– Что заставляет тебя так думать? – Майра подалась вперед, чтобы заглянуть в лицо своей удивительной подруге. Все глаза теперь были устремлены на Нике.
– Заклятья имеют возмущенную природу. Тот, кто наложил заклятье, сделал это из злобы, и природа магии также злая, возмутительная и неуправляемая. Нам не понадобится искать три дня; может, и двух будет много.
– Не понимаю, – сказала я и краем глаза заметила, что Антони и Петра закивали.
Светлые глаза Нике остановились на мне.
– Он хочет, чтобы его нашли. Он знает, что ты здесь.
Несмотря на возрастающую дневную жару, по моим рукам и вверх по спине пробежал холодок, и меня передернуло.
– Он хочет, чтобы Тарга его уничтожила? – спросил Антони, морща лоб. – Это какая-то бессмыслица.
Нике покачала головой.
Какое-то время мы просто стояли и таращились на странную сирену-колдунью. Она не отвечала на вопрос Антони, но направленный на меня взгляд, его серьезность говорили о том, что отвечать и не требуется. Нике ни за что не произнесла бы этого вслух при моей матери, но я услышала их у себя в голове так четко, словно она произнесла их во всеуслышание: «Он хочет уничтожить тебя».
В момент осознания мое сердце ожесточилось. Мышцы и кровь наполнились решимостью подобно тому, как перед броском пульсирует в венах адреналин. Я стиснула зубы. Мне вспомнилось, как аквамарины огнем жгли мне кожу, напрочь лишая сил, в то время как всем другим представителям моего рода они дарили свободу. Нике понимала, как понимала и я, что это было делом личным. Почему оно касалось именно меня, я не знала, но пасть должно было либо это заклятие, либо я.
Я глубоко вдохнула и заговорила, пока моя мать не сообразила, о чем умалчивает Нике. Если бы маме было известно, что на самом деле поставлено на кон, она прекратила бы всю эту миссию в самом начале.
– Ну, пошли.
Ориентирование в руинах откопанной Петрой Атлантиды было сродни блужданию в лабиринте. Временами все выглядело нагромождением, как оно есть, – кучей камней и валунов всех форм и размеров. А временами путь был настолько свободен, что мы шли словно по узкой дороге, очерченной с обеих сторон рухнувшими зданиями. В эти моменты мы часто делали зарубки и пометки на больших разбитых скульптурах и декоративных элементах. Все вокруг было некогда выстроено из черного, белого и красного камня, именно так, как и рассказывал Йозеф. Некоторые участки приходилось преодолевать, спотыкаясь, поскальзываясь и цепляясь обеими руками за острые куски разрушенных стен и крыш. Эти участки были самыми опасными. Попадались трещины и щели, в которые ничего не стоило провалиться или соскользнуть, неверно поставив ногу.
– Смотрите. – Антони остановился на вершине холма, склон которого из покрытого трещинами черного камня казался удивительно ровным. Судя по всему, это была стена. В середине спуска черными дырами зияли два узких прямоугольных окна, и, заглянув в них, можно было увидеть темную землю. Среди булыжников блестело несколько небольших лужиц.
– Вода. – Я забралась на край стены и встала рядом с Антони. – Петра сняла песок и землю так глубоко, что мы попали на грунтовые воды. Ну, по меньшей мере это означает, что можно не волноваться насчет питья.
Солнце зависло в зените, и температура с начала дня доползла до поразительных значений. Я сорвала с себя рубашку на пуговицах и засунула в рюкзак, оставшись в майке и спортивном топе под белой туникой. Шорты закатала так высоко, как только смогла, так чтобы не натереть внутреннюю поверхность бедер. А мои ступни заживо запекались в походных ботинках.
– Так пить охота. – Антони сбросил со спины рюкзак и оттянул тунику, проветривая спину. Порывшись в сумке, достал флягу. – Я вроде вообще не потею, но никак не могу напиться, – проговорил он в паузах между большими глотками.
Я вполне разделяла его ощущения; очень возможно, ему, обычному человеку, было сложнее, чем нам, представителям иных народов. У меня возникло такое чувство, что я каждые пять минут отвинчиваю крышку своей фляги или наполняю ее.
Я повернулась назад и посмотрела, идут ли следом мама, Йозеф и Нике. Петра ушла вперед, поскольку ориентировалась на этой ухабистой местности так, будто бродила здесь с самого детства. Антони проследил за моим взглядом и устало усмехнулся, увидев, как моя подруга карабкается по треснувшей плите из красного камня и с легкостью газели перепрыгивает через край.
– Археология у нее в крови или она такая неутомимая, потому что Euroklydon? – спросил Эмун, проходя мимо нас то ли с намерением нагнать Петру, то ли просто выделываясь. Он в своей белой куфии имел совершенно невозмутимый вид.
– Не знаю. – Я смотрела, как Петра удаляется от нас, практически пролетая над вершинами и впадинами странного мира, в котором мы очутились. – Хотя легка, как воздух.
Петра так и не поддалась, так и не облачилась в громоздкую и длинную тунику, в каких были мы все ради спасения от жары, хотя сначала я подозревала, что в конце концов она сдастся. Но нет, ей было комфортно в бейсболке, маечке на лямках и шортах. Кожа у нее уже стала коричневой от загара. Видимо, Петра прибыла к нам из какого-то солнечного места.
Я с хрустом размяла пальцы в ботинках и сморщилась, чувствуя, что носки промокли от пота. Ужасно хотелось их снять и проветрить ноги. Мы договорились в полдень остановиться на обед. К тому времени должна была появиться тень, а у меня – шанс освободить из заточения свои варящиеся ступни.
– Идем. Мы тут самые молодые. – Я усмехнулась при мысли о том, до какой степени это правда. – Нам нельзя слишком отставать.
Антони сделал большой глоток из фляжки, а потом наклонился ко мне и поцеловал в щеку.
– Веди, бесстрашная моя.
Глава 13
Мы подошли к длинному участку ровного песка. Гигантское нагромождение изломанных каменных балок отбрасывало густые прохладные тени, и мы решили сделать привал на обед.
Я сразу направилась к руинам, так же как мама, Нике и Эмун. Йозеф и Антони осматривали камни, а мы с Эмуном выложили сыр, мясо, лепешки, яблоки, финики и воду. Мы не прихватили с собой кухонные принадлежности или тарелки, поэтому по очереди полили друг другу на руки, чтобы смыть пыль, и принялись делать себе бутерброды. Потом каждый пристраивался в тенечке на перекус и отдых.
– Кажется, когда-то здесь была церковь, – сказал Антони и впился зубами в пухлую лепешку. – Возможно же такое?
– Скорее, храм. – Нике уселась на землю рядом с мамой и привалилась спиной к темно-красному камню.
– Его-то мы и ищем. – Мама откусила кусок лепешки и поморщилась от ее резиновости.
– Только ведь мы ищем белые камни, верно? – Я начала развязывать шнурки, лелея мысль об освобождении своих перепекшихся ног.
Нике кивнула.
– Белый, с синими прожилками. Так ведь тебе сказала Луси?
Мама кивнула и откусила еще кусок, на этот раз сопроводив его глотком воды.
Стянув с ног потные носки, я вздохнула с облегчением и пошевелила голыми пальцами ног.
– Прекрасная идея. – Антони принялся одной рукой развязывать шнурки, второй сжимая лепешку.
Я наслаждалась ощущением от наполнения желудка с одновременным охлаждением ног. Покончив с едой, я легла на спину на квадратном камне и устремила взгляд в небо. Здесь было спокойно. Слышалось только, как периодически дует ветер да шуршит в руинах песок. Ни птиц. Ни насекомых. Я никогда раньше не бывала в пустыне, но думала… Ладно, ничего я не думала. Но такой пронзительной тишины уж точно не ожидала. Я повернула голову набок и посмотрела на прислонившуюся спиной к камню Петру, которая сидела недалеко от меня в созерцательном молчании.
– Мне казалось, в пустыне куда больше жизни, – сказала я ей. – Может, и немного, но есть хоть какая-то.
Петра глянула на меня своими бледными потусторонними глазами.
– Пустыня и вправду полна жизни.
– Значит, тишина здесь – явление необычное?
– Ну, это место тысячи лет было погребено под землей. Дай несколько дней, и оно будет кишмя кишеть разной живностью.
Словно в подтверждение слов Петры, мимо пролетело небольшое насекомое, жужжа жесткими крылышками. Петра подняла голову и проследила за его полетом. Улыбнувшись мне, она спросила:
– Вот видишь?
Я улыбнулась в ответ.
– Спасибо тебе, что поехала с нами.
Петра ответила легчайшим из кивков.
– Пожалуйста.
Оказалось, мне очень сложно не смотреть на нее, даже учитывая то, что на отдых мы отвели двадцать минут, и я почти задремала в тени. Я не знала, могли мы называться подругами или нет, но надеялась, что да. Нас связывало то, кем мы были, и то, что мы видели и делали вместе.
Антони, будто прочитав мои мысли, тихо, чтобы слышала только я, сказал:
– Она пришла по твоему зову.
Я повернула голову в другую сторону и посмотрела на него. Антони лежал на боку, подложив под голову согнутую руку. Его тюрбан немного съехал, и конец платка, закрывавший нижнюю часть лица, теперь болтался у щеки. Взгляд светло-карих глаз Антони был направлен на Петру, а потом метнулся на меня.
– Но ее не было, когда ты с подругами давала клятву. С Джорджи и Сэксони.
– Нет, ее тогда не было.
– Ты сказала, что таких, как она, больше нет на земле.
Я кивнула, гадая, к чему это он клонит.
– Она единственная в своем роде.
– Единственная Euroklydon. Самый мощный элементаль.
– Да.
– И она пришла, когда ты позвала. – На его щеке появилась ямочка. – И ты можешь позвать огонь и землю, если захочешь.
Я смотрела на него, хлопая глазами.
– Да. Как и они.
Антони мотнул головой.
– Я всегда знал, что ты особенная, Тарга. Но это поднимает твою неординарность совершенно на новый уровень.
Я не знала, что на это ответить.
Он потянулся ко мне и нежно поцеловал.
– Я хочу, чтобы ты знала, что я влюбился в тебя, еще когда не знал о тебе ничего, кроме того, что ты Тарга – дерзкая девчонка-подросток из Канады.