– Однако он с вами не согласен и, скорее всего, разозлится, когда узнает, что вы натворили.
– Он это переживет, – заверил меня Клавдий, прижимая руку к груди. – Хотя, признаюсь, мой сын тебя действительно любит. Это мой прощальный подарок тебе. Ты обречена.
Позади меня загудели гневные голоса – сирены все поняли: Клавдиус обещал им свободу ценой жизни Государыни.
– О, ничего личного! – повысил голос Клавдиус, реагируя на сердитое бормотание сирен. – Как царица, ты являешься хранительницей памяти своего народа, представительницей всех, кто прежде занимал трон, ответственной за каждое принятое ими решение. – Зловеще и скорбно закричала морская птица. Лицо Клавдиуса потемнело. – Я уверен, ты знаешь, о каком решении я говорю. Мы ведем скорбную летопись нашего народа.
– Это произошло тысячи лет назад! – возмутилась я. При мысли о живучести предубеждений, о неукротимой жажде мести атлантов у меня перехватило дыхание. Но я справилась с собой, мой голос звучал ровно: – Вы хотите сказать, что события тех дней действительно имеют отношение к тому, что вы делаете здесь сегодня?
– Да. А также миллионы тонн горной меди – драгоценного металла, которого мир не видел уже очень давно, – под нашими ногами.
– Я предупреждала тебя! – рявкнула единственная в свите Клавдиуса женщина. – Разве я не твердила, что они посмеют возражать?
Клавдиус, брезгливо поморщившись, снова вскинул руку.
– Здесь говорю я.
Теперь, когда атлантка привлекла мое внимание, я впилась в нее взглядом. Та особа с зеленым пером на балу! Внезапно все встало на свои места. Я вспомнила ее тощей, злобной, кишащей паразитами. Она попалась мне на пути, который привел меня в объятия Матеуша.
«Атланты снова воспрянут, – крикнула она тогда. – Мы воспрянем. И уничтожим наших врагов. Убьем вашу злобную несправедливую королеву и заставим ваш народ скитаться в самых темных уголках океана».
Каким-то образом безумная бродяжка оказалась на попечении Клавдиуса. Внезапно я поняла: блистательный Дракиф, конечно не самолично, подбирал несчастных скитальцев. О них заботились, их лечили и кормили во имя великой цели, поставленной Клавдиусом, – отплатить за проигранную битву, завоевав наконец Океанос с его ресурсами.
Долгие годы я не осознавала ужасные последствия раскола между нашими народами. Мои попытки залатать все расширяющуюся многовековую пропасть оказались запоздалыми.
– Итак, вот до чего все дошло! – выдохнула я, взглянув правде в глаза. – Вы позволите моим подданным уйти целыми и невредимыми, если мы не станем сопротивляться?
Клавдиус кивнул и добавил:
– Одно уточнение: сиренам придется оставить здесь свои самоцветы.
Атлантка подала ему пустой коричневый мешок. Он взял его и бросил на песок.
– Складывайте их сюда. – Затем Клавдиус отдал приказ стоявшим позади него атлантам, и они расступились, создав живой коридор.
– Итак, каждая сирена должна оставить здесь свой аквамарин, одежду и оружие. За сим вы свободны. Прошу. – Он издевательским жестом указал на узкий проход, ведущий к воде. – У тебя, царица, одна минута на размышления.
Я глубоко вздохнула и повернулась к моему народу. Полли, Ника, foniádes и несколько сирен подошли ко мне. Низким вибрирующим голосом я отдала приказ:
– Я принимаю его условия. Выполняйте.
– Мы не отдадим Государыню в руки этой мрази, – прошипела Полли. – Только через мой труп.
Все foniádes и обступившие меня сирены закивали в знак согласия.
– Я этого не допущу. – Я свирепо посмотрела на свою мать и послала такой же взгляд в каждую пару глаз. – Я не позволю им вас убить. Отправляйтесь в Тихий океан, присоединяйтесь к живущим там сиренам. Океанос потерян. Я приказываю вам уйти.
Мои слова услышала каждая сирена, и медленно, начиная с самых юных, тех, что стояли в последних рядах вместе с матерями, они стали спускаться на пляж. Легкие платья, кинжалы и самоцветы полетели в мешок. Мои подданные медленно и осторожно шли к океану по живому коридору.
Оставшиеся на скалах сирены напряженно наблюдали за происходящим, но атланты не проявляли агрессии. Они наслаждались унижением моего народа, шедшего по позорному проходу. Позорному, но дарующему жизнь. Единственное, что волновало меня тогда, – сохранить сиренам жизнь. Пусть и ценой собственной, эта цена не казалась мне такой уж высокой.
Вскоре на берегу остались я, три foniádes, моя мать и Ника. Истребительницы отправились в океан с такими лицами, что у меня сердце кровью обливалось, а атлантам, думаю, было не по себе.
Полли не двигалась, не двигалась и Ника.
– Лучше забери мою жизнь, – обронила Полли, заслонив меня от Клавдиуса.
– Ты не царица, – холодно ответил Клавдий. – Не упусти свой шанс сбежать.
– Я правила до Сибеллен, – вскинула голову моя мать, – и обладаю теми же воспоминаниями, что и она. Воспринимай меня как символ всех цариц, живших до нее.
– Нет! – Я схватила Полли за плечо.
Клавдиус прищурился, переводя взгляд с матери на меня и обратно.
– Ты что-то задумала! Я не терплю лжи и вероломства. Не заставляй меня жалеть о моем милосердии! – Он сплюнул на песок и снова посмотрел на Полли. – Кто она тебе?
– Моя дочь, – был дан величественный ответ.
Клавдий, казалось, всерьез задумался над предложением Полли. У меня заколотилось сердце и закружилась голова. А еще слезы навернулись на глаза от этого неожиданного проявления материнской заботы. Я сердито смахнула их: почему бы Полли не проявить свою любовь ко мне прежде, не в столь критических обстоятельствах?!
Клавдий прочистил горло – кажется, его проняло.
– Для тебя будет пыткой смотреть, как казнят твою дочь, но она должна умереть.
– Нет! Тебе нужна жертва, так забери меня. Пожалуйста! – Полли с криком упала на колени.
– Мама… – Я начала опускаться на колени рядом с ней, когда мир словно замедлился.
Клавдиус шевельнул правым плечом. Мгновение назад он размышлял о чем-то, а теперь разыгрывающаяся трагедия явно наскучила ему. Он сунул руку в карман пиджака и вытащил пистолет.
– Нет! – Я рванулась вперед и вниз, чтобы оказаться между атлантом и матерью, которая стояла, раскинув руки, на коленях на песке. Но невидимые щупальца, стремительно охватившие мои запястья и лодыжки и обвившиеся вокруг талии, остановили меня и отбросили назад.
Клавдиус нажал на курок. Дважды.
Я летела над песком, словно выпущенное из пушки ядро. Изогнувшись, увидела, как тело моей матери дважды дернулось – две пули, выпущенные с расстояния всего в несколько футов, попали ей в грудь. Я закричала, тщетно пытаясь уцепиться за воздух и вернуться к ней, спасти ее.
Сопровождавшие Клавдиуса атланты следили за моим полетом, приоткрыв от изумления рты и так вытаращив глаза, что стали видны белки. Кое-кто вскинул винтовки. Взгляд Клавдиуса метнулся ко мне.
Моя мать рухнула лицом в песок и замерла, а я грохнулась на камни перед входом в одну из многочисленных пещер, ведущих в сердце горы Калифас. Из легких разом вылетел весь воздух, а внутренности словно слились воедино и завязались узлом. На пляже раздались крики, плеск воды и топот ног в ботинках по плотно утрамбованному песку – атланты, перешагнув через тело Полли, бежали ко мне.
Тщетно хватая ртом воздух, я попыталась подняться, когда та же невидимая сила втянула меня в пещеру. На этот раз я, ни обо что не ударившись, аккуратно скользнула в тоннель, будто ехала на тележке, поставленной на рельсы.
– Примите мои соболезнования, Государыня, – призрачно прошелестел голос Ники, и эхо пошло гулять по пещерам и подземным коридорам. Невидимые щупальца тащили меня во мрак, куда-то в нижние уровни подземной системы горы Калифас.
Я отчаянно боролась за воздух, и мои легкие наконец раскрылись. Я сделала глубокий вдох и закричала. Исполненный ярости и горя вопль вырвался из самой глубины моего растерзанного сердца. Удар кинжала – по спине Полли расползается кровавое пятно. Удар кинжала – у меня украли право принять предназначенную мне пулю. Удар кинжала – пляжи и заливы Океаноса пусты. Удар кинжала – я больше никогда не увижу Йозефа. Удар кинжала – Океанос, извечный дом моего народа, потерян. Атланты захватили его.
Я упала в холодную воду и инстинктивно приняла форму сирены, жабры сменили легкие. Невидимые щупальца отпустили меня, и я всплыла к поверхности, выглянула. Эхо приносило отдаленные крики – похоже, атланты продвигались по подземным переходам горы Калифас, выслеживая меня.
– Не препятствуй им! – воскликнула я, обращаясь к Нике, хотя и не видя ее. Волшебница-сирена, которую все недооценивали и которую никто толком не знал, вынырнула позади меня и обвила рукой мои шею и ключицы.
– Не дай жертве твоей матери оказаться напрасной, – прошипела Ника мне на ухо. – Пока ты жива, жива и память нашего народа. Если тебя убьют, мы потеряем ее навсегда. На тебе лежит ответственность за возрождение!
Я едва разбирала ее слова, настолько острой была душевная боль. Ника притянула меня к себе с такой невероятной силой, что сопротивление смысла не имело.
– Эй, там, – позвала она сирену, затаившуюся среди скал у небольшого водоема. Та как раз осторожно высунулась. – Трина, не так ли?
Одна из помощниц Аполлионы, преданная моей матери и довольно неприятная особа, кивнула. Потом лицо ее исказила гримаса ужаса и изумления: она увидела, кого Ника сжала железной хваткой.
– Государыня, – прошептала она. – что произошло? Там, наверху? Полли велела мне спрятаться здесь.
Как я ни сопротивлялась, Ника дотащила меня до глубокого колодца, который соединялся с подводной рекой, изливавшейся бесконечно далеко в Северной Атлантике, и прыгнула в воду.
– Отпусти меня немедленно! – яростно завопила я, чувствуя свое бессилие. Магия Ники сковала меня по рукам и ногам.
– Прости, моя повелительница. Но это к лучшему, вот увидишь.
Она начала бормотать заклинание, и мне стало тепло, хотя вода была удивительно холодна. Колдунья удерживала меня одной рукой, а другой плела какие-то странные невидимые кружева.