Шалорис нахмурилась.
– Я не собираюсь себя резать.
– Лучше, если все-таки заключим. Так серьезнее, – настаивала Юмелия.
Шалорис не соглашалась.
– Давай просто дадим обещание.
Юмелия закатила глаза.
– Ладно. Но боги его не услышат.
– Мы услышим, и это главное.
Девушки скрестили руки в районе запястий и, подхихикивая, взяли друг друга за руки крест-накрест.
– Ты первая, – сказала Шалорис, и ветер подхватил волосы обеих. Для стороннего наблюдателя зрелище получилось бы весьма впечатляющее. Одна девушка высокая, в изысканных бело-изумрудных одеждах, с развевающимися на ветру длинными волосами. Вторая – с волосами, подобными пожару в степи, обнаженная, но пока еще лишенная признаков женственности в полной мере.
– Я обещаю, что, независимо от желания своей матери, никогда не разлучусь со своей сестрой Шалорис.
– А что насчет отца? – шепнула Шалорис, одновременно серьезно и с недоверием.
– Ну, – заколебалась Юмелия, – он ведь царь. Поэтому мы должны действовать так, как он велит. – Она вскинула голову, и лицо ее стало спокойнее. – Все равно он никогда так не поступит. Это наши матери не согласны. – Она сжала руки сестры. – Твоя очередь.
Шалорис захихикала, чуть помолчала, собираясь произнести свою версию того же самого, и торжественно проговорила прочувствованные слова.
– А теперь поцелуй меня в обе щеки, а я поцелую тебя. Потому что обещание должно быть скреплено поцелуем.
– Как на свадьбе? – Шалорис сморщила нос.
– Что-то вроде того. – Юмелия ухмыльнулась и потянулась к сестре. Они обменялись поцелуями.
– Теперь запрокинь голову назад и обрати лицо к солнцу, глаза закрой, – инструктировала Юмелия.
Шалорис подчинилась.
– А теперь плюнь на ветер. – Юмелия издала неприличный харкающий звук.
Шалорис расхохоталась.
– Гадость! Ты просто выдумываешь на ходу.
Юмелия повернула голову и плюнула – хороший, смачный плевок, каким мог бы гордиться любой крестьянин.
– Ладно, ты же не захотела заключать кровный договор. – Она пожала плечами. – А здесь должна быть задействована какая-нибудь телесная жидкость.
Шалорис отпустила руки сестры.
– Сейчас я тебе устрою жидкость! – крикнула она и с силой столкнула сестру с низкого выступа в поджидавшую внизу глубокую воду.
Юмелия пронзительно завизжала от восторга и обратила свое падение в грациозный нырок.
Глаза Шалорис округлились, жадно поглощая происходящее перед ними превращение сестриного тела, что свершилось в короткий промежуток времени до ее соприкосновения с поверхностью воды.
Ноги Юмелии растаяли, словно были из воска, и быстро соединились, превратившись в хвост цвета лайма. Он неистово засверкал на солнце. Сирена скользнула под волну, оставив на поверхности небольшой всплеск и завороженно наблюдающую за ней Шалорис. Гибкое тело Мел под водой изогнулось и устремилось обратно к поверхности, вылетело из бирюзовой волны и закрутилось для пущего эффекта. Длинная рыжая коса сирены растрепалась, и волосы топорщились веером цвета ржавого металла, от которого во все стороны летели брызги.
Шалорис изумленно ахнула. Она тоже сняла платье и прыгнула в волну, совершив собственное, более скромное превращение. Девушки резвились в огромном подводном мире за пределами своего прекрасного городского дома, забыв и думать об отцах и матерях, исторгающих зловоние людях, празднествах и храмах. Они стали частью океана и его умиротворения.
Солнце начало клониться к закату, и тени протянулись к ногам наконец вылезших на берег Юмелии и Шалорис – двух невинных детей, вместе над чем-то хихикающих.
Юмелия заметила Ипатию, и ее улыбка померкла. Ее напряженный взгляд и молчание быстро переключили на женщину и внимание Шалорис. В один миг девушки стали юными царевнами Атлантиды, уже совсем не беззаботными.
Ипатия не приближалась; она стояла на ступенях и ждала. Одного ее неулыбчивого присутствия и неподвижного, обращенного вниз взгляда, как у каменной изваяния, было достаточно, чтобы девушки принялись двигаться быстрее.
Юмелия оделась и помогла Шалорис завязать ленты, заплести волосы и уложить их на макушке.
Вкарабкавшись на высокий берег, Шалорис с расстояния поприветствовала Ипатию, помахав рукой. Та на ее приветствие не ответила. И Шалорис неторопливо зашагала по берегу туда, где ее ждали опекуны с лошадьми, чтобы отвезти обратно в сердце большого города, оставляя ступени с Ипатией за спиной. Мать Шалорис тоже ждала свою дочь.
Глава 19
Шалорис шла босиком по прохладному мраморному полу храма. Она несла перед собой корзину, полную фруктов. Запах летнего изобилия щекотал ей ноздри, и она глубоко вдохнула, прежде чем поставить свою ношу возле блестящего бассейна, окруженного другими дарами.
Ее сопровождение и двое стражников ждали неподалеку, возле рыночных прилавков, возможно утоляя жажду. Стражники не позволяли другим посетителям заходить в храм, пока там находилась юная царевна, конечно, если только эти посетители также не относились к высшей знати.
Как только Шалорис услышала женские голоса и звук снимаемой обуви на другом конце мощной колоннады, отделяющей внутреннее святилище от дворика, ее охватило отчаянное желание спрятаться. Как бы ни противоречило здравому смыслу то, что царевна Атлантиды, находясь в построенном ее народом храме, прячется, даже не задумываясь, от кого именно, Шалорис бросилась бежать. Влекомая какой-то необъяснимой силой, она стремглав вылетела из святилища и спряталась за одной из множества колонн на противоположной стороне дворика.
Передняя часть храма была открытой, а сзади его подпирала толстая стена из розового эфиопского мрамора. Никто не должен был проходить мимо Шалорис. Она подождет, пока прочие царственные посетители уйдут, а потом святилище снова окажется в ее распоряжении. Девушка прислонилась спиной к мрамору колонны и, соскользнув вниз, села на холодный мраморный пол. Закинув голову назад, она закрыла глаза и ждала.
Раздались звуки опускаемых корзин и прикосновения к воде. Кто-то смотрел на бежавшую от прикосновения рябь, держа в голове свой вопрос. Это был ритуал, древний, как сама Атлантида.
– Ты должна преподнести ему дар.
Глаза Шалорис резко открылись при звуке властного голоса Ипатии. Эта сирена даже не потрудилась из уважения смягчить тон.
– Мама, ш-ш-ш. – Конечно, это была Мел. «Юмелия», – мысленно исправила себя Шалорис. Ей по-прежнему было сложно думать о сестре не как о Мел. – Тебя услышат.
– Я хочу, чтобы боги услышали, – ответила Ипатия, не понижая голоса.
– Боги не так пугают меня, как люди снаружи.
– Они не имеют значения. Почему мы должны стыдиться из-за того, что берем принадлежащее нам по праву? Я хочу, чтобы боги знали, что я видела в воде знаки. Трон будет твоим, но ты должна преподнести царю Бозену дар. Впечатляющий. Такой, что не сможет ему сделать никто другой. Такой, что ему понравится. И такой, что заставит его назвать тебя своей преемницей.
– Существует ли такой дар? – спросила Юмелия хриплым от страха голосом.
Шалорис сжала губы, силясь не рассмеяться. Какая глупость думать, что наследника престола будут выбирать по подарку.
Послышался негромкий шлепок, и его оказалось достаточно, чтобы Шалорис начала воспринимать ситуацию без намека на юмор. Ее темные брови поползли вниз.
– Бестолковая девица, – процедила Ипатия. – Я что, постоянно должна думать за тебя? Тебе что, трон не нужен?
– А что, если нет? – ответила Юмелия более надменным тоном, чем обычно. Шалорис знала, что трон она хотела, просто кочевряжилась перед матерью.
– Тогда ты идиотка, которая его и не заслуживает, – обрезала Ипатия. – Но ты его получишь. Да, получишь, а я стану твоим советником. Ты что, думаешь, я стану сидеть и смотреть, как место в совете отдадут Сисиниксе? – За этим риторическим вопросом последовало шипение: – Я буду первой и единственной сиреной в правительстве Атлантиды.
Повисла тяжелая тишина. Шалорис так и подмывало выглянуть из-за колонны, чтобы увидеть их лица. Осознала ли Ипатия свою ошибку?
– Ты имеешь в виду… Я буду первой и единственной сиреной в правительстве Атлантиды, – произнесла Юмелия. Ее голос прозвучал тихо, но в нем звенела сталь.
– Да, конечно, ты. Это я и имела в виду. – Ипатия затараторила, исправляя свою оговорку: – Сисиникса даже сейчас пытается пробиться, юля перед Нестором, идиотка.
– Она Государыня, – ответила Юмелия несколько изумленно. – Разве ты ее не любишь? Не чувствуешь никакой связи с властью, дарованной ей Солью?
– Морийцы созданы для большего, чем эти несчастные сырые пещеры, – ответила Ипатия. Послышалось чирканье кремня по труту, и Шалорис поняла, что они перешли к зажиганию трех факелов. Голос Ипатии несколько потеплел: – Вот увидишь. Мы сделали тебе великий подарок, твой отец и я. Он понимает, что это значит. Я ему объяснила.
– Объяснила… – Юмелия словно бы хотела задать вопрос, но побаивалась.
– Что бывает, если атлант и сирена по-настоящему любят друг друга. Что это дает их ребенку.
– Ты имеешь в виду мои способности. – Голос Юмелии уже раздавался из дальней части храма.
Атланты, искренне почитающие богов своего пантеона, никогда не стали бы столько болтать в храме вообще, а тем более о политике и в столь вульгарной манере. Морийцы к богам относились без должного уважения, потому-то Юмелия с Ипатией так небрежно совершали ритуалы. Шалорис все это понимала.
Но в таком случае стал бы атлант – тот, что действительно верит в то, что боги все видят, – скрываться и подслушивать в храме? Шалорис почувствовала, как щеки запылали от стыда, и пожалела о том, что спряталась. Почему она поддалась такому детскому импульсу? Импульсу, порожденному желанием быть невидимой, несудимой. Она ждала, что сирены совершат ритуалы в тишине и оставят ее в покое. Теперь она была повязана. Ей хотелось выскользнуть через черный ход и больше ничего не слышать. Ей нет никакого дела до подарка, о котором говорила Ипатия, и ей не хотелось больше ничего знать о ее замыслах. Но она не могла никуда оттуда деться и поэтому продолжала тихо сидеть.