Хлоя НейлСокрытая стальНаследники Чикаго — 3
Информация о переводе:
Переводчики: Triadochka, vikatv97
Вычитка: Triadochka
Обложка: inventia
Переведено для
***
«Доброта может очень тяжело даваться. Мы уязвимы, когда проявляем доброту, когда верим в лучшее в других и предлагаем им взамен лучшее в себе. Но из-за этой уязвимости доброта становится удивительной. Она становится доблестной».
— Этан Салливан
«И все же это был мой мелок».
— Элиза Салливан, 7 лет.
«И все же ты негодница».
— Коннор Киин, 10 лет.
Глава 1
— Для Чикаго это к лучшему[1], — сказала Лулу, принюхиваясь к воздуху.
— Ничего подобного, — ответила я. Но посмотрела на уродливый комок тошнотворно-серого теста, который в данный момент растекался по противню, и призналась себе, что спорить особо не с чем.
— В Париже все получилось, — пробормотала я, нахмурившись и мысленно возвращаясь к своим действиям. Отмерить ингредиенты. Добавить хлебную закваску. Замесить, дать подняться, придать форму, дать подойти.
Лулу Белл, всецело настроенная против магии дочь двух колдунов и моя лучшая подруга, прошла на кухню лофта в Ближнем Норте, в котором она разрешила мне пожить, и посмотрела на комок.
— Но не в Чикаго. — Она похлопала меня по плечу. — Возможно, ты могла бы попробовать что-нибудь другое.
Под «чем-то другим» она подразумевала хобби — увлекательные, снимающие стресс занятия, призванные дать мне отдушину помимо кофе, катан и, поскольку я вернулась в Чикаго после пребывания во Франции, сверхъестественной политики. Последнее отчасти было из-за моей временной работы в офисе городского Омбудсмена по сверхъестественным, ОМБ, и отчасти потому, что я вампир. Мы драматичные личности.
И, возможно, поэтому Великий Поиск Хобби не увенчался успехом. Выпечка хлеба была лишь моей последней и не самой удачной попыткой. На подоконнике у нас стояло полдюжины суккулентов[2], которые стали либо мягкими, либо сухими, пирамида из спутанной пряжи и множество стеклянных флаконов и баночек, продавцы которых обещали мне лучший кофе в моей жизни. Лулу теперь использовала их для хранения кистей, а я продолжала затариваться в «У Лео», где продавался лучший кофе в Чикаго.
— У нас есть час до того, как все придут. Мы можем позвонить кому-нибудь и попросить захватить хлеб. Возможно, Коннор мог бы прихватить что-нибудь из САЦ.
Коннор Киин — наследный принц Северо-Американской Центральной Стаи оборотней, у которой прибыльный ресторанный бизнес.
— Единственное, что Коннор прихватит из САЦ — это Алексей. И я не стану выпрашивать еду у Стаи.
Лулу проигнорировала мое упоминание Алексея Брекенриджа. Соплеменник Коннора ее раздражал; он был влюблен в нее, поэтому за этим было интересно наблюдать.
— Держу пари, это не первый раз, когда ты упрашиваешь члена Стаи, — сказала она с хитрой ухмылкой.
Помимо того, что Коннор время от времени поставлял мне барбекю, он также был моим парнем. Высоким, хорошо сложенным, с темными глазами и голубыми глазами, в которых обычно светился волчий блеск. Я знаю его как человека, а также видела в волчьей форме. Оба весьма впечатляющие.
— Зачем тебе вообще хлеб?
Я подошла к мусорному ведру и выбросила содержание миски.
— Я готовлю кростини[3] на хлебной закваске с бурратой, рукколой и томатной пастой. Или готовила.
Она лишь посмотрела на меня.
— Что? — Я поставила миску в раковину. — Ужин был твоей идеей. «Давай пригласим народ», — сказала ты. «Просто приготовь свое любимое блюдо», — было тобой сказано.
Лулу закатила глаза. Она открыла холодильник и указала на полки на двери, где охлаждались бутылки с кровью и кофе Мокко. (В отдельных бутылках. Потому что кровь со вкусом Мокко просто преступление против вампиризма).
— Твое любимое блюдо — это не кростини, не буррата, не руккола и не томатная паста. Это кофе и кровь, именно в таком порядке.
— Мне нравятся и другие блюда, — запротестовала я. — И фаршированные яйца — не твое любимое блюдо, но это не объясняет, почему в холодильнике их три дюжины. — Я сморщила нос от отвращения. Человека, решившего, что лучший способ есть вареные яйца — это смешать их содержимое с приправой и майонезом, следует отыскать и четвертовать.
Она взяла яйцо из контейнера и закрыла дверцу.
— Это всего лишь эксперимент, — сказала она, а потом посмотрела на него прищуренными глазами, как будто осматривая его.
Я ей не поверила. Но я наблюдала за ней целую минуту, а она даже не дернулась. К счастью, мне не пришлось долго ждать, чтобы узнать правду.
— Когда начнется вечеринка, все прояснится, — предсказала я, сделав руками в воздухе дугу для пущего эффекта.
— И к слову о дьвольских штучках, — пробормотала я, когда к нам неторопливо направилась Элеонора Аквитанская, кошка Лулу с гладкой черной шерстью и колючим нравом. Она посмотрела на Лулу со снисходительностью, а на меня — с нескрываемым презрением.
— Привет, дьявольская кошка.
— Если ты будешь ее так называть, она помочится тебе в ботинки.
— Снова.
— Снова, — признала Лулу.
Я пыталась быть с ней милой. Купила ей кошачью мяту, приготовила на ужин лосося, прочитала сборник стихов, который привезла домой из Парижа, показала ей единственную подлинную версию «Гордости и предубеждения»[4], которую мы с Лулу признавали. (Конечно, фанатам нравился Гарри Стайлз[5] в роли Дарси, но это просто новый ремейк. Колин Ферт[6] — единственный и неповторимый, спасибо большое). Но ее ничто из этого не расположило. Я была третьим лишним. Может, кошки не любят вампиров. Или, возможно, она видит то, чего не видят многие другие. Что я не просто вампир, или единственный рожденный вампир, а не созданный.
Какова бы ни была причина, она решила, что мы враги.
Я наклонилась, чтобы посмотреть ей в глаза, и улыбнулась.
— Я наряжу тебя ковбойшей, пока ты спишь. А потом наделаю фотографий и отправлю их в «Трибьюн»[7].
Если бы ее злой взгляд был колом, я бы умерла. Но она зашипела и убежала, сдав позиции. Я посчитала это победой.
— Обоссанные ботинки — это только начало, — сказала Лулу и сунула в рот фаршированное яйцо.
* * *
Испорченный хлеб заменили брауни в упаковке. Пока они остывали на плите, я заплела свои волнистые светлые волосы в низкую косу и надела струящуюся черную майку с темными блестящими леггинсами и ботинками. Я нанесла черную тушь на свои зеленые глаза и ярко-малиновую помаду, чтобы подчеркнуть бледную кожу.
Час спустя лофт был полон болтовни, людей, мисок, кастрюлей и пакетов с едой, которые принесли гости. Элеонора Аквитанская развалилась под обеденным столом в надежде перехватить объедки. Коннор еще не появился, но бесспорный победитель, получивший фаршированнные яйца, сидел на выступе перед стеной с окнами, каждое из которых было покрыто пластиком разного цвета, так что они светились цветами радуги.
Матео, новый ухажер Лулу, был стеклодувом, работавшим над грандиозными, дорогими произведениями искусства. Он был мускулистым и поджарым, как человек, который постоянно находился в движении, его лицо было загорелым, а волосы коротко подстрижены. У него были темные, глубоко посаженные глаза под густыми бровями, полные губы и квадратная челюсть. Он болтал с несколькими своими вычурными друзьями — все они отличались чопорной одеждой и прическами — и Петрой, еще одной подругой из ОМБ. Она была миниатюрной, с загорелой кожей, темными волосами и глазами, а еще она была аэромансером.
— Твой стеклодув, кажется, классный, — сказала я. Лулу и Матео встречались уже несколько недель, с тех пор, как мы вернулись из короткой поездки в Миннесоту. Она приехала в доме на колесах вместе с моими коллегами из ОМБ, чтобы помочь разобраться с кризисной ситуацией в Стае. Я не уверена, в чем дело, в самой поездке, компании или магии, но после возвращения она казалась еще печальнее, по крайней мере, до тех пор, пока не сошлась с Матео.
— Ага. Классный. Его друзья тоже классные. Весьма... оригинальные.
— Я с ними еще не общалась. Но если они тебе нравятся, то и мне нравятся.
А поскольку все они люди, я могу сломать их, как ветку, если они причинят ей боль. Так что это приятное преимущество.
Разговоры в лофте затихли, и я инстинктивно подняла голову, чтобы найти источник перемены.
Источником был оборотень. Мой оборотень.
Он появился из длинного коридора, ведущего к двери лофта, его тело было крепким и сильным. На нем были джинсы и футболка «САЦ Индастриз», облегающая мускулы, в руке он нес бутылку вина. Его темные волосы обрамляли точеное лицо, на котором выделялись ярко-голубые глаза и губы, обычно искривленные самоуверенной ухмылкой. У него была осанка принца, тело бога и эго, соответствующее и тому, и другому, и все это сочеталось с его честностью, остроумием и заботой о его Стае.
И его взгляд был устремлен на меня.
Его губы изогнулись, и несколько человек вокруг меня издали тихие звуки признательности и вожделения. Принц позволил простолюдинам лицезреть.
— Люди смотрят на него, как на хорошенько испеченный багет, — прошептала Лулу. — Как на готового быть съеденным.
Так и было, и я не могла их винить, учитывая, что мои мысли шли в том же направлении. За вычетом скрытого оскорбления моих навыков выпечки хлеба.