У дна возился крупный, пышущий здоровьем мужчина. Этого оказалось достаточно, чтобы мои глаза округлились от удивления. В нем не было и намека на худобу, свойственную, как я полагала, современным атлантам. Одетый в необычный, плотно облегавший тело черный костюм, доходивший до локтей и коленей, он имел при себе какое-то незнакомое мне приспособление. Волосы у него были каштановые, коротко стриженные, бородка аккуратно подровнена. Он представлял собой яркий контраст с другими атлантами, которых я встречала прежде: заросших бородачей с длинными волосами-веревками, в которых водились морские вши, тощих, слабосильных и низкорослых.
Этот атлант носил пояс, к которому крепились странные инструменты. А на его спине висело блестящее серебряное копье. Я ничего не знала о современных гарпунах для подводной охоты, но форма его напомнила мне более древнее оружие, которое мы порой находили на океанском дне, так что я догадалась о его назначении. Размеренно шевеля голыми перепончатыми ступнями, атлант сохранял одно и то же положение относительно дна. К лицу его крепилось ремешками нечто непонятное. Раньше я не видела очков для плавания, но мне попадались старые металлические шлемы с забралами, и я поняла, что эта штука защищает его глаза.
Используя какой-то инструмент, он, похоже, буравил дно. Заметив у атланта на поясе маленькую прозрачную сумочку с блокнотом и ручкой внутри, я не смогла далее сдерживать свое любопытство.
– А что это такое ты делаешь? – поинтересовалась я.
Он резко вздрогнул и, откинув голову назад, приоткрыл рот в безмолвном крике. Потом сдвинул защитные очки и укрепил их поближе к макушке.
– Боже правый! – он сделал несколько глубоких вдохов, все еще продолжая дрейфовать вверх ногами. – В другой раз хотя бы попытайся слегка пошуметь, а то ведь доведешь кого-нибудь до сердечного приступа, – пробормотал он. Голос у него оказался приятный, с легкой хрипотцой.
Он перевернулся, оставив инструмент торчать в горной породе, и внимательно на меня посмотрел. Темные глаза изучали мои лицо и тело.
– Привет, – наконец поздоровался он, улыбнувшись дружелюбно, но сдержанно, уголками рта. – Я Йозеф. А кто ты?
– Я Бел, – ответила я, придвинувшись ближе.
Он попятился, вода тревожно загудела вокруг его тела. Он не знал, что обо мне думать. Мой взгляд падал то на странный торчащий из морского дна инструмент, то снова на атланта, скользил по его телу и одежде, по его снаряжению.
– Ты здоров! – воскликнула я, обратив внимание на оттенок его кожи – золотисто-коричневый от солнечного света. Кожа атлантов больше походит на человеческую, чем наша, и такая штука, как загар, для них характерна.
Он растерянно засмеялся.
– Что ж, благодарю. Я хорошо питаюсь. – Он пару раз вздохнул, явно собираясь что-то добавить, но не знал, что будет целесообразно в данных обстоятельствах. – Ты тоже здорова.
– Чем ты занимаешься? – спросила я, указывая на инструмент.
– Беру пробы, – ответил он. – Я океанограф.
Вероятно, на моем лице отразилось удивление, потому что он решил пояснить.
– Я занят изучением океана. Прямо сейчас, руководствуясь теорией тектонических плит, собираю данные и образцы для своей лаборатории.
– Лаборатории?
– Да, это место, где я… работаю над всем этим. – Он делал паузы между словами, наблюдая за мной так же внимательно, как я за ним. – Извини меня, – сказал он. – Я еще никогда не видел сирену так близко. Это слегка ошеломляет. И прошу прощения за то, что пялюсь.
Исходившее от него напряжение стало спадать, и я услышала, что сердце его стало биться медленнее, в более расслабленном темпе. Из запаха его тела пропали нотки тревоги, и он оказался для меня неожиданно приятным.
– Покажешь? – попросила я.
– Конечно! – он продемонстрировал мне бур для проникновения в глубь скальной породы и извлечения цилиндрической пробы того, что находится под поверхностью океанского дна. – Десять лет назад, – объяснял он, пока бур вгрызался в грунт, – профессор из Принстонского университета выдвинул теорию о том, что слои в глубине земли движутся очень медленно по отношению друг к другу. Из-за этого движения разделяются континенты, формируются новые массы суши, появляются новые океанические бассейны. Взяв несколько проб, я, возможно, сумею определить, где находятся границы плит.
– А какое тебе до этого дело?
Его темные брови взмыли вверх.
– Потому что, зная, где эти плиты перекрываются, мы сможем определить, где в будущем могут произойти самые серьезные тектонические разломы.
Йозеф говорил и говорил, и по тому, каким воодушевлением светилось его лицо, я поняла, что он с большим энтузиазмом относится к своим исследованиям.
– А где же твоя лаборатория? – поинтересовалась я, все еще силясь понять, откуда появился этот здоровый и очевидно хорошо образованный атлант. Может, его обиталище тоже прячется внутри горной гряды или системы пещер? Но почему он так отличается от прочих сородичей?
– Я живу на Гибралтаре. Там лаборатория, работа, дом и семья. А где живешь ты?
– В Океаносе, разумеется, – ответила я, дрейфуя подле него, пока он вынимал из бура пробу и убирал ее в маленькую сумочку на поясе, где хранилось еще несколько добытых ранее.
– Мне про него рассказывал отец, – признался Йозеф, – но, честно говоря, я слушал невнимательно. Не был уверен, что Океанос существует.
– Вот и зря! Ты совсем рядом с нашими горами, – я махнула рукой назад, показав, откуда приплыла.
– Ясно. – Похоже, Йозеф воспринял все весьма серьезно.
Я едва могла поверить в то, что столкнулась с атлантом, не знавшим ничего об Океаносе. И предположила, что у этого народа нет способа систематически передавать знания свои детям. Атланты ведь по сути были бездомными. Бедными невежественными бродягами. Или нет?
– Так ты живешь на суше? Гибралтар ведь над водой, правильно?
– Верно. Это на полуострове. И он находится недалеко. – Он взглянул на меня со странным выражением: мне показалось, будто в его глазах сквозила надежда. – Хочешь его увидеть? Вероятно, мое приглашение не совсем удобно для тебя. Уверен, ты направлялась куда-то по делам, но я буду рад принять тебя в своем доме. Ты показалась мне весьма любознательной. – Он стал говорить быстрее, и нервозность его вернулась. – Я и сам такой, к тому же никогда прежде не разговаривал с сиреной. То есть я видел издалека, но никогда не приближался, не хотел беспокоить. Сегодня впервые…
– Я хочу посмотреть, где ты живешь, – перебила его я. В тот момент я ничего не жаждала так сильно, как увидеть дом Йозефа. Меня переполняло любопытство: впервые я встретила обходительного, образованного и красивого атланта. – Как далеко отсюда Гибралтар?
– На скорости сорок километров в час плыть полдня.
Я раньше не слышала такого обозначения скорости и не знала подобную единицу измерения: километр. Поэтому ответила:
– Тогда задавай темп.
Йозеф пустился в путь, и хотя он был проворен, трудно быстро плыть, если у тебя нет мощного хвоста. По дороге мы общались, но мне разговаривать в движении было проще, чем ему.
Время шло, но я едва замечала его ход: мое внимание поглощали рассказы Йозефа об океанском дне, проносившемся под нами. Я впервые увидела привычные вещи по-новому: стала замечать каменные глыбы, порой торчавшие так, словно они столкнулись с другими глыбами, трещины и глубокие рытвины, видневшиеся между коралловых островков.
Океан стал мелеть, дно становилось каменистым и менее гостеприимным. Попадались остовы кораблей, куски треснувших мачт и старые рыболовные сети – свидетельство того, что эта часть океана коварна. Яркие солнечные лучи проникали в глубину, освещая воду длинными полосами и отражаясь от белых камешков, разбросанных между черными валунами. Водоросли и чешуя мелких ярких рыбешек переливалась в свете этих лучей; морская живность питалась и весело болтала, издаваемые ею щелканье и треск становились все громче.
Йозеф устремился к поверхности, и я последовала за ним. Когда наши головы показались из воды и я вдохнула легкими воздух, Йозеф сказал:
– Вон там краешек Гибралтара. Видишь?
Я кивнула, хотя мне с трудом удавалось сосредоточиться на очертаниях далекого Гибралтара: звук голоса атланта, зазвеневший в воздухе, проник прямо мне в сердце и душу и задел там самые потаенные струны, играя на них, как на арфе.
Глава 15
Потрясенная чувством, которого не испытывала уже долгое время, я потеряла дар речи. И, опасаясь встревожить Йозефа, скрыла свои эмоции за стеной молчания и невозмутимым выражением лица. Я благодарила небеса за то, что он радостно болтал, пока мы все ближе подплывали к Гибралтару, и испытывала огромное облегчение оттого, что он не ждал от меня ответных реплик.
Мои пальцы нащупали аквамарин, привычно висевший на шее: мне вдруг показалось, что я не заметила, как он потерялся, и я запаниковала. Сжимая маленький прохладный камешек, я успокоилась, а потом поняла, что настала пора удивиться по-настоящему. Я всегда полагала, что сирены не способны испытывать романтические чувства, пока носят самоцвет, но тепло продолжало растекаться в животе и сердце от звуков голоса Йозефа.
Что это значило? Я изучала свои ощущения, буквально препарируя их. Голос атланта оказывал на меня невероятное действие. Нечто похожее я испытывала, общаясь с Матеушем, но были и отличия. Океанос со всеми заботами и чаяниями не спрятался в дальний угол памяти, как это случалось во время циклов спаривания. И одержимости, сосредоточенности на одной-единственной цели не было. Возможно, все оттого, что я стала Государыней… Все так из-за моего нынешнего статуса?
– …Построен был для целей… – рассказывал Йозеф, пока мы подплывали к его жилищу.
А больше всего меня потрясло, что я очарована атлантом, а не человеком.
На маленьком мысу стоял лодочный сарай: окна и двери его были украшены изящными деревянными наличниками, что показалось мне весьма необычным для такого прозаичного сооружения. Человеческими ногами я ступила на каменистый берег, потом поднялась вслед за Йозефом по узкой лесенке и вошла внутрь этого самого сарая, с любопытством озираясь.