А вот пани Александра, хоть и обняла меня и крепко сжала мне руки, узнав от Матеуша, что я ее невестка, смотрела на меня неприятным испытующим взглядом. Она не была холодна или сурова, но ее пристальное внимание и подробные расспросы не давали мне покоя, пока Матеуш не попросил мать ослабить хватку.
– А как же ее семья? Мы не встретимся с вашими родными? – спросила пани Александра, сжав локоть Матеуша. Мы направлялись из доков к ожидавшему нас экипажу.
– У нее нет семьи, мама, – ответил Матеуш, рассеянно делая пальцами знак одному из работников и давая ему какое-то указание, которое только им двоим было понятно.
– Совсем нет родных? – Взгляд Александры смягчился, и в нем промелькнула жалость. Она повернулась ко мне: – Бедняжка. Что случилось с вашими родителями? Неужели у вас нет братьев и сестер, тетей и дядей, кузенов?
– Теперь мы ее семья, мама, – ответил за меня Матеуш.
– А как ее фамилия?
– Ее фамилия Новак, мама, – терпеливо ответил Матеуш, подходя к экипажу. Тут к нам подбежал человек с кипой бумаг и протянул их ему.
– Разумеется, – рассмеялась Александра, – но какой была девичья фамилия?
– Грант, – ответила я, назвав фамилию, под которой родилась.
– Грант, – повторила пани Александра. – Какое английское звучание. Ты англичанка? А где выучила польский? И как вы встретились в Сент-Круа?
– Она была на борту судна, потерпевшего кораблекрушение, – остроумно ответил мой муж.
Глаза пани Александры округлились и стали как блюдца.
– Кораблекрушение! Бедняжка! – Она похлопала меня по руке, а я взглянула поверх ее головы на Матеуша, не зная, то ли засмеяться, то ли пригвоздить его взглядом. – Это, наверное, было жутко, просто чудовищно.
– Именно так, мама.
Матеуш передал кипу бумаг мужчине в форме, проходившему мимо, потом повернулся и помог матери подняться в экипаж.
– И все, что ей нужно, – добавил он, когда пани Александра поднялась на ступеньку, – немного тишины и покоя.
Пани Александра устроилась на темно-синем сиденье кареты и улыбнулась сыну. Приложив палец к крылу носа, она подмигнула ему.
– Понимаю, сынок.
Матеуш положил руки мне на талию и помог забраться в экипаж. Его отец залез вслед за нами и сел напротив.
– Ты не поедешь с нами? – спросила я, заметив темные круги под глазами мужа.
Матеуш покачал головой.
– Пока нет. Мне нужно несколько часов, чтобы помочь моим людям с разгрузкой и проверить, как дела в бюро. Увидимся дома за ужином.
Когда дверь экипажа захлопнулась и мы покатили по мощенной булыжником улице, я еще пребывала в блаженном неведении, не подозревая, что наши расставания с мужем будут становиться все чаще и продолжительнее.
В начале нового года я сообщила Матеушу и его родным, что беременна. И хотя это событие пышно отпраздновали в доме Новаков – это был небольшой, полный сквозняков домик за чертой города, – Матеуш после этого не стал проводить со мной больше времени. Его бизнес рос быстрее, чем близнецы у меня в животе.
Как-то рано утром, покормив Эмуна и Михала, я вернулась в постель, где дремал Матеуш. Он наблюдал через приоткрытые веки, как я крадусь по простыням. Подняв палец, он указал на кольцо, висевшее у моего горла.
– Почему ты не носишь его на пальце? – поинтересовался он. Я пожала плечами и хлопнулась на подушку рядом с ним, глядя ему в лицо.
– Думаю, я привыкла носить его так. Странно буду чувствовать себя, если сниму его или надену как-то иначе.
– Можно мне взглянуть? Забавная вещица, правда?
Я оперлась на локоть и расстегнула цепочку, протягивая ему кольцо.
– Из чего оно сделано? Похоже на золото, но цвет какой-то странный. Слишком желтый, пожалуй. – Он взял кольцо и осмотрел его. – Интересные отметки.
Я нахмурилась.
– Когда-то я знала, что это за металл, но теперь забыла. Не думаю, что это золото. Название начинается на «о»…
– Что это за язык? – Он прищурился. – Я раньше такого материала не видел, хотя и путешествовал больше многих.
Я нахмурилась сильнее.
– И это я тоже позабыла. Но этот язык не знаком людям. Кольцо дала мне подруга. – Долгое время я не вспоминала о Нике, и сейчас ее озорная ухмылка и летящее облако синих волос всплыли в памяти. – Она дала мне его на случай крайней необходимости.
– На случай если, к примеру, попадешь в ловушку на старом корабле? – Он изогнул бровь, скосив глаз на кольцо. – Не очень-то оно тебе помогло.
Я улыбнулась.
– Думаю, речь шла о необходимости другого рода.
Матеуш попытался надеть кольцо, но оно не влезало ему на костяшку пальца. Он снял его и нацепил на мизинец. Туда оно село как влитое.
Радуга света озарила пространство над кроватью, и мы оба ахнули, глядя вверх широко распахнутыми глазами.
Матеуш чертыхнулся, но выглядел изумленным, а не расстроенным.
– Что это? – приглушенным шепотом спросил он.
Мы сели на кровати и прислонились к изголовью, чтобы лучше рассмотреть свет, исходивший из верхушки цилиндра.
Смесь цветных линий с углами и изгибами исходила во все стороны из крошечного отверстия. Линии четырех цветов создавали трехмерный хаос, сливаясь в неразличимый клубок.
Матеуш догадался раньше меня. Прищурившись и разглядывая волшебную голограмму, плывущую у нас над головами, он крепко зажал кольцо пальцами и наконец воскликнул:
– Карты! – Он был прав, и это слово возродило к жизни потерянное воспоминание. Карты, ведущие к самоцветам. Если настроить глаз на линии лишь одного цвета, можно было различить отметки, свойственные картам. – Но как же их читать? Так трудно здесь что-нибудь различить.
Мой взгляд упал на небольшое круглое отверстие в верхней части цилиндра.
– Можно взглянуть?
Карты заплясали и запрыгали в воздухе, пока Матеуш передавал мне кольцо. Закрыв ногтем три четверти отверстия, я сумела почти полностью отсечь линии трех цветов. Еще чуть сдвинув ноготь, я заставила желтую, синюю и красную карты исчезнуть полностью.
Мы с Матеушем разглядывали ставшую теперь более четкой зеленую карту. Он засмеялся.
– Ты полностью в своем уме, любимая! Ты имеешь представление, куда она ведет?
Он протянул руку и указал на ее центр, отмеченный зеленым кружком, помещенным в кольцо, наподобие глаза быка.
– К самоцветам, – пробормотала я, потрясенная магией Ники. – Мудрая сирена.
– Это сделала русалка?
Я кивнула.
– Не просто русалка. Колдунья, которая любит хранить свои умения в секрете. Она дала это мне, когда я уплывала из… – Слова мои оборвались, я продиралась через туман в голове и размытые образы места, откуда я прибыла на сушу. В памяти всплывала лишь гора, высившаяся из воды и тянувшаяся в небо.
– А что за крайняя необходимость? – спросил Матеуш.
– На случай, если меня настигнет солевой дурман, а я окажусь слишком далеко от дома и не смогу спастись без них. Она оставляла эти камни для себя, но отдала мне средство их найти.
– Что такое солевой дурман?
Хотя Матеуш нашел меня в состоянии солевого дурмана и прекрасно знал на личном опыте, что это такое, само понятие ни разу не всплывало в наших разговорах. Он молча слушал, пока я рассказывала ему о роли Соли в жизни русалки. И выражение его лица становилось все более встревоженным, пока я сбивчиво объясняла, что со временем сирены испытывают позыв вернуться в океан.
Я поцеловала мужа, пытаясь его успокоить.
– Я не брошу тебя и мальчиков, пусть эта опасность тебя не тревожит.
– Откуда ты знаешь? – Он посмотрел на меня своими карими глазами, затуманенными от беспокойства.
– Просто этого не случится, – сказала я твердо, уверенная в своей способности контролировать собственные эмоции. Я решительно настроилась не уподобляться «слабым» сиренам. Наша с Матеушем любовь была сильной и истинной, мне хорошо было здесь, на суше. И хотя у меня не родилась дочь, что сначала меня опечалило, я нашла разумную причину этому радоваться. Я смогу остаться с моим земным мужем и мальчиками здесь до конца их или моей жизни, что бы ни наступило раньше.
Сирены так глупы, когда влюбляются! Они обманывают себя, ведь в разгар брачного цикла, когда их дети младенцы, а любовь к земному партнеру сильна, их человеческие разум и логика тоже сильны как никогда.
Проклятие одурачивает нас всех.
И все же я была настроена решительно. Мои поцелуи рассеяли тревогу Матеуша, и мы лениво проболтали с ним до утра. Мы были связаны крепкими узами с нашими прекрасными близнецами, Эмуном-младшим и Михалом, и друг с другом. Для меня это был апогей счастья, именно так мне вспоминаются сегодня те прекрасные дни.
Эмун, Тарга и Антони молча слушали с мрачными лицами, ведь они уже знали, как заканчивается эта часть истории.
Мой взгляд упал на сына, на уцелевшего близнеца. Драгоценный дар, каким-то чудом вернувшийся ко мне. Он был продолжением Матеуша и моей любви к нему. Радости, которую мы делили с ним, когда родились близнецы. Но в лице Эмуна не проглядывали черты Матеуша. Он унаследовал все линии и оттенки от меня, даже жесты и движения были русалочьи. Тарга тоже мало походила на отца.
– Но здесь ты сам можешь дополнить мое повествование, ведь так? – тихо обратилась я к сыну. – Через несколько лет подарок Ники пропал. Вы росли, и прошел тот момент, когда большинство девочек-русалок получают соленое рождение… я впадала в безумие, пытаясь бороться с Солью. Во время предшествующих dyάs я быстро откликалась на зов океана и не знала, какие трудности ждали меня.
– Ох, бедный папа, – хрипло пробормотал Эмун. – Ему не хватило совсем немного времени.
Антони, сидевший вместе с Таргой на диване возле камина, недоуменно спросил:
– Я один ничего не понимаю?
– Матеуш забрал кольцо и отдал его Райнеру Вейгелю, – объяснила Тарга. – Поручил ему найти самоцветы.
– Или хотя бы один, – добавил Эмун. – Одного было вполне достаточно. Но c учетом малого размера предмета задача оказалась сложной, даже при наличии волшебной карты. И кто знает, сколько времени понадобилось Райнеру, чтобы его отыскать. Не знаю, когда именно отец дал ему это поручение.