержала слово? – Она презрительно усмехается. – Ты думаешь, этот парень что-то значит для меня? Пусть на него и надет талисман моей дочери, но мне никогда не будет дела до того, будет он жить или умрет.
– Талисман? – Я в замешательстве поворачиваюсь, чтобы внимательнее посмотреть на Мекая, который сейчас так опирается на Джексона и Хадсона, будто те только мешают ему осесть на пол. Мысль об этом внушает мне еще бо`льшую решимость попытаться достучаться до этой женщины.
– Какой талисман? – спрашиваю я.
Она щелкает пальцами, и Мекай вскрикивает, потому что у него подгибаются колени.
Глава 108Тени, которые мы храним
Когда Мекай вскрикивает, Хадсон и Джексон подхватывают его, не дав ему свалиться на пол.
Королева отворачивается от нас с презрительным смехом, опять щелкает пальцами, и цепочка, висящая на шее Мекая, рвется и падает к ногам Хадсона.
Он пытается подобрать ее, но первой ее подхватывает тень и переносит к Королеве Теней.
Тень роняет цепочку к ее ногам, и несколько секунд королева не сводит глаз с маленького золотого медальона. Вид у нее такой, будто это некая теневая тварь, которая может отравить ее. Однако в конечном итоге она все-таки нагибается, и едва ее пальцы сжимают маленький медальон, ее лицо искажается, плечи никнут, она закрывает лицо руками, и все ее тело сотрясает дрожь.
При виде ее мук у меня обрывается сердце. Будь она кем-то еще, я бы подошла к ней и попыталась сделать… хоть что-то. Что-нибудь такое, что могло бы смягчить ее боль.
Но она та, кто есть. Она Королева Теней, женщина, которая держит судьбу Мекая в своих руках. И если она решит не помогать ему… если она решит не помогать ему, то я не знаю, что делать.
– Я дала Лореляй этот талисман, когда ей было пять лет, – шепчет она в гулкую тишину зала. – Я сказала ей всегда носить его и никогда не снимать, чтобы она всегда была защищена. Он был на ней, когда появилось это проклятое место, и я… – Ее голос срывается. – Я представляла себе, что с тех пор она носит его не снимая. Что моя магия и моя любовь оберегают ее, когда сама я не могу этого делать.
Ее глаза щурятся, приобретают злобно-фиолетовый оттенок, когда она подходит к Мекаю вплотную.
– Как ты посмел отнять его у нее?
– Я ничего у нее не отнимал, – выдавливает он из себя, мертвенно-бледный от боли. – Лореляй отдала его мне перед тем, как я отправился сюда…
– Она бы ни за что этого не сделала, – рявкает она, затем свирепо вопит, повернувшись ко мне: – Если только ты не убедила ее, что ее мать больше не любит ее!
– Нет! – кричу я, заслоняясь рукой. – Я бы никогда этого не сделала.
Но королева слишком рассвирепела, чтобы поверить мне, и, широко взмахнув рукой, она обрушивает висящую над нами люстру. Сверкающие осколки фиолетового стекла рассыпаются по полу и по трону, но, к счастью, никого не ранят.
– Судьба не могла быть такой жестокой, она не могла отнять у меня мою дочь дважды.
– Возможно, судьба вовсе не пытается быть жестокой, – предполагаю я, решив воспользоваться удобным случаем, потому что более подходящего времени у меня не будет.
– Не говори так, – со злостью шипит она.
Прежняя Грейс прислушалась бы к этому предостережению и пустилась наутек. Но я не для того прошла такой путь, не для того рисковала жизнями друзей и моей пары, чтобы в конечном итоге все равно потерять Мекая.
– Возможно, ваша дочь проявила милосердие к кому-то за то, что сделала ее мать, – говорю я, проигнорировав ее предостережение. – Возможно, если ты проявишь…
– Во мне не осталось милосердия, – перебивает она меня. – Уже нет. Не после того, как эта женщина приговорила меня. Она создала эту тюрьму, забрала у меня ребенка, заточила мой народ здесь на тысячу лет. И за что? За одну-единственную ошибку? Я тоже мать. Разве мне не позволено любить своих детей запредельно? Но разве до меня кому-то было дело? Вместо того чтобы предложить мне милосердие и помощь, меня приговорили к заточению в тюрьме из мести, боли и слез. И мой народ, мой ни в чем не повинный народ, был приговорен к заточению вместе со мной. Выросли стены и отгородили меня от одной из моих дочерей