– Нет. Вправь сама. Это надо сделать сейчас. Немедленно.
– Джонас, не дури! Как я могу это сделать? Тебе нужна профессиональная помощь. Врач.
– Врач мне нужен, как вчерашняя газета. Понимаешь… врач не может вправить плечо. К тому времени, как приедет «Скорая», все мышцы будут схвачены спазмом, так что вправить сустав просто так будет нельзя. Придется ехать в больницу на мерзкой трясучей машине. Потом сидеть несколько часов в травмпункте. Потом тебя пошлют на рентген. Потом повезут в операционную. К тому времени придется делать общую анестезию. В лучшем случае все это займет часа четыре. А сегодня вечер воскресенья, так что понадобится как минимум в два раза больше времени. Если ты этого не сделаешь, я… я… я…
Я осекся. Перспектива всех этих долгих, мучительных часов и святого напугает.
– Я не умею… – сказала Софи.
– Я тебя научу.
– Надо вызвать врача! – в ужасе повторила она.
Я выругался сквозь зубы.
– Что ты говоришь?
– Я говорю… Я говорю: «Господи, пошли мне сильную женщину!»
– Это нечестно… – вполголоса произнесла она.
Я проковылял мимо нее в столовую и неловко уселся на жесткий стул с прямой спинкой. Сейчас мне было не до шуток.
Я закрыл глаза, думая о приятеле Вика. Я видел его лишь мельком, перед тем как машина рванулась прочь, вывихнув мне плечо. Из распахнутой двери падал свет. Этого было достаточно, чтобы разглядеть силуэт головы.
Всего лишь силуэт. Я не успел разглядеть его как следует и не мог быть уверен. Но чем больше я думал об этом…
– Джонас… – окликнула меня Софи.
Я посмотрел на нее. Она стояла передо мной, глаза огромные, вся дрожит…
Я не раз задавал себе вопрос, что нужно, чтобы сломить ее колоссальное самообладание. Теперь я знал. Убийство плюс человек, требующий оказать ему немыслимую услугу…
– Что мне делать? – спросила она.
Я сглотнул.
– Это займет минут десять.
Она была потрясена. От страха ее глаза сделались еще больше.
– Если ты действительно хочешь мне помочь…
– Да.
– Ну, во-первых… улыбнись.
– Но…
– Шесть глубоких вдохов и улыбка во весь рот.
– Ох, Джонас! – В ее голосе звучало отчаяние.
– Послушай, – сказал я. – Я вовсе не желаю, чтобы ты возилась с моим драгоценным телом, пока не сделаешься снова самой собой: уверенной, спокойной, деловой и мужественной.
Она изумленно уставилась на меня.
– А я думала, что ты уже и говорить не в силах! Мошенник.
– Вот, уже лучше.
Она исполнила мой совет буквально. Шесть раз глубоко вздохнула и улыбнулась. Не во весь рот, правда, но уже кое-что.
– Хорошо, – сказал я. – Теперь возьми меня левой рукой под локоть, а правой держи запястье.
Я подвинулся на стуле на пару дюймов, так, чтобы упереться крестцом в спинку. Софи опасливо подошла ко мне и взялась за мою руку, как я сказал. Несмотря на все ее усилия, я видел, что она по-прежнему не верит, что у нее получится.
– Теперь слушай. Делай все очень медленно. Никаких рывков. Когда ты установишь мою руку в нужное положение, головка кости сама встанет на место. Понимаешь?
– Кажется, да…
– Ладно. Это делается в три этапа. Сперва распрями руку и отведи ее немного вбок. Потом оттяни запястье и тяни локоть вдоль тела. Это будет выглядеть странно, но так надо. Если будешь тянуть достаточно сильно, головка кости совместится с суставом и начнет вставать на место. Когда это произойдет, подними запястье вверх, к правому плечу – и рука встанет на место.
Это ее ничуть не успокоило.
– Софи…
– Да?
Я поколебался, потом сказал:
– Если ты сделаешь это, ты избавишь меня от нескольких часов мучений.
– Понимаю.
– Но… – Я остановился.
– Ты хочешь сказать, что сейчас я причиню тебе еще большую боль и это не должно меня останавливать.
– Умница, девочка.
– Ладно.
Она взялась за дело. Распрямила мою руку, медленно и осторожно. Я заметил, как ее удивило то, сколько усилий для этого потребовалось: рука куда тяжелее, чем людям обычно кажется.
Это заняло пять минут.
– Так? – спросила она.
– Угу.
– А теперь тянуть за локоть?
– Угу.
Это всегда самое неприятное. Софи еще только начала, когда я почувствовал, что она вся дрожит. Ее пальцы, сжимавшие мой локоть, тряслись от нерешительности.
– Если… ты… сейчас… выпустишь мой… локоть… я… я заору, – выдавил я.
– Ох… – слабо простонала она, но пальцы ее, слава богу, сжались сильнее. Пытка продолжалась. Оба мы не издавали ни звука, кроме тяжелого пыхтения. В какой-то момент всегда кажется, что рука больше не сдвинется ни на волос, а плечо по-прежнему не встает на место. Отчаянный момент.
И вот он настал.
– Бесполезно, – сказала Софи. – Не получается.
– Давай!
– Не могу!
– Еще… еще полдюйма.
– О нет!
Но она все же собралась с духом и продолжала трудиться.
Щелчок, раздавшийся, когда головка кости подошла к гнезду, застал Софи врасплох.
– Теперь поднимай запястье… только не очень быстро…
Еще два жутких щелчка, показавшиеся мне сладчайшей музыкой. Чертей загнали на место. Я встал и улыбнулся от души.
– Ну, вот и все. Спасибо тебе большое.
Она была ошеломлена.
– Что, боль действительно проходит вот так… вот так сразу?
– Да, вот так сразу.
Софи посмотрела на меня, увидела, как я переменился, и глаза ее наполнились слезами. Я обнял ее правой рукой и прижал к себе.
– Ну почему ты не сделаешь эту чертову операцию? – спросила она.
– Ну, без особой необходимости меня на операционный стол тягачом не затащишь.
Софи шмыгнула носом.
– Ты просто трус!
– Ужасный.
Мы прошли в кабинет Вика и остановились в дверях. Вик лежал у окна ничком, и спина его сиреневой рубашки была отвратительного блестяще-алого цвета.
Что бы Вик ни сделал мне, я отплатил ему гораздо худшим. Он погиб – из-за давления, которое оказывал на него я. Я подумал, что, наверное, никогда не избавлюсь от гнетущего чувства вины и раскаяния.
– Я почти разглядел того, кто его убил, – сказал я.
– Почти?
– Считай, что разглядел.
Неясный силуэт четко вписывался в общую картину. Мозаика сложилась.
Мы вышли из комнаты.
Снаружи раздался звук подъехавшей машины. Хлопнули дверцы, послышались тяжелые шаги двух или трех человек…
– Полиция! – с облегчением выдохнула Софи.
Я кивнул.
– Только не говори ничего лишнего. Если они начнут разбираться с нашими с Виком неурядицами, мы проторчим тут всю ночь.
– Ты беспринципная тварь!
– Нет, просто лентяй…
– Да уж, я заметила.
Полицейские держались, как всегда, равнодушно. Сочувствие они приберегают для старушек и потерявшихся малышей. Они заглянули в кабинет, вызвали по телефону подкрепление и довольно сурово принялись расспрашивать нас, что мы, собственно, тут забыли. Я подавил раздраженное желание напомнить им, что мы могли бы преспокойно уехать и предоставить найти Вика кому-нибудь другому. Доброе дело наказуемо.
И тогда, и позднее, когда прибыло начальство, мы старались давать минимум информации и вообще держали язык за зубами. В общем, сказал я полицейским примерно следующее:
– Когда я пришел сюда, в передней части дома света не было. Я немного знаю дом. Я обошел его, чтобы посмотреть, у себя ли Вик. Мы с ним вроде как договаривались встретиться в шесть вечера, минут на пять. Я вез мисс Рэндольф домой, в Ишер, и по дороге завернул к Вику. Машину я оставил на шоссе и к дому подошел пешком. В кабинете горел свет. Я увидел, как Вик привалился к окну, а потом упал. Я побежал к входу в дом, чтобы попытаться ему помочь. Перед домом стоял «Форд-Кортина» светлого цвета. Он умчался прочь, но я все же успел разглядеть того, кто сидел за рулем. Я его узнал.
Они спокойно выслушали меня, не проявив ни энтузиазма, ни скептицизма. Спросили, не видел ли я пистолета. В кабинете Вика пистолета не нашли.
– Нет, – ответил я. – Я видел только голову водителя.
Они хмыкнули и взялись за Софи.
– Джонас оставил меня в машине, – сказала она. – С дорожки, ведущей к дому, на большой скорости выехала другая машина. Я решила посмотреть, все ли в порядке. Пришла сюда и увидела перед домом Джонаса. Дверь дома была открыта, и мы вошли. Мы нашли мистера Винсента лежащим в кабинете и немедленно позвонили вам.
Мы часа три просидели в роскошной столовой Вика, пока прозаичные профессионалы, для которых убийства были повседневной работой, препарировали его смерть. Они включили все лампы в доме и принесли еще свои фонарики, и в этом ярком свете они выглядели еще более бесчеловечными.
Быть может, им необходимо думать об убитом как о предмете, а не как к человеке. Но я так не мог.
Наконец мне разрешили отвезти Софи домой. Я остановился перед ее домом, и мы поднялись к ней, унылые и подавленные. Она сварила кофе, и мы выпили его на кухне.
– Есть хочешь? – спросила Софи. – У меня, кажется, сыр есть…
Мы рассеянно поели сыру.
– Что ты собираешься делать? – спросила она.
– Ждать, пока его поймают, наверно.
– Он не станет скрываться. Он же не знает, что ты его видел.
– Да.
– Он ведь не знает? – с беспокойством уточнила Софи.
– Если бы он узнал меня, он бы вернулся и пристрелил нас обоих.
– Ты всегда скажешь что-нибудь приятное!
Под глазами у нее проступили мешки. Она выглядела не просто усталой, а взвинченной и перенапряженной. Я зевнул и сказал, что мне надо бы домой, и она не смогла скрыть охватившего ее облегчения.
Я улыбнулся.
– Тебе нормально будет одной?
– Да, конечно! – совершенно уверенно ответила она. Одиночество сулило ей убежище, исцеление и покой. А я нет. Я принес ей аварию, человека с вилами, вправление вывиха и убийство. Я предложил ей брата-алкоголика, полусгоревший дом и скоропалительную помолвку. Отнюдь не подарок для человека, который нуждается в порядке и покое башни из слоновой кости, именуемой диспетчерской.