– Вот ты где, – донеслось с порога. – Нравится?
Мужчина был плюгав, несимпатичен, а верхнюю губу его украшала жирная бородавка, похожая на мохнатую муху. Но он так приветливо улыбался, а у глаз его плясали лучики морщин, что казался приятным. Не злым.
Может, с ним удастся договориться?..
– Терпимо, – сказала я, занавешивая окна.
– Не против пообщаться в более душевной обстановке?
Видимо, даже хозяин не считал Дом утех чем-то приятным, потому как вывел меня наружу. Погода располагала: солнце слепило, но не жарило; по небу плыли молочные облака, и в их очертаниях проглядывались самые нелепые вещи. То скачущая лошадь, то человеческий профиль, то куча чего-то, что напомнило мне, напрочь лишенной фантазии, навоз. Хозяин взял меня под ручку – не нагло, а скорее вежливо, как в верхней части Янга надушенные мужчины ходят с женщинами в пышных платьях. Но мне не нравилась бесцеремонность чужого касания, потому я ерзала и нервно вела плечом.
«Привыкай», – говорила самой себе.
Если он почует неприязнь – ни за что не войдет в положение.
– Не волнуйся, Тая, – сказал хозяин, спрятавшись в тени молодой яблони, которая невесть как очутилась посреди гарнизона. – Твою подноготную я уже выведал. Кража? М-да, неужто нынче за столь смешные преступления симпатичных особ готовы навеки упечь в каменную клетку?
Я слушала вполуха, а взгляд зацепился за бородавку, которая двигалась, когда хозяин открывал рот.
– Хорошо, что ты прибилась к нам, уж я своих девочек в обиду никому не дам. – Хозяин погладил меня по предплечью. – Видела, в каких они одеждах ходят? – Я кивнула, припомнив платья, за которыми не разглядеть тел. – Это чтоб ни у кого дурных помыслов не возникло. Мои девочки живут непосредственно в Доме, особо по казармам не разгуливают. Готовят сами, стирают и убирают тоже. Все на их хрупких плечиках. И, к моей чести, у нас ухоженнее, чем в остальных женских бараках.
Он гордился «своими девочками», аж грудь выпятил. А бородавка-муха все никак не могла оторвать свое жирное тельце от губы. Мне до дрожи захотелось отколупать ее. Я почесала в волосах – всегда чешусь, когда волнуюсь, – подавила назойливый порыв.
– Все отношения – в строго определенное время, иначе – ни-ни. Деньги не бери и мужчин без моего ведома не принимай. Ясно?
– Да, но…
– Умница девочка. – Хозяин перебил меня и ласково улыбнулся. – Я не ошибаюсь, в тебе есть что-то от рынди?
Вообще, я родилась в семье истинных рынди, светловолосых и крупных. Жизнь впроголодь истощила их, но не отняла природной массивности. Женщины Затопленного города доставали мамаше до плеча. Кулак папаши был с голову младенца. И хоть в резких чертах лица их дочери угадывались родительские корни, но темные волосы, каких не встретить у чистокровных рынди, да небольшой рост делали меня чужачкой. В детстве мамаша с папашей убеждали меня, что лишь один рынди из тысячи таков. Что мне передалась кровь бабки, которая служила при храме богов, и что я научусь читать Слова.
Но потом папаша запил. Ум его затуманился, и он, наслушавшись насмешек от пьяниц-товарищей, взялся обвинять мамашу в кровосмешении.
«Никакая она не мудрая! – плевался он вонючей слюной и пытался словить меня за шиворот, чтобы отвесить пинок. – Обычный выродок, которого я вынужден кормить из своего кошеля!»
Мамаша рыдала ночами, до хрипоты спорила с папашей. Но, повзрослев, я перестала верить, что мне предначертано стать кем-то особенным. Я нагуляна с человеческим мужчиной, потому такая, какая есть.
– Да, – призналась сейчас. – Моя мама – рынди.
И представила, как муха-бородавка, жужжа, улетает с лица хозяина.
– Так и знал! Рынди в моем ведении не бывало. – Хозяин обрадовался, и в голосе его проскользнула нотка удовольствия. – Аж любопытно, каковы вы в постели, а? Ну-с, – он ударил в ладоши, – узнаю из уст довольных солдат. Я буду рад принять тебя в нашу семью, Тая. Хочешь что-то спросить?
– Вообще-то я… – замялась. – Хотела попросить вас не брать меня в утешительницы. Мне, если честно, до одури не…
– Неприятно? – понимающе закончил хозяин, ухмыляясь. – Не хочется касаться грязных мужланов?
Я опустила взгляд. Хозяин зашипел как змей, и от былого благодушия не осталось и следа.
– Ты уже подчинена мне. Ослушание – смерть. Сбежишь – отыщу и лично выпотрошу. Неужели ж ты думаешь, что такая нужна хоть кому-то? – Он сжал пальцы на моем запястье. – Я буду за тобой наблюдать, Тая. Ты – слишком дорогой товар, чтобы отдать тебя кому-то другому.
Я облизала пересохшие губы.
Н-да, не удалось договориться.
– Но что мы все о грустном? – Хозяин враз переменился и внимательно оглядел меня. – Чудненько, коль у нас все сложится. Ты мне тоже понравилась.
Он залез в карман брюк и выудил наружу малюсенький кристалл, внутри которого сиял рыжеватый огонек. Такими кристаллами у богачей скрепляются магические сделки – давным-давно я подглядывала за одной из них. Следом хозяин вытащил из воротника своей рубашки тонкую иголочку.
– Ты готова беспрекословно служить в Доме утех и подчиняться всем его законам? Не противиться и не перечить хозяйскому, то есть моему, слову? Да? – Хозяин протянул иглу. – Пусть наш союз скрепит кровь.
– Готова. – Я проколола указательный палец и мазнула выступившей капелькой по граням кристалла. Огонек затрепетал чуть ярче.
– Найди Ару, она вымоет тебя и очистит тело от лишних волос. – На невысказанный вопрос хозяин ответил: – Чтоб вши не завелись. Ты с ней не спорь, указания выполняй. Она у девочек за главную. Если вопросы какие будут – ей задавай. Ну а коль свезет, первого клиента примешь уже сегодня.
– Конечно.
Хозяин, проводив меня до Дома утех и погладив на прощание по ладошке, ушел.
Утешительница Ара, чьи губы были поджаты, а голос груб, поднесла мне чашу с непонятным настоем.
– Успокаивающий, – сказала она. – Пей.
Я поднесла чашу к губам, но отпивать не собиралась. Тогда Ара надавила на челюсть и силой влила настой – горький с кислинкой – в рот.
– Кто ж добровольно в утешительницы пойдет, – бубнила она. – Тут без специальных трав не обойтись. Не отказывайся уж, дурная.
Затем Ара нагрела бадью горяченной воды и, усадив туда меня (я отпиралась и предлагала вымыться без стороннего участия), взялась драить спину жесткой щеткой. Если я выворачивалась – получала по хребту этой же щеткой.
– Не двигайся, – требовала Ара. – Пожалуюсь управляющему.
И стирала с меня не только грязь, но, казалось, кожу. Надраивала тело до красноты.
А внутри и правда разливалось спокойствие. Сознание было ясным, но озноб исчез.
Когда Ара намыливала мои волосы, вдалеке загудели колокола. Часто, надрывно. Предупреждая об опасности. Утешительница опасливо покосилась на окно, отвлекшись от мытья – мыло потекло в глаза, и я часто заморгала, – но не прокомментировала звон.
– Встань. Руки в стороны, – приказала она, смыв мыло.
Я подчинилась. Тогда утешительница достала остро наточенное лезвие, вспенила мыло и обмазала пеной мою подмышку. Примерилась.
– Ай, – пискнула я, когда вместе с темными волосами в мутную воду скатилась алая капелька.
Ара не слушала. Выкручивая руку, соскребала волоски. Царапала, ранила. Я терпела, мысленно твердя: «Если не сегодня сбегу, то завтра. Все будет хорошо».
Утешительница оттерла лезвие в воде. Пальцами провела по розоватой коже, проверяя, не осталось ли длинных волосков. Дождалась, пока я оденусь, а потом сказала:
– Иди. На тебя уже в очередь записываются желающие.
Что?!
Ноги подкосились.
Меня, пахнущую чистотой, румяную от горячей воды, под руки привели в комнату и уложили на кровать. Я пыталась бороться с легкостью, которая расплывалась по телу. Пыталась встать, но хотелось лечь обратно.
Гадкий отвар!
А потом дверь приоткрылась, и появился первый клиент. Знакомый настолько, что от страха закружилась голова. Сердце заколотилось об ребра.
Только не он!
Действие отвара резко спало. Видимо, при столь сильном шоке травы были бесполезны.
Я вжалась в спинку кровати. Пальцы судорожно вцепились в подушку, а вчерашний «защитник», Карт, плотоядно улыбался. Закатав левый рукав, он промурлыкал:
– У меня уплачено.
Пальцы водили под подушкой. В горле пересохло. Карт закатал правый рукав. И словно невзначай достал из-под ремня ножик, потрогал лезвие подушечкой пальца.
– Я оскорблений не прощаю, Тая. Понимаешь? Иди сюда. Если не хочешь по-хорошему, будем по-плохому.
– Если ты меня тронешь, то хозяин…
Карт оборвал мой наивный лепет на полуслове:
– Ты смеешься или в самом деле такая дура? Он сладко зазывает, но ничего не сделает, потому что твоя шкура не стоит и медянки. Да на твоих подружках места живого нет. Солдатам разрешается творить с вами все, что заблагорассудится. Только лицо калечить нельзя, но я и не буду. А все, что скрыто платьем, принадлежит мне.
Чего-то такого я, признаться, и ожидала.
Смущало только одно: если девушек избивают, почему они не сбегут? Не воспротивятся?
И тут меня осенило. Кристалл. Я не придала значения, что, кроме обязательного направления, заполненного служивым, наша сделка скреплялась еще и добровольным согласием на крови. Пускай я о магии слышала мало, но была уверена: мне не удастся вывернуться.
Кристалл заставит исполнять обязанности против воли.
– Ты же понимаешь, что сопротивляться бесполезно?
Понимала. Напоследок Ара ясно дала понять, что церемониться с той, которая причинит вред клиенту, не будут. Наказание за неповиновение – смерть.
Значит, смерть либо полное подчинение?
Пусть так.
Я расстегнула ворот и попыталась выпутаться из несуразного платья, но оно обвилось вокруг рук и шеи.
– Давай помогу. – Карт одним рывком стащил платье, оставив меня совершенно голой.
Беззащитной.
– Да что ты прилипла к подушке? – возмутился он. – Отдай сюда.
Я протянула подушку. Карт был совсем близко. Настолько близко, что прекрасно попадал под удар обломанной деревянной ложки, выкраденной из столовой. Рукоятку я обточила о камень еще днем.