Мы болтали так долго, что я даже не знаю, сколько сейчас времени. Не то чтобы меня это сильно заботит. Время будто замирает, когда я с ним.
Оукли ложится на бок, чтобы посмотреть на меня.
– Конечно.
Я нервно прикусываю нижнюю губу.
– Обещаешь, что не будешь злиться?
– Не буду, – заверяет он меня.
– Твоя мама сбежала с наркодилером, правильно?
Я сразу же жалею о своих словах, когда вижу пронзившую его боль.
– Ага, – мягко говорит он. – Сбежала.
– Мне просто интересно почему… – Я замолкаю, потому что мне не хватает смелости закончить это предложение.
– Почему я стал наркодилером? – договаривает Оукли.
Я киваю.
Он ложится на спину и смотрит в потолок.
– Не знаю. – Он шумно сглатывает. – Я не думал о ней, когда начинал работать на Локи, но, возможно, подсознательно надеялся, что она найдет меня или что-то в этом роде. – У него вырывается горькая усмешка. – Господи. Ну я и придурок.
– Нет. – Я машинально начинаю поглаживать его по руке. – Кем-кем, а уж придурком я тебя точно не назову.
Оукли поворачивает голову и смотрит на меня.
– Дерьмовые решения, которые я принимал в своей жизни, говорят об обратном, малышка.
– Тогда хорошо, что у тебя есть время это изменить, правда?
Он вздыхает.
– Поверь, я пытаюсь. Мне просто кажется, что, куда бы я ни повернулся, везде стены.
Я беру его за руку, даже не подумав.
– Тогда давай разрушим их вместе.
Он хмурится.
– Я не понимаю.
– Чего?
– Почему ты хочешь, чтобы кто-то вроде меня был в твоей жизни. Ты знаешь, что я сделал, в чем виноват. Я чуть не убил тебя, но ты все равно относишься ко мне так, словно я…
– Достоин прощения? – вставляю я. – Потому что так и есть.
И, несмотря на то, что это правда, есть кое-что еще.
Кое-что важное.
Я не просто доверяю ему настолько, что способна выдать свои самые страшные тайны. Рядом с Оукли я чувствую себя… свободной.
Как будто могу быть собой в его присутствии и он не осудит меня.
– Или, возможно, потому что рядом с тобой я чувствую нечто особенное. Нечто хорошее и чистое… и каждый раз, когда ко мне возвращается очередное воспоминание, оно только подтверждает то, что ты не тот бессердечный ублюдок, которым тебя все считают.
И нравится это им или нет, я знаю, что он должен быть частью моей жизни.
Я ощущаю это всем своим существом.
Оукли качает головой.
– Я даже не знаю, что на это сказать.
– Ничего не говори. – Проигнорировав странную боль в груди, я сжимаю его руку. – Просто не бросай меня.
Ведь если это случится, внутри меня что-то сломается, и я уже никогда не смогу это починить.
Когда он поднимает мизинец и цепляется им за мой, на его лице отражаются одновременно и боль, и упорство.
– Не брошу. Не в этот раз.
Сердце сжимается, потому что раньше мы с Лиамом всегда клялись на мизинцах. Но тем не менее я не чувствую ни капли сопротивления внутри. Скорее, наоборот. От этого мне становится спокойнее.
Мы лежим, глядя друг на друга, кажется, целую вечность, прежде чем он нарушает тишину.
– Нам нужно поговорить о твоем мудаке-женихе.
О нет.
– Он не мудак. Хотя то, что он сказал тебе, было отвратительно, и я понимаю, почему ты так о нем думаешь.
Стоун был не прав, но я бы соврала, если бы сказала, будто не понимаю, почему он слетел с катушек, когда увидел нас вместе. В его понимании Оукли виноват в том, что чуть не убил меня, поскольку был пьян, и за это Стоун его никогда не простит.
В глазах Оукли вспыхивает ярость.
– Мне насрать, что он сказал мне. Мне не нравится то, как он разговаривает с тобой.
– Знаю, выглядело не очень, но он был зол и…
– Боже, – выплевывает он. – Не будь такой. Ты намного умнее. Бьянка, которую я знаю, никогда бы не позволила никому так с ней обращаться.
Даже если бы он дал мне пощечину, было бы не так больно.
– Что ж, прости, но ты застрял с этой Бьянкой.
Его взгляд становится мягче.
– Я не это имел в виду.
– Как раз это. – Присев, я прижимаю колени к груди. – Все ждут, что я буду вести себя определенным образом, но я думала, ты другой. Я думала… – Я качаю головой, потому что это уже не имеет значения. – Я пытаюсь собраться, ясно? Но это тяжело, когда у меня нет полной картины, а те кусочки, которые есть… не самые лучшие.
Кроме тех, что связаны с ним.
Мурашки бегут у меня по коже, когда он проводит пальцами по моей спине.
– Я не хочу, чтобы ты была кем-то другим, малышка. Просто будь собой.
Я прижимаю ладони к лицу, лишь бы не сделать глупость и не расплакаться.
– Я даже не знаю, что это значит, потому что не знаю, кто я.
И хуже всего? Я не уверена, что когда-то знала.
– Понимаю. – Его лицо выражает беспокойство. – Я правда не пытался тебя расстроить. Просто хотел сказать, что если он когда-нибудь обидит тебя… – Его ноздри раздуваются. – Что ж, скажем так, я уже один раз был в тюрьме и с удовольствием отправлюсь обратно ради тебя.
Голос Оукли звучит так уверенно, что я не могу ему не поверить. Но ему не о чем беспокоиться.
– Стоун не такой. Да, иногда он не в настроении, но он никогда бы не причинил мне боль.
По крайней мере, физически.
В этот момент я вспоминаю одно из своих воспоминаний.
– И вообще, кто бы говорил. Ты не всегда был со мной милым.
Да, тогда я это заслужила, но все равно. Чья бы корова мычала.
Он хмурится.
– Ты права. Но даже когда я вел себя как мудак, я никогда не переходил черту. – Он выглядит обеспокоенным. – А вот насчет него я не уверен.
Я едва сдерживаюсь, чтобы не засмеяться.
– Ты зря волнуешься. Стоун никогда не поднимал на меня руку. Ни разу.
Мои слова его совсем не успокаивают.
– И надеюсь, для его же блага, что не поднимет.
Глава двадцать девятаяОукли
Меня вырывает из сна резкий стук в дверь.
Бормоча ругательства себе под нос, я встаю с кровати, готовясь накричать на того, кто разбудил меня в мой выходной.
– Какого хрена…
Я замолкаю, когда вижу за дверью Дилан и Сойер.
Твою мать.
– Я спал, – сообщаю я им в надежде, что они уйдут, ведь я не готов к очередному разговору о том, что мне нужно держаться подальше от Бьянки.
Дилан поднимает бровь.
– Сейчас час дня.
Я пожимаю плечами.
– И?
Сойер машет передо мной бумажным пакетом.
– Я принесла тебе курицу из «Кукареку».
После этих слов мой рот наполняется слюной. Вот же гадство. Они пришли во всеоружии.
Я безразлично отхожу в сторону, пропуская их внутрь. Сложив диван, я предлагаю им сесть, и Сойер начинает выкладывать содержимое пакета на журнальный столик. Я внимательно их рассматриваю.
– Джейс и Коул знают, что вы здесь?
Они обмениваются взглядами.
– Они нами не управляют, – говорит Дилан.
– Мы большие девочки, – добавляет Сойер. – Нам не нужно их разрешение, чтобы увидеться с тобой.
Значит, нет.
Я собираюсь возразить, но Дилан вздыхает:
– Я люблю Джейса, но тебя я тоже люблю, Оук. И ничто этого никогда не изменит.
Сойер кивает.
– Согласна.
От этого мне становится стыдно.
Дилан имеет полное право отвернуться от меня, но она все равно здесь… все еще на моей стороне. И Сойер не злится на меня, несмотря на то, что должна, ведь из-за меня у нее случился чертов сердечный приступ.
Сойер протягивает мне тарелку.
– Поешь курицу. Станет веселее.
Взяв подушку, я сажусь на пол и начинаю есть. Все это время они внимательно меня изучают.
– Что? – бросаю я, когда у меня кончается терпение.
– Ничего. – Дилан начинает рассматривать комнату. – Я просто думала, не хочешь ли ты чем-нибудь поделиться.
Сойер перестает есть.
– Ты же знаешь, что можешь поделиться с нами чем угодно.
Дилан кивает.
– Абсолютно чем угодно.
– Например, что происходит между тобой и Бьянкой.
Дилан пихает Сойер под ребра.
– Сойер.
Сойер вскидывает руки.
– Что? Незачем ходить вокруг да около.
Хитро. Чертовски хитро.
Сохраняя расслабленное выражение лица, я смотрю им в глаза.
– Нет.
Я продолжаю есть курицу, не обращая внимания на их отвисшие челюсти.
– Да ладно тебе, Оук, – просит Сойер. – Расскажи нам что-нибудь.
Дилан вздрагивает.
– Я тут подумала. Чем меньше я знаю, тем лучше.
Сойер машет на нее руками.
– Тогда уйди куда-нибудь, потому что я хочу знать все. Ненавижу, когда от меня что-то скрывают.
Может, она и права, но Бьянка считает Сойер своей подругой и наоборот. Значит, я не могу быть уверен, что Сойер не расскажет Бьянке о произошедшем. Если уж она и узнает правду о нашем прошлом… она должна узнать ее от меня.
Бросив на них раздраженный взгляд, я ставлю свою тарелку на стол.
– Так, сплетницы. Это вам не очередной сериал. То, что происходит между мной и Бьянкой… касается только нас.
Дилан подозрительно смотрит на меня.
– То есть что-то все-таки происходит? – Она поднимает палец. – Подожди, не отвечай.
На этот раз Сойер пихает ее под ребра.
– Тсс. – Взмахнув ресницами, она одаривает меня невинной улыбкой. – Так что ты там говорил?
О господи.
– Даже если бы и происходило, я ничего вам не скажу, потому что вы просто побежите и передадите все Джейсу и Коулу, чего Бьянка не хочет.
– Я не побегу, – уверяет меня Сойер. – Ты мой друг и Бьянка тоже. Я люблю Колтона, но ему пора понять, что мои друзья будут рассказывать мне секреты, а хорошему другу можно доверять и быть уверенным, что он никому ничего не расскажет.
Дилан качает головой.
– Нет. Дело пахнет жареным. Если вы хотите поговорить, я не стану вас останавливать, но слушать это не буду.
Прежде чем кто-то успевает сказать хоть слово, она затыкает уши и начинает напевать свою любимую песню группы Jimmy Eat World.