Соль и тайны морской бездны — страница 20 из 40

Так вот на что он намекал. Мне стало интересно, не пугает ли его мой статус. Эта мысль никогда не приходила мне в голову. Волновало ли меня то, что Антони любит меня за мои способности? Когда он отодвинулся и стал смотреть на меня сквозь полуприкрытые веки, я прислушалась к своим чувствам. Нет, решила я. Это меня не беспокоило. Одно время я переживала, что его любовь ко мне была вызвана моими русалочьими чарами и не являлась настоящим чувством, но это опасение отпало уже некоторое время назад. Почти незаметно для меня самой.

Я подсунула руку ему под затылок и притянула к себе, чтобы в очередной раз поцеловать. Когда он отодвинулся, я сказала:

– Я тоже тебя люблю. – И широко заулыбалась. – Даже несмотря на то, что ты просто обычный человек без суперспособностей.

Антони щелкнул меня по носу и засмеялся.

– Вот негодница.

Я встала и потянулась, чувствуя себя отдохнувшей и готовой ко второй половине дня. Антони поднялся рядом со мной. Никто больше не делал попыток немедленно продолжить поход. Йозеф медленно жевал и читал маленькую книжечку, которую держал одной рукой.

Я прошла мимо руин храма и побрела дальше по простирающемуся впереди песку. Его обрамлял разрушенный город. Среди барханов лежали россыпи черных, красных и белых камней. Над головой тенью промелькнула птица. Я подняла голову и увидела, как она села на одну из самых высоких груд. Она осматривалась, быстро поворачивая маленькую головку так и эдак. Петра была права, скоро здесь появится пустынная жизнь. Теперь, когда не стало песка, руины начнут разрушаться гораздо быстрее.

Антони тоже немного прошел по песку, и теперь его босые ноги покрывала пыль. Он присел, чтобы разглядеть небольшую разбитую статую, возможно когда-то украшавшую портик или венчавшую крышу здания.

Жаром пекло землю пустыни, от нее вверх поднимались волны горячего, как в печке, воздуха, из-за чего горизонт размывался в миражном мареве. Мы с Антони держались тени – только здесь можно было стоять на земле босыми ногами.

Я побрела дальше к обломкам, на которых проступало что-то вроде мозаики. Ожидая увидеть образчик искусства, я подошла ближе и опустилась на колени, чтобы получше рассмотреть то, что и в самом деле оказалось мозаикой.

Под слоем пыли и песка обнаружились маленькие плиточки, выложенные в виде рычащей двухголовой собаки. Под изображением виднелись слова на атлантском, который я научилась узнавать после того, как посвятила столько времени разглядыванию фотографий на планшете. Мозаика была идеально ровной и вдавлена в песок, как придверный коврик на входе в дом. Страшные пасти собачьих голов сообщили мне все о значении глифов под изображением.

– Остерегайтесь пса, – произнесла я с усмешкой. – Даже тысячи лет назад существовало это предостережение.

Антони подошел ко мне сзади и заглянул через плечо.

– И теперь ты можешь купить себе домой такую же штуку из пластмассы.

– Должно быть, одна из самых старых предупреждающих табличек в мире. – Я поднялась на ноги и отряхнула руки.

Мое внимание привлекла еще одна мозаика, с трудом различимая в груде обломков в стороне от «дороги». Я перелезла через камни и пригляделась. Этот экземпляр оказался чисто декоративной окантовкой каменного блока. Я провела пальцем по узору, стирая пыль с темно-синей плитки.

Пальцы обожгло болью, и я, вскрикнув, отдернула руку. Я посмотрела на руку, но в том месте, где я ожидала увидеть волдыри, ничего не оказалось.

Антони тут же подскочил ко мне.

– Что случилось?

Я быстро вытерла руку о шорты. Боль оказалась настолько сильной, что из глаз у меня брызнули слезы. У меня в пальцах словно вспыхнула свечой какая-то тонкая нить накаливания.

– Не знаю. Чем-то обожглась. – Я глянула на темно-синий камень и указала на него Антони. – Это произошло, как только я коснулась тех мозаичных завитков.

Антони нахмурился и нагнулся, рассматривая узор. Он потер его большим пальцем и вгляделся в плитку мозаики.

– Но это не аквамарин. Вроде темноват. – Антони вопросительно посмотрел на меня.

Я выпрямилась, продолжая тереть руку о шорты. Боль была сильной, но потихоньку начала утихать.

– Ты прав. Но все равно он меня обжег. Сейчас уже нормально, не так больно.

Отвернувшись от кусачей мозаики, я стала пробираться обратно к проходу, который уже начала считать дорогой.

– Ой!

Кожу ступни обожгло так, будто кто-то поднес к моим пяткам пылающий факел. Застонав от боли, я спрыгнула с развалин и приземлилась на квадратную тень на песке.

– Тарга! – Антони метнулся за мной и присел рядом, пока я яростно растирала ступни.

Антони принялся растирать мне правую ступню, а я трудилась над левой. Жжение было настолько сильным, что я удивилась, как у меня еще не начала плавиться кожа. По щекам текли слезы. Антони глянул мне в лицо. Его лоб наморщился, взгляд стал озабоченным. Что-то придумав, он помчался к месту привала и схватил бутылку с водой. Когда он уже несся назад, его сопровождали Нике и Петра.

Антони, как заправский бейсболист, заскользил по пыли рядом со мной, на ходу откручивая крышку. Он опорожнил бутылку мне на ногу и растер ее.

Боль отступила, и я судорожно вдохнула.

– Спасибо.

– Что произошло? – спросила Петра, когда они с Нике опустились на колени рядом со мной. Петра положила руку мне на плечо. – Ты в порядке?

Я кивнула, вытирая лицо и чувствуя себя немного глупо из-за пролившихся слез.

– Меня чем-то обожгло. Руку и обе ноги.

Нике резко глянула на покрытые пылью босые ноги Антони. Затем пристально посмотрела ему прямо в лицо.

– А тебя нет? Ты не пострадал?

Антони покачал головой.

– Она дотронулась до темно-синей плитки. – Он дернул головой. – Вон там. И обожглась. А на обратном пути к дороге обожгло и ноги.

Нике направилась прямо к мозаике, на которую показал Антони, и стала ее рассматривать. А Петра помогла мне встать.

– Лучше снова обуйтесь, – тихо сказала Петра. Она окинула недоверчивым взглядом окружающий пейзаж.

Нике с Антони вернулись. Выражение лица у Нике было серьезным, а взгляд устремлен на меня.

– Это были не аквамарины, – сообщила она мне.

Я кивнула.

– Знаю. Но тем не менее они меня обожгли.

– Нет, это не они.

Моя голова вскинулась, и я приготовилась дать резкое возражение. Но прежде, чем оно пришло мне на ум, Нике показала ладонь. Она была в пыли и слегка блестела на солнце.

– Это аквамариновая пыль. Тебя обожгли не кусочки мозаики, а налет на них.

На какое-то время мы все четверо стояли в немом изумлении и таращились на бледно-голубую пыль у Нике на ладони.

– Ну, и что это значит? – Петра в недоумении переводила взгляд на каждого из нас по очереди. – Видимо, я чего-то не понимаю.

Я быстро рассказала ей о загадке аквамаринов, о том, как они стали благом для каждой сирены, но не для меня.

Петра молча слушала и время от времени кивала.

– Хотелось бы мне посоветовать что-нибудь дельное, – сказала она, когда я закончила свой рассказ. – Но могу сказать лишь то, что теперь мне ясно, какой силой могут обладать эти самоцветы. Камни стали катализатором проявления моих способностей.

Антони снова посмотрел на место нашего привала.

– Что там? – спросила я, вставая.

– Просто интересно, почему Майра до сих пор не примчалась сюда с быстротой выстрела. – Он шевельнул большим пальцем и выдавил из себя кривую, если не сказать тревожную, улыбку. – А, понял. Они с Йозефом решили прикорнуть.

Я кивнула, радуясь тому, что мама пропустила эту драму.

– В общем, рискну и повторю свой вопрос, – сказала Петра, глядя на Нике, которая стирала с ладони пыль. – Что все это значит?

– Это значит, что мы уже рядом, – ответила Нике. – Нам пора двигаться дальше. Антони, лучше отнеси ее к ботинкам, чтобы это не повторилось снова.

Антони ринулся ко мне, чтобы подхватить на руки.

– Нет-нет, все хорошо. Я могу дойти сама.

Нике бросила на меня предостерегающий взгляд.

– Настаиваю. – Я начала двигаться к тому месту, где в тенечке лежали, откинувшись назад, мама с Йозефом. – Я ведь дошла сюда не обжигаясь, значит, и обратно дойду. И никто не расскажет о случившемся моей маме. Она только зря разволнуется.

Нике с Петрой выразили согласие, а Антони нахмурился.

– Мне это не нравится, – сказал он. – Она заслуживает того, чтобы знать. Не нужно скрывать от нее такие вещи.

Я остановила Антони и пропустила Петру с Нике вперед. Положив руку ему на грудь, я почти умоляюще посмотрела ему в глаза.

– Не рассказывай ей ничего. Ты должен дать мне слово.

– Тарга. Нет. – Это прозвучало как упрек.

– Ты должен. Если бы она знала, то отменила бы все мероприятие.

Антони еще больше насупился, сжал челюсти и заскрипел зубами.

– Может, нам и стоило бы.

Я решительно замотала головой.

– Мы приехали в такую даль, и на кон поставлено слишком многое. Ничто не может сорвать наше предприятие. Пожалуйста. Обещаешь?

На некоторое время мы сцепились взглядами, а потом между нами кое-что незаметно произошло. Я могла заставить Антони забыть увиденное. Я могла вырвать у него любое обещание. Но я поклялась себе, что никогда не применю свой голос к Антони и никогда ему об этом не расскажу.

– Не скажу, – сказал он наконец.

– Спасибо. – Я снова повернулась лицом к лагерю.

– Но мне это не нравится.

– Заметно.

Глава 14

Вскоре после того, как мы снова пустились в путь, меня посетило неприятное ощущение.

Мы с Эмуном шли впереди всей группы по широкой старой дороге в дружеском молчании. И вдруг… Я положила руку брату на предплечье.

Эмун остановился и посмотрел на меня.

– Что такое?

Прикрыв глаза, я сосредоточилась на ощущении, которое ничем не отличалось от того, что чувствуешь кожей в жаркий день. Будто инфракрасную лампу поставили на небольшую мощность и направили на одну половину моего лица. Я открыла глаза и посмотрела наверх.