– Сгинь, – вяло приказал комендант и обратился к Иттану. – Садись и не зыркай так. Сегодня я не помру.
Мальчишка ретировался, бросив на Иттана запуганный взгляд. Н-да, будь здесь приличный целитель из академии, он бы обуздал болезнь. Не излечил, так замедлил ее течение. Но, к сожалению, церковь подмяла гарнизон под себя. Чего стоили добровольно-принудительные утренние службы и храмовники, разгуливающие по казармам с победным видом. От сладковато-удушающего запаха ладана, который невозможно было стереть с кожи, воротило с первого же дня.
– Стало хуже?
Подушка была заляпана алым, как и ночная сорочка старого вояки. Он лежал, укутанный шерстяным одеялом, но мерз и стучал зубами.
– Мне уже лет десять каждый день становится хуже. Знаешь, будто клочья мяса рвут прямо отсюда. – Потер грудь. – Я иногда выплевываю какие-то сгустки и думаю, уж не легкие ли это?
– Я могу написать запрос в академию, и в ваше ведение назначат целителя. Настоящего целителя, – подчеркнул Иттан.
– Наслышан я о ваших академиях. – Комендант попробовал сесть, но бессильно рухнул. – Подмоги-ка. – Устроившись на подушках, он закашлялся. Брызги вылетали изо рта розоватой пеной. – Кого нам дадут? Последнего прогульщика и выпивоху, ибо все перспективные выпускники надобны столице. Ты думаешь, сынок, я не запрашивал? – Вытер губы рукавом, на котором и без того хватало застарелых кровавых пятен. – Меня тактично посылали раз за разом.
– То был старый ректор. – Иттан подал кружку, куда комендант сплюнул кровавую слюну. – Давайте попробуем. Ваши страдания можно облегчить.
Но комендант недовольно изогнул губы.
– Прекрати, только сочувствующих мне не хватало. К тому же наш первый храмовник Терк, ну, ты имел честь познакомиться с ним по прибытии, варит прекрасные снадобья. Мне много легче после них. Выкарабкаюсь, коль угодно судьбе. С чем пришел?
– Вам доложили о случае в Доме утех? – начал Иттан издалека, пожевав губу. Все его красноречие куда-то делось: сложно вести переговоры с умирающим.
– Конечно. Тамошняя девица вспорола бедному парню кишки. За его жизнь нынче борются в лазарете, но что-то подсказывает мне, что скоро мы развеем пепел солдата по ветру. – Комендант перекатывал слюну в чашке, изучал ее так внимательно, словно она могла рассказать нечто особенное. – Парень и сам хорош, во время атаки побежал развлекаться. Но с ним я поговорю, если очнется. Тебе-то какое дело? Мстить за товарища удумал? У нас тут самосуд не приветствуется.
Он и не догадывался, насколько был далек от истины. Не покалечь Тая этого уродца-Карта, Иттан бы прибил его самолично.
Камин был натоплен до предела. Иттан чувствовал, как жар расползается по телу. Как взмокает лоб и липкий пот покрывает кожу. Как невыносимо под рубашкой. Как сбиваются мысли. Комендант мерз, кутался в одеяло иссушенными пальцами.
– Почти. Этот мальчишка, Карт, пытался изнасиловать ту девушку.
– И что? – Комендант нахмурился, широкие брови его изогнулись дугами.
– Она понесет наказание за то, что в клиенты ей попался ненормальный, разгуливающий с ножом?
– Да, – ответил комендант, сползая по спинке кровати.
Кашель вновь терзал его, и следующие полминуты комендант захлебывался слюной. Но после глубоко вздохнул и зажал горло ладонью.
– Уже лучше, – успокоил он.
– Вам не жалко девушку?
– Мне жалко паренька, что скоро подохнет. Мне жалко его мать, что никогда не увидит сына. А продажную девку, раздвигающую ноги перед каждым встречным, мне не жалко. У тебя есть что возразить?
Возразить? Ни в коем случае. Против правды не попрешь, а признаваться в «особых отношениях» с Таей – безрассудно и неправильно.
– Переведите ее под мое управление, – ледяным тоном не попросил, но потребовал Иттан. – Я командующий поисковым отрядом, эта женщина необходима мне.
– Сынок, услышь меня. Ты можешь делить постель с кем угодно, ибо на войне стираются понятия чести и приличия, а бабам без надобности беречь себя для мужа. Но не привязывайся к своим временным женам. Не давай им обещаний. Не бери их с собой в бой. Они погубят и тебя, и себя, и всех нас.
Это правильно. И отец бы так сказал – Иттан даже услышал отголосок отцовского тона, грубого и беспощадного, – и любой бы здравомыслящий мужчина. Женщины губят, разлагают, ведут в пучину. Разве человек, однажды ожегшейся на любви к актрисе-обманщице, может довериться какой-то воровке?
Но что-то – уж не душа ли? – шевелилось в Иттане, когда он думал об участи Таи, когда представлял, как она склонит голову над плахой и над тонкой шеей занесут топор. Посеребренная цепочка окропится кровью, а в громадных глазищах навсегда застынет пустота.
Не заслужила, и все тут.
О них будут шушукаться, но таков его выбор – мало ли с кем графский сын сдружился в гарнизоне. Его честь уже попорчена.
Комендант сомкнул веки. Он утомился и непрозрачно намекал: разговор окончен.
– Она чиста. Ну, в смысле, невинна, – выпалил Иттан.
Комендант приоткрыл правый глаз.
– Ой, сомнительно, мой наивный мальчик.
– Нет, клянусь, невинна, – на чистом глазу лгал Иттан. Знать он не знал про чистоту Таи, да и проверять не собирался.
– Ты хочешь быть первым? – засмеялся комендант, да так заливисто, что не мог остановиться. А кровавая капля стекала с уголка губ на подбородок.
Иттан распрямил плечи, хрустнув позвонками.
– Не знаю, известно ли вам, но сила девственницы жизненно необходима магу. Мы напитываемся энергией таких, как эта девушка. А в поисковой деятельности мне не обойтись без постоянного источника подпитки.
Ложь давалась легко. Когда-то давно малообразованные колдуны действительно считали, что маг становится сильнее рядом с непорочной девицей. Одни поклонялись им, другие – устраивали жертвоприношения; но факт оставался фактом. Лишь научные исследования, проведенные академией, доказали: никакой связи нет и быть не может. Но что там, по сей день в сомнительных культах проводили обряды – и верили, что девственная кровь способна вознести чернокнижника к небесам либо низвергнуть врагов.
Откуда коменданту знать тонкости магического искусства? Потому Иттан глянул особенно честно, картинно развел руками: мол, я сам не в восторге, но что делать.
– Да ладно! – воскликнул комендант непонимающе. – Быть того не может, чтоб от баб была какая-то польза для вашего брата.
– Увы. – Иттан отдернул ворот рубахи. Пот градинами катился со спины. – Отправьте запрос в академию, если не верите моим словам.
Коменданта одолевали сомнения, но он не находил, к чему зацепиться. А запрос отправлять не собирался. Разумеется, иначе бы прослыл необразованным болваном.
– И что тебе нужно? – с неудовольствием уточнил совсем слабым голосом.
– Снимите с нее обязательства по сделке. Кстати, а разрешено ли пользоваться, кроме официального направления, еще и магическим кристаллом для удержания работниц? – Иттан спросил вроде как из праздного интереса, но въедливо. – Получается, хозяин Дома утех ведет двойную игру, и эти девушки трудятся не во благо гарнизона, а на него лично?
Ну а что, вся строгая система распределения по направлениям рушилась под этой маленькой хитростью. Хозяин выставлял свои требования, то есть возвышал себя над комендантом и установленными правилами.
– Любопытный вопросец. Позови его, – сдался комендант и тоскливо глянул на дверь. – Докатились, бабы необходимы магам…
Вскоре комендант давал четкое указание хозяину Дома: немедля разорвать контракт с Таей. Тот заламывал руки и канючил взять с нее хоть какую-то плату («Ну давайте прилюдно высечем ее, чтоб неповадно было»), напоминал о неукоснительном исполнении закона и о том, что она занесла нож над воином гарнизона. Даже вставил фразу про то, что вообще-то Таю отмыли казенным мылом – а она, неблагодарная, отплатила членовредительством.
Голос коменданта срывался, дыхание было тяжелым, но он вынес окончательное:
– Исполнять мой приказ. Ах да, никаких больше кристаллов в быту, – после чего обратился к Иттану, скромно замершему у входа подобно лакею: – Направление подпишу ей завтра. Пусть зайдет сама, больно уж интересно посмотреть на девственницу из борделя. А теперь уйдите… все…
Комендант, упав на подушку, заснул быстрее, чем закрылась дверь за спинами поздних гостей. Хозяин Дома утех угрюмо молчал, но сопел и косился на Иттана недобро, с поистине детской обидой. После откланялся так театрально, склонившись аж до пола, чем вызвал невольную усмешку.
– Благодарю вас за то, что позаботились о моей женщине! – окрикнул его Иттан. – Если хотите, заплачу за потраченное мыло.
Хозяин засопел еще громче, но ничего не ответил.
Осталось порадовать Таю маленькой победой, которой Иттан, признаться, гордился. Давненько ему не удавалось убедить кого-то в своей правоте – ни ректор, ни преподаватели академии, ни родной отец, ни даже Агния не внимали его речам. Кивали и соглашались, но делали по-своему.
Иттан, задумавшись, свернул в незнакомый коридор. И застыл, принюхиваясь, глубоко втягивая ноздрями воздух.
Воняло жженым сеном и прокисшим молоком. Так пахла необструганная магия, чистая и неловкая, не знающая ограничений.
Самоучка.
Откуда тут взяться второму магу, если первого-то не жалуют? Почему он скрывает свою личину? Или потому и скрывает, что храмовники недолюбливают тех, в ком течет истинная сила?
Иттан взял след. Он двигался бесшумно, как дикий зверь, настигающий жертву. Прислушивался к чутью, останавливаясь на короткое мгновение, на цыпочках пробирался вглубь, и луна выстилала лучами ему под ногами золотой ковер.
– Вам помочь, господин маг?! – Писклявый голосок разорвал тончайшую тишину.
Молоденький храмовник-целитель, нагруженный коромыслом и согнувшийся под его тяжестью, пугливо заморгал.
След смылся. Самоучка ускользнул.
Ничего, отыщется позже.
Тая крепко спала. Связанная по рукам и ногам, скрючившаяся в узкой постели, замерзшая донельзя, но спала. Оковы контракта бесследно исчезли, измотав ее до предела. Иттан аккуратно разрезал путы, накрыл тяжко вздохнувшую сквозь сон девушку пледом.