Я ощутила укол вины. Она оставалась ради меня. Все последние годы она страдала, потихоньку сходила с ума, но ради меня держалась, как могла. И как оказалось, впустую.
– Прости, – сказала я тихо, и она подняла на меня широко раскрытые глаза.
– Простить? – прохрипела бабушка. – За что? Смерть – это избавление, Эвери.
Улыбка тронула ее потрескавшиеся губы, и я снова отвернулась.
– Все, что я чувствую сейчас – это боль и силу… И Калеба, зовущего меня.
Костлявая холодная рука неожиданно крепко сжала мое запястье. Я посмотрела на бабушку, и на мгновенье она заглянула мне в самую душу, как прежде.
– Надеюсь, тебе не придется это пережить. Надеюсь, ты умрешь прежде, чем это произойдет.
Что я могла ответить? Я устала, меня тошнило и хотелось пить. И я до сих пор не выяснила, что может случиться с Тэйном. Я осторожно поднялась и с удивлением увидела, что бабушка встала следом.
– Прости, – пробормотала она. – Я думала, ты уже умерла и все закончено.
– Что ты имеешь в виду?
– Когда я уйду, моя магия уйдет со мной, – прошептала она. – Всегда оставалась другая ведьма, которая продолжала делать заклинания, но все закончится, когда меня не станет.
У меня перехватило дыхание, кожа пошла мурашками, когда я поняла, что имела в виду бабушка, – ее магия исчезла, все амулеты стали бесполезны, все, что веками поддерживало остров, рухнуло.
– Тебе придется туго. – Она протянула ко мне руку, в другой по-прежнему сжимая нож. – Прости меня, но… – бабушка осеклась, словно на миг задохнулась, – я не могу остаться!
Она повернулась лицом к морю и солнцу. В лучах ее кожа казалась бескровной, почти прозрачной.
– Я и так надолго задержалась, а Калеб ждет…
И тут же глухо застонал и взвился ветер, растрепал седые пряди и черную накидку. Море вспенилось, забурлило. Гигантская, яростная волна магии взмыла и ураганом завертелась вокруг нас. Я закрыла лицо руками, отступила, защищаясь от песчаного вихря, и слишком поздно заметила, что бабушка снова вошла в воду с зажатым в руке ножом. Лицо ее выглядело вдохновенным и мечтательным.
– Подожди! – закричала я. Но ветер подхватил и рассеял мой голос.
Я бросилась к ней. Все это было неправильно! Казалось, что бабушка отправляется не на небеса, а к дьяволу, но прежде, чем я успела приблизиться, она вскинула руки и с резким, птичьим криком вонзила лезвие в живот. Потрясенная до глубины души, я замерла в ужасе и молча смотрела, как нож выпал из ее рук и ушел на дно.
Огромная волна повалила бабушку с ног и окатила брызгами прибрежные камни. Она попыталась подняться, но вторая волна как будто пришла за ней, обрушилась на голову и потащила прочь от берега. Тогда я закричала, ошеломленная, обезумевшая от страха, заметалась вдоль берега, а голодные волны утягивали ее в океан все дальше. В последний миг бабушка обернулась ко мне, и я никогда не забуду то, что увидела. Она больше не была немощной и тощей старухой, не была и той, прежней моей бабушкой. Она снова стала молодой и красивой, полной жизни двадцатилетней девушкой – Дженни Роу! Она плавно скользнула в воду, махнув на прощанье рукой. И я клянусь, оставляя этот мир навсегда, Дженни видела меня и улыбалась.
Глава 22
После ужасной смерти бабушки я вернулась в дом. Голова раскалывалась от боли. Хотелось напиться – пресную воду бабушка держала в глиняном кувшине в углу комнаты, перехватить что-нибудь из запасов в кладовке и выспаться.
Новый день не принес облегчения, я по-прежнему чувствовала себя больной и несчастной. Грязная кожа зудела, лицо опухло от переживаний и усталости. Моя бабушка, последняя настоящая ведьма, умерла, и я наконец узнала, что происходит с женщинами Роу в конце их жизни. Так что же означало – быть ведьмой? Разбитое сердце и боль, которую приходилось терпеть долгие годы, пока она не становилась совершенно невыносимой?
В таком случае моя смерть была еще не самым плохим выходом, как думалось прежде. Возможно, имело смысл приглядеться и к уютному мирку моей матери со всеми модными нарядами и веселыми вечеринками. Надежный дом, безразличный муж, теплая одежда, вкусная еда, музыка… Любви нет, но нет и сердечных мук. Как она говорила? «Лучшая жизнь, которой Роу могли бы желать». Допустим, мать была по-своему права, променяв магию на жизнь без боли, но я помнила и другие бабушкины слова.
Нет больше Роу. Все, что мы создавали, вся наша магия, – это ушло навсегда. То, что строилось столетиями, исчезло в один миг, и мать, как ни крути, приложила к этому руку. Пусть ей не хотелось повторять жизнь бабушки, но она поставила собственный комфорт превыше всего наследия Роу. Что будет с нами и с нашей репутацией, когда островитяне обнаружат, что амулеты, которые помогали китобоям оставаться бодрыми по ночам, не давали утонуть, спасали от челюстей китов, охраняли от возгорания печи для вытапливания ворвани, делали прочными мачты, больше не действуют?
Я сидела на краю бабушкиной кровати – впрочем, теперь только моей – и, потирая виски, думала обо всем, что узнала.
Первая Роу влюбилась, и ее сердце было разбито. Боль превратила женщину Роу в ведьму.
Я полюбила Тэйна. Мать утверждала, что он заставит меня страдать, возможно, станет жестоким и злым, и сердечные муки превратят меня в ведьму. Бабушка же сказала, что, раз мне суждено погибнуть, то и ведьмой мне никогда не стать.
Вопросы, сплошные вопросы роились в голове: соврала ли мать? Коснулось ли Тэйна проклятье? И наконец, если я умру, неважно как, если не открою свою магию и не успею пережить сердечных мук, Тэйн все равно превратится в монстра?
Хотелось верить, что ничего подобного не случится. Я любила Тэйна и меня ждала смерть, но он не должен измениться! Пусть он проживет счастливую жизнь, пусть у него будут корабли, любовь, семья, дети! Однако меня все равно терзали сомнения.
Я знала, что не смогу оставаться в этом доме до конца своей короткой жизни. Во-первых, скоро захочется есть. Бабушка, будучи морской ведьмой, умела превращать соленую воду в пресную, зазывать рыб в сети, а я ничего такого не знала. Временная вспышка магии, которую я ощутила, когда покидала дом матери, погасла, и теперь мне было холодно и одиноко.
Я хотела к Тэйну. Хотела рассказать ему о том, что случилось, услышать в ответ, что все будет хорошо, что никакое проклятье его не изменит и что любить его вовсе не опасно, а, наоборот, очень даже прекрасно. Поэтому я заставила себя подняться с кровати, достала старые бабушкины ботинки и отправилась в долгий путь до Нью-Бишопа.
В полумиле от города я заметила первые признаки грядущих перемен. Ветер немилосердно хлестал мои юбки, трепал волосы, поднимал волны у побережья Нью-Бишопа, прежде всегда спокойного. Вспомнилось заклинание, которое бабушка делала каждую весну, наливая в перевернутую ракушку немного воды, набранной у гавани. Этот обряд впервые провела Ленора Роу, и с тех пор его обновляли в течение многих десятилетий. И все для того, чтобы в проливе не случалось мелководья, а в порту было спокойно и безопасно. В благодарность городские власти отправляли к ней мастера поменять окна, прочистить дымоход или подлатать крышу.
Даже когда на горизонте появились заводские трубы в южной части Нью-Бишопа, я по-прежнему шла вдоль пляжа, стараясь держаться поближе к бурлящему белой пеной морю. Никогда прежде такого не видела. Я остановилась, в безмолвном страхе наблюдая, как волны яростно бьются о берег.
В желудке заурчало. Казалось, я не ела уже целую вечность. Подгоняемая порывами ветра, я свернула на Мэйн-стрит, где располагались продуктовые магазинчики.
Завидев свет в лавке «Консервы и бакалея Паффина», я направилась туда. При себе денег не было, но в прошлый раз, когда я приходила за провизией для Тэйна, хозяин лавки мистер Пендлтон был так добр, что без лишних разговоров отпустил все в долг. Поэтому я надеялась взять еще немного еды в кредит. Но едва я открыла дверь, он побагровел и замахал рукой, прогоняя прочь.
– Только не тебе! – крикнул он, выходя из-за прилавка, чтобы выставить меня вон. – Я больше никогда не буду обслуживать никого из Роу!
Он указал в дальний угол магазина, где лежала мокрая куча щепы и обломков, пахнущих уксусом.
– Я заплатил тринадцать долларов за амулет, который, как обещала ведьма, сбережет мои бочки от течи! Мальчик взял одну для отправки, а она возьми да и лопни! А затем и все остальные потрескались! Это больше двухсот долларов убытка! Не говоря уже о том, что придется покупать новые бочки! А сколько заказов я упустил!
У меня внутри что-то оборвалось, я открыла рот, собираясь принести извинения, хотя и не знала, что сказать в оправдание.
– Убирайся отсюда! – воскликнул хозяин.
В углу я заметила высокую тень: там стоял его широкоплечий сын и угрожающе смотрел на меня. Не говоря ни слова, я нырнула в дверь и выскочила на улицу. Щеки пылали от одной лишь мысли, что имя Роу теперь не в чести.
Я заглянула в рыбную лавку, но когда попросила тарелку с рыбой дневного улова, Мэри Баркер, жена рыбака, тряхнула кудрявой головой и скрестила руки на груди.
– Ты разве видишь здесь какой-нибудь улов, Эвери Роу? – спросила она, неприязненно скривившись. – Мы распродали все, что нашли в сетях, уже через полчаса после открытия, и вовсе не потому, что все вдруг пожелали отведать рыбы.
Она ткнула толстым пальцем в мою сторону.
– Передай своей бабушке, что ее заклинания для хорошего улова не стоят и ведра помоев! Передай ей это от меня!
– Простите, – выдавила я и повернулась к выходу.
Я быстро пошла по улице, понимая, что на Мэйн-стрит нет ни одного магазина, где бы ни использовали магию бабушки в том или ином виде. Мне показалось или островитяне действительно смотрели на меня, не скрывая злости?
Ноги сами понесли меня подальше от центра города. Я пересекла один из переулков и вдруг ощутила теплые волны такой знакомой магии Тэйна. Тогда я повернула и последовала за своими ощущениями, туда, куда манила колдовская сила, выбравшись на аллею между лавкой кузнеца и парикмахерской.