огти бережно расплетали спутанные локоны, легонько задевая кожу, отчего по голове бежали мурашки. Меня бросало то в жар, то в холод, я отчаянно рыдала, изливая в тонкий матрас всю безысходность и пустоту.
Я плакала из-за Томми, который не хотел идти в море, но сделал это ради меня.
Я плакала из-за бабушки, которая ринулась в воду, в последней надежде избавиться от боли.
Я плакала из-за моего прекрасного Тэйна, покоящегося на дне океана.
Я плакала даже из-за матери, ее изуродованного лица и той тайны, которую она тщательно от меня скрывала. А она все гладила меня теплыми, мягкими пальцами.
– Мама, – прошептала я. Впервые за многие годы я назвала ее так, и мы обе почувствовали силу этого слова. Небольшая его магия оказалась огромной. Мать притянула меня к себе, помогая взобраться на кровать, и, не говоря ни слова, обняла.
Невольно я начала говорить. Слова полились потоком. В этом тоже была своя магия – высказываясь вслух, я изливала отравляющую меня горечь, будто открывала рану свежему ветру. Мать не разжимала объятий, пока я шепотом рассказывала о Тэйне, его татуировках и колдовстве его народа, его темных волосах и добрых, лучистых глазах. Затем я рассказала ей о бабушке, в отчаянии безумия бросившейся в море. Рассказала о моем сне и его значении. Поделилась своими страхами и своей виной. Хотелось, чтобы магия высказанных слов опустошила меня и, наконец, заглушила голоса в душе и мыслях.
Мама ничего не говорила в ответ, лишь время от времени вздыхала, показывая, что слышит меня, но когда я наконец измученно закрыла глаза и стала засыпать, принялась нашептывать мне странные, неясные, причудливые истории, которые тут же возникали в моих снах. Я проснулась – и она умолкла. Взглянула на ее белое лицо, сомкнутые губы… И я догадалась: она боялась, что мир между нами слишком хрупок и не решалась сказать что-либо в лицо. Поэтому я закрыла глаза, замедлила дыхание и притворилась спящей. И снова услышала горячий шепот.
Она рассказывала о своем детстве, когда все звали ее «Эсси-Роу-самая-красивая-девочка-в-Новой-Англии-а-может-и-на-всем-свете», словно это ее полное имя. Она вспоминала о тех днях, когда жила в домике на скалах, а бабушка была молодой и полной сил колдуньей. Рассказывала, что как-то отправилась в Нью-Бишоп, где другие девочки закидали ее камнями, а мальчишки смотрели и смеялись. Единственным ребенком на острове, который с ней общался, был зеленоглазый мальчик-сирота. Он спал прямо среди лугов, что простирались в центре острова. А еще он обещал маме то, во что у нее не хватало смелости поверить: однажды и она станет могущественной ведьмой.
И она стала. Спустя несколько лет проявилась сила ее необычайно красивого лица и родословной – в одно утро мать проснулась и поняла, что имеет власть над любовью, страстью, доверием, чувствами, так же как и я обнаружила однажды, что умею читать сны.
Вспоминая о том, что это принесло, она начала говорить отрывисто и коротко, а я все думала о девушке с дерзким лицом на фотографии и пыталась представить себя ею: надменной и жестокой, имеющей такую мощную силу, какой семнадцатилетней красивой девушке трудно совладать.
Парни гибли ради нее, безрассудно бросаясь в море, и волны возвращали их мертвые тела. Мужчины бросали своих жен, опьяненные ее красотой, сходили с ума от необычайной силы, которую она из гордости и не пыталась обуздать. Мать говорила мне и то, что я сама уже знала: магия – как опиум: чем больше его принимаешь, тем сильнее желаешь. Колдовство – как жажда у человека, который перенес кораблекрушение и пытается напиться соленой морской водой.
Но помимо известных историй – о легендарной красоте и дикой силе, о разбитых сердцах многих мужчин острова Принца, были и такие, о которых я узнала только сейчас. В свое время мама хотела стать ведьмой. Это оказалось таким неожиданным и удивительным откровением, что я больше не смогла притворяться спящей.
Она хотела стать ведьмой и хотела получить свою силу через боль, потому что всегда знала, как это должно случиться, – бабушка рассказала, когда маме исполнилось тринадцать. «Ты полюбишь лишь однажды, – говорила бабушка. – И этот человек принесет тебе ужасные страдания. Через эту боль ты и станешь ведьмой». Мужчина, которого она полюбит, должен причинить ей боль и стать отцом ее дочери. Именно так всегда и происходило. Если же, бывало, кто-нибудь из Роу приглашал другого мужчину в свою постель, ребенка от такой связи не получалось. Но мама думала, что сумеет перехитрить проклятье и изменить судьбу. Оказалось, мы похожи с ней гораздо больше, чем я могла вообразить.
Мать была готова к сердечным мукам, но не желала лишать меня отца. Поэтому она кое-что придумала. Решила, что встретит того, кто разобьет ей сердце и освободит ее дар, но наверняка не сможет иметь детей. А затем у нее будет достаточно времени, чтобы подыскать хорошего, доброго, заботливого человека, достойного стать отцом ее дочери.
– Он хвастался этим, – шептала мать, быстрые слова обжигали мою щеку. – Мол, столько женщин и никаких беспокойств по поводу детишек и беременности. Другие мужчины этого стыдились, а он хвастался. Он ненавидел детей. А у самого руки были мягкие, как у ребенка! Плохой человек, никчемный мужчина – и такие руки…
Мама надолго замолчала, я обеспокоилась, не уснула ли она. Повернулась к ней, и она еще крепче меня обняла.
– Я связалась с ним, хотя и знала, что никогда не смогу полюбить его, – шептала она. – Я забыла всех других, что любили меня. Даже единственного друга. А он столько раз предостерегал… Я возненавидела его за это. Звала его ревнивцем, который хочет, чтобы я принадлежала лишь ему. Думала, что он все равно останется со мной, что потом мы будем вместе. Ведь проклятье относится только к первой любви. Вторая любовь безопасна. Вот на что я надеялась.
Она говорила и говорила о зеленоглазом друге, сироте, который любил ее, о том, как они строили совместные планы: сначала она позволит разбить свое сердце, а затем вернется к нему. Но она и представить не могла, что магия делает невозможное возможным и что бесплодный мужчина станет отцом ее ребенка.
– Мой друг… Из него получился бы хороший отец, – вздохнула она. – Я считала себя такой умной, что оставила его ждать, отдавшись другому, бесплодному. Я не должна была этого делать… Я связалась не с тем…
Слова растаяли в тихом шепоте. Мать выглядела такой хрупкой и молодой, какой я ее и не представляла. Было странно: куда делась леди с холодным расчетливым сердцем и щупальцами кальмара?
– Моя крошка, – жалобно простонала она и, хотя я изо всех сил пыталась оставаться спокойной, не удержалась и вздрогнула. Но мама продолжала, не замечая: – Он думал, ты не от него. Каждый так думал. Все смеялись над его бахвальством, говорили, что Эсси Роу обвела его вокруг пальца. Он не поверил, когда я сказала, что это магия его изменила. Магия… А он не поверил… Все ему нашептывали, что ребенок Эсси от сироты. Так они твердили… Я могла бы остановить его! Всего одно заклинание… Могла наложить заклинание и остановить его!
Широко открытыми глазами я глядела в угол комнаты, где сгустилась тьма. Сердце громко колотилось, я ждала, затаив дыхание…
– Я думала, он и сам остановится, – голова мамы склонилась на мое плечо, ее кожа пылала жаром. – Он ведь любил меня без всяких заклинаний. Я не верила, что он сможет такое сделать.
Я лежала очень тихо, едва дыша. Представляла себе, что это просто история, рассказанная на ночь, всего лишь выдумка, а вовсе не горькая правда о зверском поступке отца. Мне хотелось натянуть одеяло до самого подбородка, спрятаться под ним и переживать за ведьму, у которой родится ребенок, – словно слушая страшную сказку. Хотелось, чтобы мать вдруг рассмеялась и соврала, что в последний момент зеленоглазый мальчик-сирота ворвался в дверь и спас колдунью, избил подлого мужчину с мягкими руками, а потом они вместе убежали, ведьма стала королевой, ее маленькая дочь – принцессой, а мальчик-сирота – отцом. И вместе они жили счастливо до конца своих дней.
Но мать надолго замолчала, слышалось только ее прерывистое дыхание.
– Я вернусь за ней, – прошептала она.
Я перестала притворяться, что сплю, повернулась и посмотрела на нее. Но она даже не заметила: лежала с закрытыми глазами, только губы едва шевелились.
– Я вернусь за ней, – повторила она. – Он хотел убить мою малышку. Я вернусь за ней… Я не знаю заклинаний, чтоб удержать его, но моя мать… она умеет останавливать разъяренных мужчин, сумеет защитить от него и мою дочь. «Я приду за ней и убью» – сказал он. Я не могла остаться, иначе он нашел бы нас. Я не могла взять ее с собой… «Оставь ее мне и уходи», – сказала мать. Не учи ее магии, просила я, просто береги ее! Я вернусь за ней…
Мое сердце стучало оглушительно громко, в ушах, в каждой клеточке тела, а я смотрела в лицо матери, в котором смешались любовь и боль. Бабушка влюбилась в капитана по имени Калеб и застала его с другой, а после он насмехался над тем, что между ними было. Я полюбила Тэйна и приняла страдание, о котором и помыслить не могла: он умер у меня на руках. А мама? Она встретила отца, и тот изувечил ее. Это и было любовью и болью?
Моя кожа зудела, все тело будто огнем жгло, я неожиданно села, тяжело дыша. Мое движение разбудило мать, она растерянно заморгала в свете свечи.
– Что… что? – спросила она спросонья слабым голосом, по-прежнему непохожим на голос холодной и спокойной женщины, которую я знала.
– Расскажи мне, – взмолилась я. – Не лги мне больше. Я чувствую Тэйна. Когда творю заклинание, я чувствую, как он умирает в моих руках снова. А что ощущаешь ты?
Я смотрела на маму. Ее веки трепетали, будто она еще спала. Мама попыталась привстать.
– Я… – ее голос дрожал, – я чувствую боль.
– И я тоже, – кивнула я. – Когда призываю чары, его кровь – по-прежнему на моих руках, я снова и снова переживаю тот момент. А что переживаешь ты?
Она покачала головой, и я вскочила с кровати и, тяжело дыша, заметалась взад-вперед по комнате.