– Вы все время были вместе сегодня?
Джейс и Коул обмениваются озадаченными взглядами.
– Да, – отвечает Коул. – А что?
– Идите, – говорю я им. – Вы слишком пьяные. Я справлюсь.
Они начинают спорить, но взгляд, который я на них бросаю, подсказывает им, что я настроена серьезно.
– Идите уже.
Жду, пока приступ Оукли закончится, и засовываю руку ему в карман. Когда я достаю оттуда крошечный пакетик, в горле застревает ком. Он пустой, но я замечаю внутри остатки белой пыли.
Оукли приходит в себя и моргает. Он выглядит настолько потерянным, что я едва не забываю, что злюсь на него.
– У тебя случился приступ, – шепчу я, проводя ладонью по его лбу.
Я очень хочу поговорить с ним о своей находке, но прямо сейчас ему нужен отдых.
– Он в порядке? – спрашивает Дилан, залетая в комнату.
За ней следует Сойер.
– Я могу что-то…
– С ним все нормально, – говорю я им. – Но, если вы правда хотите помочь, заберите Джейса и Коула домой, потому что, чем спокойнее тут будет, тем лучше.
Сойер кивает.
– Без проблем. – Опустив взгляд, она посылает Оукли воздушный поцелуй. – Поправляйся, Оук.
Встав, я подхожу к шкафу и достаю его штаны. Дилан пытается забрать их у меня.
– Ты не обязана этого делать, Бьянка. Я могу…
– Нет, – обрываю ее я, крепче хватаясь за ткань. – Я сама.
Прищурившись, я даю ей понять, что со мной лучше не спорить. Мне непонятно выражение ее лица, но, к счастью, она оказывается достаточно умна, чтобы отступить.
– Ладно. Если что-то понадобится, звони.
– Не понадобится.
Я чувствую, что она хочет возразить, но вместо этого Дилан наклоняется и целует Оукли в щеку.
– Я позвоню завтра.
Он пьяно улыбается ей и закрывает глаза.
– Ты сделала мне томатный суп с гренками, – шепчет Оукли, перекатываясь на кровати.
Прижавшись к нему, я убираю его светлые пряди с глаз.
– Ага.
Комнату наполняет тишина, и единственный звук, нарушающий ее, – наше дыхание.
– Оукли.
Он поднимает на меня глаза, и тогда я произношу:
– Я нашла у тебя в кармане кокаин.
Я жду, что он скажет что-то – что угодно, – но он молчит. Отводит взгляд, словно ему больно на меня смотреть.
– Спасибо за еду.
Этот пренебрежительный тон значит, что разговор окончен и он хочет, чтобы я ушла.
Но нет.
– Ты мог умереть, – говорю ему я, несмотря на то, что знаю – он и так в курсе.
Оукли точно нельзя назвать глупым.
Вздохнув, он тянется за косяком и поджигает его.
– Избавь меня от нотаций. Я же не употребляю каждый день. – Затянувшись, он усмехается. – Если не считать травы.
Может, такова правда, но это ничего не меняет.
Потому что, хоть он и не принимает на постоянной основе кокаин и экстази, и черт знает что еще, он все равно пьет практически каждый день.
Я напряженно пытаюсь подобрать правильные слова. Но иногда правильные слова – самые очевидные. Те, которые слишком больно осознавать.
– У тебя есть проблемы, Оукли.
Его челюсть напрягается, кадык дергается, когда он подносит косяк к губам и затягивается.
– Ага, и много.
Я отказываюсь позволять ему увильнуть от этого разговора.
– Ты знаешь, о чем я.
Он выдыхает, наполняя комнату дымом.
– Как я уже сказал, я не употребляю каждый день.
Меня больше беспокоит, почему он вообще это делает.
Откинув покрывало, я встаю с кровати, ведь то, как наши тела касаются друг друга, слишком сильно отвлекает меня от этой важной темы.
– Почему ты нюхал вчера? – Я смотрю ему прямо в глаза. – И не смей врать мне, потому что мы честны друг с другом.
Его голос напоминает грубый скрежет. Оукли проводит ладонью по волосам.
– Это был своего рода побег.
– От чего?
Взгляд, который он бросает на меня, выбивает весь кислород из моих легких.
– От тебя.
Внутри все сжимается, когда я пытаюсь переварить его слова.
– Это твой странный способ сказать, что происходящее между нами…
Я не заканчиваю предложение, оставляя слово «по-настоящему» висеть в воздухе. Ведь как только я произнесу его, время нельзя будет повернуть вспять и эта магия между нами может исчезнуть.
Отношения не для Оукли, он прямо сказал об этом в самом начале. Спрятавшись в облаке дыма, он спустя минуту раздумий заговаривает:
– Ты что-то делаешь со мной.
Я замираю.
– Что?
Его голос настолько тихий, что больше напоминает задушенный шепот, но я слышу его.
– Заставляешь меня чувствовать.
Воздух густеет, когда я делаю шаг к нему навстречу.
То, что Оукли осознал свои чувства ко мне, прекрасно, ведь я этого и хотела, но оно не стоит того, чтобы он принимал наркотики.
– Ты должен перестать употреблять.
То, как мой голос надламывается, становится неожиданностью для нас обоих. Его взгляд смягчается.
– Малыш…
– Я не могу смотреть на то, как еще один человек, которого я люблю, убивает себя! – кричу я, стараясь не начать всхлипывать.
Ложь, в которой я жила.
Слишком поздно. Дамбу внутри уже прорвало с силой, подобной взрыву. Горячие слезы льются по моим щекам, когда я разворачиваюсь, чтобы сбежать. Но у меня не получается, потому что Оукли обнимает меня и прижимает к себе.
– Поговори со мной.
– Нет.
Я вырываюсь, отпихивая его, изо всех сил стараясь убежать, но он только крепче сжимает меня в объятиях.
Тайна, которую я храню, похожа на бетонные блоки, привязанные к моим ногам, и я отчаянно хочу освободиться. Однако не могу… ведь у свободы есть своя цена.
– Малышка.
В его голосе столько беспокойства. Весь контроль, за который я хваталась, разбивается вдребезги.
– Она покончила с собой! – кричу я, и слезы льются сильнее.
Оукли замирает.
– Кто?
О боже, мне больно. Так чертовски больно. Словно кто-то вонзил кинжал прямо в сердце.
– Моя мама.
– Что? – Он едва не перестает дышать. – Я думал, она…
– Я соврала! – ору я так громко, что, кажется, дребезжат окна. – И заставила Лиама соврать, потому что мы должны были защитить ее.
Я вздрагиваю в его объятиях, когда он укладывает меня на кровать и начинает укачивать.
– Мне было страшно, Оукли. Я не знала, что произошло… Она словно сломалась. Говорила о том, что мы едем в место, где нет боли, и, когда я спросила, где это, – дрожь не утихает, – она сказала, в раю. – Я прижимаюсь к нему. – Я пыталась остановить ее… но не смогла.
– Ты в этом не виновата, – шепчет он. – Ни в чем не виновата. – Его лицо искажается от гнева. – Господи, не могу поверить, что она чуть не уби…
– Она была больна, – я оправдываю ее, прежде чем он успевает договорить. – Мы с Лиамом… мы должны были ее защитить.
Потому что она наша мама и мы очень ее любили.
Оукли выглядит так, словно хочет возразить, но вместо этого сжимает меня крепче, медленно водя ладонью по позвоночнику, пока я продолжаю заходиться в рыданиях.
– Пообещай, что перестанешь принимать наркотики, – выдавливаю из себя я между всхлипами.
Потому что, если я потеряю и его тоже…
Это убьет меня.
Он шумно сглатывает.
– Я не стану давать обещаний, которые не смогу выполнить. Ты же знаешь.
То, что он признает это, заставляет меня начать плакать еще сильнее.
– Тогда дай то, которое сможешь.
– Я попробую, – шепчет он мне в ухо. – Попробую ради тебя.
Я поднимаю мизинец.
– Обещаешь?
Кивнув, он переплетает наши мизинцы. А затем прижимает меня к себе, так сильно, что весь воздух будто испаряется из легких. Я укладываюсь заплаканным лицом ему на грудь.
– Оукли?
– Да?
– Ты тоже заставляешь меня чувствовать.
Чувствовать то, о чем меня предупреждала мама.
Я не могу оторвать взгляд от того, как Оукли слизывает кетчуп с пальцев и продолжает есть свой бургер.
Сегодня я познала искусство параллельной парковки. Чтобы отпраздновать эту маленькую победу, мы заехали за огромным чизбургером с беконом по дороге домой.
Для Оукли, конечно.
Я в данный момент смотрю на свой вегетарианский бургер и думаю, почему меня настолько заводит буквально все, что он делает.
Как будто почувствовав мои метания, он усмехается.
– Выглядишь так, словно хочешь попробовать.
– Я не ем мясо, – прикидываюсь я скромницей.
Он этого его усмешка становится только шире, и он играет бровями.
– Тогда только посасываешь, ха?
Его нелепый комментарий должен заставить меня закатить глаза, но я с удивлением обнаруживаю, что начинаю смеяться.
Мне нравится, что у нас обоих извращенное чувство юмора.
Пытаясь сохранять серьезное лицо, он показывает на свой бургер.
– Если передумаешь, предложение все еще в силе. – Он подмигивает. – Можешь положить его в рот в любой момент.
Я собираюсь сказать, что хочу сделать это прямо сейчас на этом самом столе, но в ноздри проникает аппетитный запах бургера. Не стану врать, пахнет потрясающе. Намного лучше, чем горстка салата между двумя булками, которую я пытаюсь есть.
Мой желудок предательски урчит.
– Я не могу.
Он хмурится.
– Почему?
В груди возникает чувство вины, и мои плечи опускаются.
– Лиам.
Очевидно, застигнутый врасплох, Оукли качает головой.
– Чт…
– Я решила не есть мясо вместе с ним, чтобы ему не пришлось делать это в одиночку. – Мой живот снова урчит, на этот раз громче. – Но твой бургер так вкусно пахнет, что я хочу, чтобы ты доел его побыстрее и не соблазнял меня.
Его лицо становится серьезным.
– Не хочу вести себя как мудак, но ты не думаешь, что пора начать проживать свою жизнь так, как хочется тебе?
Если бы все было так просто.
– Но…
– Никаких «но», малышка. – Он смотрит мне в глаза. – Лиам мертв… и как бы это ни было больно, то, что ты отказываешься от мяса, не сможет его вернуть. – У него на лбу залегает глубокая морщинка. – Попробуй, Бьянка. Может, тебе понравится, а может, и нет, но в любом случае это будет