– Значит, мы установили, что уже можно копать. Устройство только что подтвердило, что оставшийся аквамарин погребен где-то здесь. – Я посмотрела на Петру. – Твой выход.
Внутри у меня все сжалось от какого-то предчувствия. Я видела, на что способна Петра, но временами сомневалась в собственной памяти, когда дело касалось событий на пляже в Солтфорде.
Я задумалась. Так ли могущественна Петра, как я помню? Я надеялась, что да, потому что это была моя идея ее пригласить. И если бы она не смогла нам помочь, я бы не только оказалась в неудобном положении, но и все мы тогда здорово бы влипли.
Петра пристально разглядывала простирающееся перед нами пространство, а потом улыбнулась и потерла руки.
– Вам лучше отойти.
Все началось со смерча. В двух шагах от нас в воздух поднялся небольшой, почти что изящный песочный вихрь. Если бы не напряженный взгляд Петры, направленный именно на это место, я бы подумала, что это чисто природное явление. Но когда ее пальцы элегантно задвигались, а длинные изящные руки начали рисовать в воздухе спирали, я поняла, что вот оно, началось. Не улыбнуться было просто невозможно.
– Тебе понравится, – шепнула я Антони. – То, что я умею делать с водой, Петра может делать… ну, почти со всем остальным.
Песочный смерч преобразовался в двойную спираль и поднялся чуть не до небес. Столь упорядоченная форма могла иметь только магическое происхождение. Мы выгнули шеи, наблюдая за ним. Ветер, конечно, разбрасывал и относил часть песка, но основная его часть в виде высокой арки начала опускаться на востоке, далеко от того места, где стояли мы.
– Теперь будут дюны там, где их не было, – спокойно заметила Петра, не переставая изящно двигать перед собой руками и перемещать пески Сахары, будто заклинатель, выманивающий из корзины кобру. – Вам больше нравится одна большая или много маленьких?
– Йозеф! – окликнула мама, не дождавшись ни от кого ответа. Периферийным зрением я заметила, как она поддела Йозефа локтем. – Решение за тобой.
Я отвела взгляд от непрерывного песочного потока, спиралью закручивающегося вверх, и взглянула на мамину давно утраченную любовь.
Лицо его было бледно и выражало крайнюю степень удивления, рот открыт, глаза вытаращены.
– Э-э, несколько маленьких. Пожалуйста.
– Как скажете. – Петра начала переходить с места на место по мере того, как песочная колонна разрасталась вширь. То же самое происходило со второй спиралью, и вскоре они обе, подобно плывущей над землей пелене дождя, только проливающейся не вниз, а вверх, соединились в одну большую. Шум движущихся масс песка напоминал хороший ливень: все непрерывно шелестело и шипело.
Руки Петры подвигались еще какое-то время, добавляя к большому песочному столбу еще спирали. А потом она наконец опустила руки, а песочная буря продолжалась сама по себе.
Внезапно ее подбородок вскинулся. Из недр структуры Ришат с громким свистом выметнулась огромная черная масса земли и комьев слипшегося песка. Все это поднялось и ливнем обрушилось на землю далеко за пределами внешнего кольца.
– Сколько буду жить, – услышала я сквозь непрерывное шипение голос Антони, – никогда больше не увижу ничего подобного.
– Ой, это как знать, – с улыбкой ответила я, хотя у самой взгляд тоже был прикован к исполинской арке, теперь уже закрывающей часть неба. – У меня есть знакомые, которые кое-что да умеют.
– Это преуменьшение.
– Смотрите!
Мы воззрились туда, куда показывала Нике: на разверзшуюся у наших ног землю. Пока что смотреть был особо не на что – везде по-прежнему только большое количество песка и камней. Но кое-где проглядывали рваные края недвижимой каменной породы. Они проступали все отчетливее по мере того, как Петра убирала вокруг них песок.
Я заметила, что Петра довольно сильно удалилась от нас: маленькая фигурка, бредущая вдоль края структуры.
– Она собирается идти вдоль периметра? – спросил Йозеф у мамы.
– Я не знаю. – Мама нагнулась и открыла рюкзак, стоящий у ее ног на песке. – Но если это так, нам лучше идти следом, прихватив воду, а позже еще и еду. Ей придется идти несколько дней. Это почти сорок километров.
– Не думаю, что вам нужно об этом беспокоиться, – сказала я.
Мама поднялась.
– Что это с ней происходит?
Руки и ноги Петры стали на тон светлее и приобрели песочный оттенок.
– Она…
Тело Euroklydon взорвалось россыпями песка, облаками мельчайшей пыли, которые сначала едва заметно сдвинулись, а потом взмыли в воздух и влились в бушующую над нашими головами песчаную бурю. Ее одежда кучкой упала на пустынную почву.
– …Превращается в бурю, – закончила я.
Йозеф встревоженно обернулся и покосился на меня.
– И что с ней стало?
– С ней все хорошо. Не переживай, Йозеф. – Я положила руку ему на плечо. – Она вернется, когда закончит.
– Люди, вы кто? – донесся до меня тихий возглас Нике.
Мне не удалось сдержать усмешки. Нике обернула вспять возраст моей матери, пока та не превратилась в ребенка, но при этом удивилась, когда элементаль воздуха обратилась песком? Каждому свое.
Я посмотрела на Ивана, но тот в зеркальных солнечных очках стоял позади с совершенно непроницаемым выражением лица – с таким же он читал газеты. Как всегда, профессионал. Когда мы сообщили ему, что собираемся на раскопки Атлантиды, он просто кивнул, словно согласился принять предложенный кофе.
Свист и скорость вращения несущегося песка усилились, когда Петрин ураган смел песок по всему периметру структуры Ришат в жуткую плотную пелену.
Нике закрыла уши, а Антони поспешил обратно к вертолету. Он вернулся с навешенными на одну руку шлемами и раздал их всем нам. Когда последний из нас надел защиту на голову, Петра вроде это заметила и одобрила.
По пустыне словно пророкотал долгий раскат грома, а в лицо нам пыхнуло жарой. Нас не коснулась ни единая песчинка, но небо при этом потемнело, поскольку песчаная буря набрала такую силу, что солнечному свету было уже не пробиться. Структура Ришат словно проваливалась по мере того, как с нее сходил покров, который не давал ее обнаружить на протяжении нескольких тысяч лет. Начали появляться выступающие нагромождения камней неестественных форм. Но все это происходило медленно, даже несмотря на то, что Петра двигала песок тоннами. Атлантида оказалась погребена весьма глубоко.
Прошел час. Затем еще один.
Нике устала смотреть и удалилась в вертолет немного посидеть. К ней присоединился Иван, а потом и моя мама. Антони, Эмун, Йозеф и я удобно устроились прямо на песке. Все молчали; все равно услышать друг друга было невозможно.
Антони ткнул меня в плечо и показал на скопление булыжников, напоминающие огромные опрокинутые колонны. Обнажился изгиб. В одном месте показались расколотые каменные цилиндры, некоторые с резьбой, а не так далеко от нас появился камень другого цвета. Йозеф говорил, что Атлантида была выстроена в основном из красного, белого и черного камня. Все вокруг по-прежнему сохраняло коричневый оттенок спекшихся песка и земли. Но Петра продолжала трудиться, переваливая песок пустыни, создавая из него волнистые дюны и конусовидные кучи, и цвета стали постепенно проявляться. Самый удаленный от центра круг тоже виднелся, а внутренние круги находились слишком далеко, и вокруг летало слишком много песка, поэтому разглядеть их было невозможно.
Темнота из-за созданной Петрой бури стала в два раза гуще после того, как солнце начало опускаться к горизонту, и веки у меня отяжелели.
На протяжении следующих двух часов мы с Антони двигались с места исключительно ради того, чтобы принести воды, а после направились к вертолету, в котором укрылись Иван, Нике и мама.
Увидев, что мы идем, мама открыла дверцу. Мы забрались внутрь, и она снова ее закрыла, значительно приглушив шум бури. Я добралась до своего места, сняла шлем, растерла уши и застонала от чувства сильного онемения, вызванного тем, что их прижимало к моей голове столько времени.
– Проголодались? – спросила Нике и потянулась за сиденье к сумке-холодильнику.
– Умираем с голоду.
– Пойду позову ребят. – Мама чуть выждала, чтобы мы успели зажать уши, а потом приоткрыла дверь и вышла наружу. Она вернулась очень быстро с Йозефом и Эмуном, и мы вместе ели куриные кебабы, жареные овощи и хумус, запивая все тоником из банок.
Посовещавшись, мы пришли к согласию, что разумно было бы обустроить лагерь, пока Петра продолжает свою работу. Мы разделили между собой обязанности, не покидая вертолета, поскольку иначе просто не услышали бы друг друга. Иван раздал маленькие пакетики с мягкими берушами тем из нас, кто предпочел их громоздким шлемам, которые наверняка съезжали бы на нос при наклонах. Приняв эти меры предосторожности, мы покинули воздушное судно и отправились заниматься делами.
Я думала, что Петра закончит к тому времени, как будут установлены палатки и оборудование, но песчаная буря не унималась. На юге, где еще виднелось небо, свет начал меркнуть, и на густо-синем небосводе стали появляться звезды.
Какое-то время мы играли в карты в вертолете с открытыми дверями, чтобы туда попадал хоть изредка пролетающий ветерок. Все, кроме Йозефа, который не мог оторваться от необыкновенного действа, происходящего прямо за стенкой «Белла». Когда играть надоело, я достала книгу и заползла в нашу с Антони палатку. Следом в палатке появился Антони с торчащими из ушей голубыми берушами. Он тоже достал книгу на польском. Вскоре мы оба уснули.
Проснулась я с лицом, перекошенным от боли где-то в барабанных перепонках. Поморщившись, я медленно вынула беруши и прислушалась.
Тишина.
Антони лежал рядом, прижавшись грудью к туристической пенке и впечатавшись щекой в подушку. Его черные ресницы трепетали, брови насупились. Я наклонилась к нему и осыпала поцелуями видимую часть лица. Он потихоньку сел, моргая и морщась.
Также достав из ушей беруши, Антони воззрился на них так, будто перед ним лежали скорпионы.