Я умолкла. Посмотрела на Тэйна. Он поднял лицо, устремив неподвижный взгляд в темное звездное небо.
– А что мертвые могли бы сказать?
– Не знаю. Она говорила, что всегда бывало по-разному, но никогда не пересказывала услышанное. Она считала, что тайны мертвых следует уважать, а их послания предназначены только для ушей одного конкретного человека. Но часто… – запнулась я, ощутив мелкую дрожь в его руке, – мертвые говорили то же, что и живые: люблю, скучаю, прощай…
– Она была потрясающей, эта Эбигейл Роу, – произнес Тэйн, и я улыбнулась.
Мне стало приятно, я даже зарделась от удовольствия. Мне вообще очень нравилось идти с ним рядом, взявшись за руки, а память о женщинах Роу словно вела нас вперед. Казалось, что все они витают вокруг, слушая наши разговоры, наблюдают за нами в ночной тиши и призывают двигаться дальше. Очень скоро и я стану одной из них. У меня родится дочь, а потом появится и внучка. И может, когда-нибудь она, гуляя по ночному пляжу, тоже заговорит обо мне. Скажет что-нибудь вроде: «Той, что сохранила наш род, вопреки стараниям своей матери, которая чуть все не разрушила, была Эвери Роу, толковательница снов».
– Теперь расскажи о себе, – попросила я, слегка дернув Тэйна за руку. Он молчал, и я добавила: – Расскажи про свой остров.
– Мой остров? – с удивлением переспросил он.
Он выпустил мою ладонь, чтобы отрегулировать фитиль у фонаря, и больше брать меня за руку не стал.
– Слишком жарко, – обронил он.
– Как назывался твой остров?
Он пожал плечами.
– Ты не знаешь?
– Мы никогда не давали ему названия, – сказал он и сунул руку в карман. – Мы жили обособленно от рода к роду. Никто нас не трогал. Мы никуда не уезжали, и к нам никто не наведывался. Поэтому у нас не было нужды давать ему какое-то имя. Но если бы вдруг понадобилось, то мы, скорее всего, назвали бы его Тока.
– Что это значит?
– Скала. Когда к нам пришли англичане, они дали острову имя – остров Ховелла.
Я кивнула.
– С нами было то же самое. Когда-то остров Принца носил совсем другое название. Как оно звучало в прежние времена, сейчас уже забыли, но значение еще помнят: остров на Краю.
– На краю чего?
– Никто не знает. Англичане пришли сюда в тысяча шестьсот восемьдесят пятом году, и кто-то, желая услужить королевской семье, назвал остров в честь молодого принца Джорджа.
Я расправила плечи.
– Сомневаюсь, что будущий король Англии знал о том, что у него есть такой маленький и ничтожный тезка где-то в Атлантическом океане, а то бы наверняка заставил переименовать этот клочок суши.
Тэйн рассмеялся. Он размахивал фонарем так, что луч метался, выхватывая из темноты то наши ноги, то песчаную дорожку.
– Когда они пришли на твой остров? – спросила я, и его улыбка тотчас померкла.
– Задолго до моего рождения. Даже раньше, чем родился мой отец. Они появились с альбомами и картами, и мы думали, что они вскоре уедут и навсегда оставят остров. А когда я был еще мальчишкой, впрочем, довольно большим, чтобы гулять, где вздумается, к берегу пристали китобойные суда.
– Вас удивило появление иностранцев?
– Только некоторых, – пожал плечами Тэйн. – Наши легенды говорят, что мы прибыли с другого острова, с Новой Зеландии, где живут маори. Но на этом острове мы жили веками. У нас была своя культура и традиции. А однажды появилась новая легенда, которая рассказывала, что весь мир ушел под воду, остался только наш маленький остров. Даже после того, как к нам пришли чужаки, многие продолжали верить во всемирный потом. Но только не я.
– Почему?
Фонарь освещал его лицо снизу, оставляя в глубокой тени глаза.
– Мой отец был охотником, – сказал он. – Если бы не семья – мать, я и мои старшие сестры, он наверняка отправился бы в кругосветное путешествие на каноэ. Захотел бы пересечь океан. Однажды мы плавали с ним вместе и забрались так далеко, что остров исчез из виду. «Не бойся», – сказал отец с улыбкой, хоть я и не думал пугаться. Он рассказал, что есть другие берега и земли. Что наш остров очень мал, а мир – огромен. И столько всего есть на свете, что стоило бы посмотреть! Он рассказывал о городах и заводах, животных и людях. До сих пор не понимаю, откуда он все это знал. Когда к нам пришли китобои, ему хотелось уйти с ними, чтобы увидеть мир, но он не мог. Поэтому с ними отправился я.
Его лицо стало непривычно холодным и жестким.
– Ты не боялся покидать свой остров? – поинтересовалась я.
Он пожал плечами.
– Я знал там каждый камень, каждый листок, всех людей в лицо. Я знал девушку, на которой должен был жениться, и дом, где мы с ней поселились бы. Мне с детства было известно наперед, что случится в моей жизни. И это меня невероятно злило! Мне казалось, что я там задыхаюсь. А потом еще и моряки, которые приходили на остров, рассказывали всякие истории о разных странах. Я с ума сходил от мысли о том, как огромен мир за пределами нашего острова. Я попросил моряков взять меня с собой. Матери и сестрам, конечно, не понравилась эта затея, но отец меня поддержал. Он сказал, чтобы я собирался в дорогу, и я ушел не оглядываясь. Мне тогда было девять лет.
Мягкий голос Тэйна вдруг изменился. Зазвучал жестко и резко, перекрывая шум ветра и шорох волн. Глаза его сверкали в темноте. Нет, он не впал в ярость и не казался печальным. Такое выражение мне доводилось видеть прежде на лицах молоденьких моряков, которые совсем недавно женились или стали отцами, но вынуждены отправиться в многолетнее плавание. Моряки не плачут. Они расправляют плечи и пристально, с невыразимой тоской смотрят на берег, пока корабль покидает порт, а затем стараются забыться в тяжелой работе. Так выглядел и Тэйн.
– Я ненавидел свой остров, – добавил он, как будто обращаясь не ко мне, а к волнам и ветру. – Когда я уходил, пообещал себе, что больше не вернусь туда. А надо было остаться…
Я остановилась. Тэйн тоже замедлил шаг.
– Но ведь тогда ты бы умер, – произнесла я тихо.
– Я был бы воином, как и мой отец. Я бы убил многих, прежде чем умереть самому, и погиб бы с честью, защищая свою родину и свой народ.
Я долго смотрела на него.
– Но ты все равно бы умер…
Тэйн невесело усмехнулся.
– Я и так умер, – изрек он. – В тот момент, когда шаман сказал, что все, кого я любил и о ком заботился – мертвы, я умер вместе с ними. И это мое наказание – дышать, говорить, ходить и думать, когда на самом деле во мне не осталось жизни. Хотел поначалу вспороть себе горло гарпуном, и единственное, что меня остановило, – месть.
Он бросил взгляд на темные волны.
– Каждое утро просыпался и думал о своих родителях и сестрах. Каждую ночь засыпал и представлял себе, как отыщу и уничтожу их убийц. Я охотился на китов, ел и дышал только для того, чтобы отомстить.
Его лицо исказилось гримасой.
– Бывает ведь, что призраки кого-то преследуют? Так вот, я и есть лишь призрак, который охотится…
Вдруг Тэйна затрясло так сильно, точно его тело разрывалось на части. Я обняла его, крепко прижала к себе и держала, пока он не успокоился. Мы долго стояли, не разжимая объятий, и вдруг я осознала, что он говорил о себе в прошедшем времени. Я взглянула на него. Глаза Тэйна были закрыты, а на щеках и длинных темных ресницах блестели слезы.
– Так ты все еще призрак? – спросила я мягко, чувствуя, как бьется его сердце. Тэйн открыл глаза.
– Думаю… – он вздохнул и нежно провел кончиками пальцев по моей шее, – думаю, что теперь возвращаюсь к жизни…
Глава 15
Люди на острове Принца давно забыли, что моя бабушка – тоже человек. Наверное, думали, что она появилась на острове уже старой и с единственной целью: колдовать для них. А ведь, если не считать магии, мы, Роу, такие же, как все. Бабушка так же готовила ужин, стирала белье, ей так же досаждали мухи и она так же ловко орудовала мухобойкой. Хотя бабушка и выглядела старше своего возраста, была совсем не такой уж и старухой, как все считали. А когда-то она была юной и звали ее Дженни – как и теперь, но окликнуть ее по имени больше некому.
С тех пор как она переняла колдовское ремесло у своей матери, для всех на острове она стала Ведьмой Роу. Иногда, изредка – Мать Роу. Моряки, которые всего лишь за неделю до того дня кричали: «Привет, Дженни Роу!», тотчас позабыли ее имя и ее прежнюю жизнь. Словно в этой их забывчивости тоже была своеобразная магия. В сознании островитян их ведьма никогда не меняется. Просто в один из дней дверь дома Роу открывает вместо постаревшей молодая, а говорит и делает все то же самое. Будто она подхватывала чей-то разговор с той фразы, на которой он оборвался.
В прежние времена даже шептались, что в домике на скалах живет одна и та же женщина, которая сговорилась со смертью или чем там еще и раз за разом возвращает себе молодость.
Когда я была маленькой, к бабушке не раз приходили нарядные и ухоженные пожилые леди, с морщинистыми лицами и отчаянием в глазах. Они просили вернуть им молодость. Это были самые богатые и знатные дамы острова – у бедных-то полно хлопот и поважнее, чем морщины. Бабушка терпеливо объясняла, что такая магия не в ее власти. Если дамы слишком настаивали, то продавала за изрядные деньги крошечный горшочек со смесью из морской грязи и водорослей, птичьего помета и перемолотых рыбных косточек. «От этого вреда не будет», – говорила мне потом. Дамочкам же вонючая смесь дарила надежду, они принимали ее с радостью и облегчением.
– А что будет, когда они не обнаружат, что моложе не стали? – спрашивала я. – Разразится скандал? Они сойдут с ума?
– Нет, дорогая. Такого не случится, потому что они никогда не признаются даже себе, что заплатили, как дуры, за то, чтобы вымазать лицо грязью. Убедят себя, что это действует. И вот увидишь, они еще вернутся за новой порцией к концу месяца!
Моя бабушка всегда оказывалась права. Но когда дамы приходили за новой грязью, она им отказывала, потому что не любила обманывать людей. Неважно, сколько денег ей предлагали ухоженные и глупые матроны. К тому же страх прослыть шарлатанкой перевешивал желание отомстить островитянам за то, что они забыли имя Дженни Роу.