– Бесстыжий ублюдок! – орал Уилтон Янг со смачным йоркширским выговором. – Я те прямо говорю, я не позволю, чтобы всякая тварь безнаказанно дурила мне мозги! Я те прямо говорю, больше ты для меня лошадей не покупаешь! И я вытрясу из тебя все деньги, что ты у меня награбил за эти два года, все до единого пенни!
– А вот хрен тебе! – орал в ответ Файндейл, усердно заколачивая гвозди в собственный гроб, как это свойственно всем горячим головам. – Ты купил этих лошадей за настоящую цену, а если тебе это не нравится, так можешь удавиться!
– Для тебя и твоего проклятого Вика Винсента «настоящая цена» – это каждый пенни, который вы можете вытянуть из доверчивых простаков! Ладно, я и сам оказался в дураках, но теперь с этим покончено, я те прямо говорю! – Уилтон Янг потрясал в воздухе пальцем, как бы выделяя каждое слово. – Я на тебя в суд подам, вот увидишь!
– Попробуй! Все равно ни хрена не получишь!
– Зато заляпаю тебя грязью так, что вовек не отмоешься, чтобы всякие лопухи не доверяли тебе свои деньги! Я тебе прямо говорю, сударь, – я позабочусь, чтобы вся Англия знала: поручать тебе покупать лошадей – все равно что выбрасывать деньги в сточную канаву!
– Я на тебя в суд подам за клевету! – взвыл Файндейл.
– Давай-давай!
– Я тебя на миллионы нагрею! – визжал Файндейл, буквально подпрыгивая на месте от ярости.
– Уже нагрел!
Ссора набирала обороты и постепенно перешла в обычную ругань. Когда началась скачка, непечатные оскорбления перекрывали голос комментатора. Я, как и многие другие, ржал так, что не мог удержать в руке бинокль, через который смотрел на лошадей, когда они были на дальнем конце скаковой дорожки. У Николя, стоявшего рядом со мной, по щекам струились слезы.
– О гос-споди! – простонал он, задыхаясь. – Джонас, что значит «толстожопая траханая сучья гиена»?
– Мошенник, я полагаю.
– О-ох, не надо! У меня живот болит! – Николь согнулся пополам и действительно схватился за живот. – Это уже слишком!
Даже когда основное действие закончилось, мелкие отголоски его звучали весь день: Уилтон Янг и Файндейл оба, независимо друг от друга, во всеуслышание изливали свои горести и обиды. Уилтон Янг тыкал пальцем в воздух, словно намеревался пробить в нем дыру, а Файндейл оправдывался, как мог. Я старался держаться от них подальше, но в конце концов оба меня разыскали.
– Ну, парень, ты шустер! – сказал Уилтон Янг. – Я тебя все время вижу издалека, а только подойду – тебя уже опять нету!
– Извините, – ответил я.
– Ты был прав, а я ошибался. Ладно. – Он сделал широкий жест, давая мне понять, какое великодушие он проявил, признав свою ошибку. – Этот мерзавец меня надувал, как ты и говорил. И при этом все по закону! Мне сказали, что у меня нет никаких шансов получить свои денежки обратно.
– Увы! – сказал я.
– Я всегда говорил: надо сводить потери к минимуму! Вот у меня в почтовом бизнесе, если какое-то направление не приносит дохода, я его тут же ликвидирую. И со служащими так же. Понимаешь?
– Понимаю.
– Но не одобряешь. По морде видно. Мягкий ты, парень, вот что я тебе скажу. Так ты никогда ничего не добьешься.
– Ну, это зависит от того, чего именно ты хочешь добиться, – возразил я.
Он некоторое время удивленно смотрел на меня, потом расхохотался.
– Ладно! На той неделе поедешь на торги и купишь мне лошадь. Любую, которую сочтешь подходящей. А там поглядим.
– Подходящей для чего?
– Ну, такую, чтобы возместила расходы.
– Деньгами?
– Конечно, деньгами! А то чем же еще?
Ну, если он этого не понимает, я ему не объясню.
– Я не из Йоркшира, – заметил я.
– Ну и что с того, черт побери?
– Вы же нанимаете только йоркширцев.
– Ага, и гляди, к чему это привело! Нет уж, парень: если ты купишь мне хорошую лошадь, мне будет наплевать, что ты не из наших краев!
К нам подошел Николь, и Уилтон Янг смерил его злобным взглядом, как сына своего злейшего врага, несмотря на то что они с Бреветтом оказались жертвами одного заговора.
– И окажи мне еще одну услугу! – продолжал Уилтон Янг, снова пронзая пальцем безответный воздух. – Найди способ вытряхнуть из этого гребаного Файндейла все деньги, что он поимел с меня, все до пенни. Я те прямо говорю: я не успокоюсь, пока с ним не поквитаюсь!
Стоит ли рассказывать? Впрочем, я и так уже далеко зашел…
– Мне известно… – медленно начал я.
Уилтон Янг тут же за меня уцепился:
– Что? Что тебе известно?
– Ну… Помните тех трех лошадей, которых вы посылали на скачки в ЮАР?
– Такую уйму денег угрохал впустую! Тут они были в хорошей форме, а в Дурбане захирели. Климат впрок не пошел. А обратно вернуться они не смогли из-за карантина.
– Одна из лошадей пала вскоре по прибытии в Южную Африку, – сказал я. – А две другие так и не добрались до ипподрома.
– А ты откуда знаешь, черт побери? – удивился Уилтон Янг.
– Они плыли морем…
– Да что ты! – уверенно перебил он. – Они летели самолетом. Полет прошел неудачно…
– Они плыли морем, – повторил я. – Я тогда отправлял в Африку двух лошадей, и они плыли тем же рейсом. Со своими я отправил конюха и уйму фуража. А ваши трое путешествовали одни в течение трех недель, и никто за ними не присматривал. Вместо корма им дали на всех полтонны сена, причем сена некачественного. Ни овса, ни отрубей, ни комбикорма. Одно только дерьмовое сено, и того ровно столько, чтобы не умереть с голоду. К тому же некому было позаботиться, чтобы они получали хотя бы это. Мой конюх приглядывал за ними, как мог, и делился с ними кормом, который брал у моих лошадей, но в Дурбан они прибыли в таком плохом состоянии, что таможня не хотела впускать их в страну.
Уилтон Янг не верил своим ушам.
– Я же их самолетом отправил! – повторил он.
– Это вы так думаете. Я и в «Спортивной жизни» читал, что лошади отправлены самолетом. Но когда вернулся мой конюх, он мне рассказал, как все было на самом деле.
– Но я же платил за самолет… Больше четырех тыщ выложил!
– А кому вы платили?
– Клянусь богом! – Уилтон Янг снова воспылал яростью. – Я те прямо говорю, я его в стенку вколочу!
– Лучше обратитесь к вашему адвокату, – посоветовал я. – Я скажу ему, какой это был рейс, и дам имя и адрес конюха, которого я посылал.
– Клянусь богом, я так и сделаю! – воскликнул он. Развернулся на каблуках и почти бегом удалился, словно намереваясь сделать это немедленно.
– Когда ты разжигаешь огонь, ты делаешь это на совесть, – заметил Николь.
– Не надо было поджигать мою конюшню.
– Да, зря они это сделали! – согласился Николь.
Гнев Файндейла проявлялся совсем иначе. Он схватил меня за руку возле весовой. Я посмотрел на его лицо и решил, что мне лучше пока не удаляться от хорошо освещенных и оживленных мест.
– Я тебя убью! – пообещал Файндейл.
– Я ведь предлагал вам заключить мир.
– Вик тебя убьет.
Чушь собачья. Файндейл – да, Файндейл при случае убить может, а Вик не из тех, кто убивает.
– Не пори ерунды, – сказал я. – Вы двое даже конюшню сами поджечь не можете. А Фред Смит меня убивать не будет, он уже сидит.
– Не он, так другой!
– А кто? Джимини Белл? Ронни Норт? Вы все только грозить умеете, а чтобы привести угрозы в исполнение, вам нужен Фред Смит. А Фреды Смиты на дороге не валяются.
– Мы же тебе говорили! – яростно ответил Файндейл. – Это не мы заплатили Фреду Смиту! Это не мы велели ему поджечь твою конюшню! Это не мы!
– А кто же?
– Вик. Нет… Это не Вик.
– Так Вик или не Вик?
– Вик доложил, что ты не хочешь играть по нашим правилам. Он сказал, что тебя надо хорошенько проучить.
– Кому он доложил?
– А я откуда знаю?
– А стоило бы разузнать. Смотри, до чего он тебя довел! Ты потерял тепленькое место у Уилтона Янга, тебе грозит судебное преследование по обвинению в мошенничестве… По-моему, это верх глупости – позволить втравить себя в такие неприятности человеку, которого ты даже не знаешь.
– Это ты меня втравил во все это! – взвыл Файндейл.
– Когда меня бьют, я даю сдачи.
Когда он понял, о чем речь, это произвело на него точно такой же эффект, как на меня. Агрессия рождает ответную агрессию. Вот так и начинаются войны. Файндейл не выразил сожалений, не стал извиняться и оправдываться, а, напротив, еще решительней повторил:
– Я тебя убью!
– Ну и что ты будешь делать теперь? – поинтересовался Николь.
– Возьму пирожок с мясом и бутылку кока-колы…
– Зараза ты, Джонас! Я имел в виду – что ты будешь делать с Виком?
– Попробую притушить печку у него в кухне.
Николь посмотрел на меня вопросительно. Я пояснил:
– Вик мне однажды сказал, что если мне слишком жарко…
– Ты можешь выйти из кухни? – продолжил Николь. Он тоже знал эту поговорку.
– Вот именно.
Холод и сырость зимнего вечера пробирались под мой анорак, а ноги у меня вообще заледенели. У Николя лицо приобрело голубоватый оттенок. Пожалуй, сейчас мы оба с удовольствием очутились бы в жарко натопленной кухне.
– А как?
– Точно еще не знаю.
Нарушить согласие между Уилтоном Янгом и Файндейлом было не так уж сложно. Оба темпераментных йоркширца были словно начинены порохом – стоило поднести спичку, и все взлетело на воздух. Рассорить Константина с Виком будет куда сложнее. Константин не был так честен, прямолинеен и туп, как Уилтон Янг. Возможно, в данном случае он предпочтет спасти лицо.
– Здесь замешан кто-то еще, – сказал я.
– Кто?
– Не знаю. Кто-то, кто поддерживает Вика. Кто нанял Фреда Смита, чтобы тот делал всю грязную работу. Я не знаю, кто это… и не остановлюсь, пока не узнаю!
Николь посмотрел на меня задумчиво.
– Если бы он мог видеть тебя сейчас, он бы, пожалуй, поторопился замести следы.
Вся беда в том, что следы и так были заметены лучше некуда. Так что, чтобы его найти, придется заставить его наделать новых. Мы зашли в бар погреться и перекусить и пятую скачку смотрели по висящему на стене монитору.