Он вздернул подбородок, блики лунного света заиграли на высоких скулах. Бледный свет озарил его лицо.
– Ты не можешь знать наверняка, пока не попробуешь.
– Я уже попробовала, – воскликнула я. Меня вдруг бросило в жар. – Почему, как ты думаешь, я так рвалась к ней?
– И она ничего не сделала. Позволь мне помочь тебе. Позволь хотя бы…
– Нет! – мой голос эхом пронесся над скалами, как будто внутри меня рокотал океан. – Как ты не можешь понять? Как не понимаешь, что сделать ничего нельзя? С чего ты вообще так стремишься мне помочь?!
Сжав кулаки, я шагнула вперед, но он не двинулся с места. Я хотела уйти сама или разозлить Тэйна так, чтоб ушел он. Моя жизнь теперь была пороховой бочкой, в любую минуту готовой взорваться, поэтому мне больше не хотелось, чтобы он был рядом.
– Из-за чего? Что во мне такого, почему ты так жаждешь меня спасти? – кричала я. – Думаешь, тебе от этого станет легче? Думаешь, это искупит то, что ты оставил свой народ на погибель?
Я потрясла головой. Меня бросило в жар.
– Ты думаешь, если выручишь меня, это облегчит твою вину, да? Нет! Шансов спасти меня не больше, чем поднять со дна океана тела своих сестер!
Я бездумно выкрикивала злые и обидные слова, казалось, они вылетали сами собой. От ярости меня штормило, я явно зашла слишком далеко, но Тэйн стоял подобно скалам – молчаливо, неподвижно, спокойно.
– Скажи что-нибудь! – закричала я. Но он не шелохнулся, не вымолвил ни слова. Тогда я подбежала к нему и принялась колотить кулаками по груди. Я хотела заставить Тэйна вопить в ответ, сделать ему больно, прогнать, чтоб он больше не возвращался. Может, и бывают такие сильные волны, что способны обрушить скалу, то я таких никогда не видела. Вот и мой поток ярости внезапно иссяк. Я отвернулась от Тэйна, опустив плечи и низко склонив голову.
– Уходи, – прошептала я. – Пожалуйста, уходи.
Трясясь от холода во влажном, задубевшем от соли платье, я не слышала за спиной ни шагов Тэйна, ни его дыхания. Зато почувствовала легкое бережное касание пальцев, теплой ладони. Его руки обвили меня, прижали к груди, и Тэйн крепко обнял меня, согревая всем телом – словно укрывая от ветра теплым, мягким плащом.
– Я не уйду от тебя, – прошептал он.
Я покачала головой, но оттолкнуть его была не в силах.
– Ты не сможешь меня спасти.
Он коротко выдохнул.
– Может, и так. Но проститься с тобой я не готов.
Дальше мы шли в полном молчании, и Тэйн держал меня за руку. Наступил рассвет, но мы так и не произнесли больше ни слова. На горизонте уже виднелись очертания Нью-Бишопа. О стольких вещах надо было подумать, а я не могла сосредоточиться ни на чем, кроме мягкого песка под ногами и жесткой ладони, сжимавшей мои пальцы.
Когда мы добрались до города, Тэйн сказал, что ему придется меня оставить, так как вместе мы будем привлекать слишком много внимания, но вскоре он вернется и придумает, как меня уберечь.
– Я сделаю так, чтобы ты была в безопасности, – выдохнул он. Мне очень хотелось ему поверить, и я кивнула.
– Ты хотела знать, почему я забочусь о тебе? – добавил он, держа мое лицо в своих ладонях. – Потому что ты – сильная. Сильнее, чем кто-либо из людей, что мне встречались. Оставайся такой и дальше.
И он стал целовать меня так нежно, что по всему телу разлилось тепло, хотя к концу нашего долгого пути я уже изрядно продрогла. Закрыв глаза, я отвечала на его поцелуи, чувствуя вкус его губ – и никак не могла им насладиться. Мои пальцы пробегали по его шее, его руки все крепче прижимали меня к себе, и так хотелось, чтобы эти минуты текли вечно, чтобы невидимая дверь надежно оградила нас от всего мира.
Но все же это закончилось. Тэйн отстранился и попрощался со мной. Я брела по улицам Нью-Бишопа, и встречные поглядывали на меня куда чаще, чем хотелось бы. Волосы высохли и свалялись от соли и песка, напоминая крысиное гнездо. Измятая одежда обвисла. Босые стертые ноги кровоточили, а воспаленные глаза слезились. Проходя мимо меблированных комнат, я встретила компанию моряков, возвращавшихся после веселой ночки, проведенной в пабе. Один из них спросил другого громким шепотом: «А разве Билли Мэси не сказал, что она сбежала? Что она тут делает?»
Изможденная, я наконец добралась до дома матери и остановилась у ворот, горько вздохнув. Как мало времени прошло с начала ночи, когда я сбежала отсюда с твердым намерением никогда не возвращаться, и как много всего с тех пор изменилось. Ворота протяжно и тоскливо скрипнули. Я сделала несколько шагов, как вдруг парадная дверь вдруг распахнулась и со ступенек мне навстречу сбежала мать.
– Эвери! – воскликнула она, схватив меня за руку. – Где ты была? Куда ты ходила?
При каждом слове мать дергала меня так, словно хотела вытрясти мозги. Когда же я попыталась вырваться, она повернулась и, вцепившись в запястье, втащила меня в дом. Дверь за нами хлопнула так, что вздрогнули полы.
– Я пришла к тебе утром и увидела, что кровать пуста! – Глаза матери горели, щеки раскраснелись от гнева, отчего безобразный шрам выделялся ярче обычного. Однако она успела элегантно уложить волосы и нарядиться в любимое платье пастора Сэвера, лавандовое с бледно-розовыми полосками.
– Где ты была?! – повторила мать.
Я устала настолько, что не было сил ни спорить, ни просто разговаривать.
– Нигде, – пробормотала я, полуприкрыв отяжелевшие веки.
– Чем ты занималась?!
– Ничем. – Я попыталась проскользнуть мимо нее на лестницу, но мать с молниеносной быстротой снова ухватила меня за руку и развернула к себе.
– Отвечай!!! – потребовала она, стиснув мое запястье. Ее ладонь была горячей, а ногти впились в кожу, как зубцы капкана.
– Пусти, – устало сказала я. – Дай мне поспать. Просто оставь меня.
Я вырвала руку и, спотыкаясь о ступени, поспешила наверх, стараясь идти как можно быстрее.
– Стой!
Мать кинулась за мной, но я из последних сил побежала к своей комнате. Перескочив через порог, я уже хотела запереть за собой дверь, как мать протиснулась следом.
– Ну нет! – крикнула она. Ее тело будто погрузнело, она дышала шумно, с трудом, а изысканная прическа сбилась набок.
Я рухнула на кровать, не обращая на мать никакого внимания. Едва я прилегла, она принялась стаскивать меня с постели.
– Отстань от меня! – закричала я, неистово лягаясь. – Уходи отсюда!
Но она держала меня мертвой хваткой и не отпускала, пока я не поднялась.
– Отвечай! – велела мать. – Где ты была? С кем?
– А ты как думаешь? – процедила я.
Она замерла, моргая. Даже рот открыла от изумления.
– Почему? Как? – Затем нерешительно добавила: – Я же запретила тебе с ней видеться!
Я отвернулась, чтобы скрыть невольные слезы, но мать все равно заметила.
– Что случилось?
– Ничего, – прошептала я.
– Что она тебе сделала?!
– Ничего!!! – я сорвалась на крик. – Она не сделала ничего! Ничего!
Лицо матери странно сжалось и стало напряженным. Она пристально на меня посмотрела, а затем тихо сказала:
– Она прогнала тебя…
На меня тут же обрушилась новая волна мучительной боли. И хотя я была совершенно измотана и хотела только одного – выгнать мать и уснуть, ринулась на нее вне себя от ярости и разочарования. Пожалуй, только дикая злость и помогала мне держаться на ногах.
– Это все из-за тебя! – заорала я, не помня себя. – Все из-за твоего заклятья! Я слишком долго не возвращалась к ней, я опоздала! Теперь мне никогда не быть ведьмой!
Я снова повалилась на кровать, сотрясаясь от истерических рыданий. В висках билась и пульсировала кровь.
– И хорошо.
Моя горечь обратилась в ненависть, я бросила на нее взгляд, полный отвращения, но мать абсолютно спокойно смотрела на меня.
– Я никогда не понимала, отчего ты так жаждешь стать ведьмой.
– Куда тебе понять!
Ее губы скривились в злой усмешке.
– Ну так объясни, – попросила она. – Тебе не нравится половина жителей острова, но тем не менее ты хочешь посвятить всю жизнь тому, чтобы корпеть над амулетами для них.
– Не только корпеть, а еще и продавать! – поправила я.
– За гроши! – она покачала головой.
– Я для этого рождена! Это наша традиция!
– Как человек, подаривший тебе жизнь, смею уверить, что родила тебя совсем не для того, чтобы ты похоронила себя в ветхом домишке у черта на рогах. – Она дышала очень тихо и ровно, почти незаметно, и пристально, не мигая смотрела на меня. – А если это традиция, так я ее сломаю.
– Магия живет во мне, – слабо, с отчаянной мольбой произнесла я. – Я всегда ее чувствовала. Она рвалась наружу, требовала действия!
– И ты думаешь, станет лучше, как только твоя магия вступит в силу? Да, ты так и думаешь, – ледяным тоном заметила мать. – Но это сделка, понимаешь? Ведьмы Роу всегда лишались чего-то, получая взамен свой дар.
– Чего? – прошептала я, дрожа. Пусть мне не суждено стать ведьмой, узнать наш секрет все равно хотелось. – Чего нам приходится лишаться? Чем мы должны жертвовать?
Она вздохнула, в глазах промелькнула боль.
– Любовью, Эвери. Магия должна защищать то, что мы любим, ведь так? Но она это отнимает.
Я застонала, обхватив руками голову, как будто этот жест мог стереть из памяти ее слова. Опять эти глупости! Опять поучительные истории и беспочвенные переживания!
– Хватит! – воскликнула я, уткнувшись в подушку.
– Тебе придется об этом узнать! – мать повысила голос, чтобы перекричать мой горестный стон. – Все мы…
– Прекрати!
– …жертвуем, Эвери! Я потеряла самое ценное и пытаюсь тебе…
– Прекрати! Я не желаю больше этого слышать!
– Нет, послушай. Это проклятье. Все мы прокляты. И ты никогда не сможешь быть…
– Нет! – заорала я, вскакивая на ноги. – Единственное, чего мне никогда не добиться, – быть ведьмой! И это полностью твоя вина!
Вновь подступили слезы, сдерживать их не получалось, и я, хотя не желала плакать при матери, закрыла лицо руками и заревела от горя и разочарования, содрогаясь всем телом. Я старалась унять плач, и когда наконец подняла глаза на мать, увидела, что та наблюдает за мной по-прежнему холодно и невозмутимо. А затем она улыбнулась.