– Сегодня вечером пожалует повелитель.
Шалорис почувствовала себя польщенной и немного испугалась. В детстве она не была близка с отцом. Он всегда хорошо к ней относился, проявлял любовь и доброту, щедрость и нежность. Но он ее не растил, и их отношения были скорее как у царевны и царя, чем как у дочери и отца. Шалорис наблюдала за его правлением с расстояния и многому у него научилась таким образом. Но как человек он оставался для нее загадкой.
Глянув украдкой в одно из зеркал, она с удовольствием отметила, что на щеках еще сохраняется румянец после дня, проведенного большей частью на улице. Волосы не растрепались, а легкое платье в зеленых и голубых тонах выглядело опрятным. День был теплым и приятным, и Шалорис упросила своих наставников провести занятия на улице. Они согласились и переместились в расположенные за дворцом сады. После окончания занятий царевна отправилась в один из больших парков в сопровождении двоих стражников и опекавшей ее знатной дамы, как бывало всегда, когда она выходила за пределы дворцовой территории. Она могла попросить их идти на достаточном удалении позади, чтобы забыть об их существовании, и скрыться с глаз, если ей приходило в голову искупаться. За ней не всегда так следили и оберегали, словно драгоценный камень, который могут похитить в любой момент. Дополнительную охрану приставили только в прошлом году. Вальгана говорила ей, что охрану Юмелии тоже усилили.
Шалорис устроилась в своей гостиной – просторном зале с высоким потолком, наполненном мерцающим светом факелов. Скамьи окружали низкий мраморный столик, на котором стояла огромная ваза с морскими лилиями. Их сладкий, свежий аромат витал по залу, а нежные голубые и зеленые оттенки успокаивали глаз.
– Повелитель Бозен, – возвестила служанка.
Как только царь вошел, Шалорис поднялась и, шагнув к нему, опустилась на колени. Взяла его правую руку и положила себе на затылок. Чувствуя тепло отцовской ладони, Шалорис улыбнулась, глядя в пол. Еще никогда раньше она не оставалась с ним наедине.
Царь убрал руку, Шалорис встала и предложила ему расположиться там, где больше нравится. Подождав, пока он выберет себе место, она махнула в сторону стоящего на низком столике подноса.
– Вина? – спросила она, с удовольствием отметив, что голос не дрожит.
Но царь качнул головой.
– Спасибо. Сядь, пожалуйста.
Шалорис послушалась и внимательно посмотрела на отца. Его волосы в свете факелов отливали темной медью, а кожа напоминала полированную бронзу. Бозена иногда называли Ярким Царем из-за цвета его волос и кожи, а еще из-за сияния серо-зеленых глаз – казалось, они отражали весь свет, что был в комнате.
Шалорис глядела на отца и видела в нем Юмелию. Смуглая безупречная кожа и рыжая пена волос. Только у Юмелии пронзительно-зеленые глаза. Такой яркий оттенок Шалорис доводилось видеть исключительно у морийцев. В Атлантиде жили несколько семейств, и всех представителей можно было легко определить по цвету кожи и глаз. Это атлантов трудно отличить от людей.
– Я решил, что пришло время побеседовать с глазу на глаз, – начал Бозен, откашлявшись. Он сцепил пальцы рук.
Шалорис вдруг поняла, что отец нервничает, и из-за этого занервничала сама. Чему же он придавал такую важность, что желал сказать лично и с глазу на глаз?
– Я слушаю, повелитель, – ответила она, надеясь, что уверенность ее тона поможет ему сказать то, что должно было быть сказано.
– Это странно и удивительно, – продолжал Бозен, – как так получилось, что ты и твоя сестра родились в одно и то же время одного и того же дня.
Эта история была хорошо известна Шалорис. Когда царь только начал править, в спальне его перебывали многие красавицы. Он не собирался еще ввести в свой дворец жену, когда его привлекли красота и магия Вальганы. Но влюбился Бозен до безумия в Ипатию. Во всяком случае, так слышала Шалорис. Она почувствовала, как в голове, словно выдыхаемые в воде пузырьки воздуха, поднимаются на поверхность все те же старые вопросы. Почему отец отказался от Ипатии?
– Мне очень нравилась твоя мать, – добавил Бозен. В его глазах плясал свет факелов, и Шалорис показалось, что они блестят от слез. – Вальгана – чудесная женщина, очень одаренная, и не нужно гадать, кому ты обязана своей красотой. Я уверен, однажды твои таланты даже превзойдут материнские, ведь тебя так хорошо воспитывали и заботились о тебе.
Шалорис понимала, что под талантами он подразумевал ее атлантскую магию. Ту магию, на которую она еще не заявила прав и которой побаивалась.
– Знаешь, я вынужден принять трудное решение, – неожиданно заявил Бозен.
«Готовит меня к отказу, – подумала Шалорис. – Собирается передать корону Юмелии. С чего бы еще ему льстить мне?»
Ее дыхание оставалось ровным, но внезапно показалось, будто по сердцу ее хлестнули веткой с тысячью ядовитых шипов: ее терзали смятение и обида за то, что ее отвергли, облегчение, что ей не придется нести на себе такое тяжкое бремя, и страх того, как Юмелия с Ипатией могут распорядиться данной им властью.
– Я тянул слишком долго, советники предупреждали меня, – продолжил Бозен, сухо усмехнувшись.
Желая облегчить мучения отца, Шалорис заговорила:
– Мне кажется, я понимаю, отец.
– Понимаешь?
– Да. Ипатия была твоей настоящей любовью, поэтому Юмелия должна стать твоей наследницей.
Царь, казалось, замер, а потом улыбнулся:
– Нет-нет. На моих плечах лежит колоссальная тяжесть, прости меня.
Царь передвинулся поближе к дочери. Своими большими руками он взял ее ладонь.
– Я правда любил Ипатию, – признал он. – И, видят боги, люблю до сих пор всем сердцем.
– Но… ты ее отстранил.
– Мне пришлось. Советники убедили меня в том, что близкие отношения с сиреной не отвечают интересам нашего народа.
– В Атлантиде живут сирены. – Шалорис изменила положение, чтобы смотреть прямо на отца. – Они – часть нашего народа, а разнообразие дает Атлантиде силу.
– Да, но их гораздо меньше, чем нас и людей. Морийцы необузданные, непредсказуемые и обладают пугающими способностями. Правительство не хочет, чтобы мною манипулировала одна из них. Чтобы оставаться беспристрастным и полностью контролировать собственное мнение, я расстался с Ипатией. Это стало одним из самых сложных решений в моей жизни. Честно говоря, я не совсем понимаю, почему Ипатия не забрала Юмелию и не уехала в Океанос. Так было бы правильнее.
– Я могу сказать тебе почему.
Бозен на секунду задержал на ней взгляд, а потом наклонил голову в знак признания ее откровенности.
– Да, ты права. Я тоже это понимаю. Но, Шалорис, я не могу дать им то, чего они желают.
Внутри у нее все перевернулось. Сердце забилось почти болезненно, под мышками стало влажно.
– Не пугайся так! – Бозен встревожился. – Тебе не придется править еще очень долгое время, если только со мной ничего не произойдет.
– О боги, нет, – прохрипела Шалорис.
Царь улыбнулся и коснулся ее щеки.
– Но ты же еще можешь взять себе жену, – продолжала Шалорис, – и стать отцом.
Слова громоздились друг на друга в отчаянной попытке Шалорис убедить отца изменить решение. Внезапно от ее тревоги насчет того, что Ипатия с Юмелией могут сделать, не осталось и следа, и осталось одно лишь желание: чтобы ее освободили от надвигающейся на нее непомерной тяжести.
– Я не могу.
Шалорис удивленно захлопала глазами.
– Не можешь?
– Я больше не могу иметь детей. – Бозен произнес это с некоторой грустью, но оставаясь удивительно собранным. Словно это было давно известным фактом, новостью, с которой он смирился еще в прошлом.
– Откуда ты знаешь? У тебя две дочери.
– Просто не могу. Я знаю. – Тон был достаточно резким, и Шалорис поняла, что тема закрыта. – Я не выберу Юмелию, потому что мать скверно воспитала ее. Она не подходит. Им неведомо, что у меня есть уши по всему городу и мне известны их истинные чувства к нашему народу.
«К людям», – подумала Шалорис.
– Они станут погибелью для той Атлантиды, какую мы знаем сейчас.
В его словах был пророческий смысл, который позже отзывался в памяти Шалорис снова и снова. Волосы на ее затылке встали дыбом, руки и ноги похолодели.
– Мне нужно, чтобы именно ты стала царицей, так необходимой нашему государству, после того как уйду я.
Отец Шалорис, могущественный царь Бозен, соскользнул со скамьи и опустился перед ней на колени. Взял ее вторую руку, теперь обратившуюся в лед. Заглянул дочери в лицо.
– Я вижу, что тебе не хочется, – проговорил он мягко, – но, дочь моя, ты та, кого я выбрал. Ты не останешься одна, никогда не останешься. Я буду рядом, стану учить тебя и показывать, как нужно править, чтобы впоследствии, когда придет время, ты смогла заменить меня. Ты окажешь мне честь, приняв на себя роль наследницы трона Атлантиды?
Что могла ответить Шалорис? Ее глаза заволокло слезами, и, хотя голос дрожал, а сама она пребывала в ужасе, все же произнесла:
– Для меня это большая честь.
Лицо царя озарила улыбка, широкая и счастливая, словно хвостовой плавник кита, прорезавший водную гладь. Он притянул дочь к себе и заключил ее в свои надежные, теплые объятия.
В этот момент Шалорис осознала, что отец действительно боялся, как бы она не отвергла его предложение. А если бы случилось именно так? У него не осталось бы выбора.
Ее сердце сильно билось рядом с его, и на миг они оказались связаны тем, что во всем мире знали лишь они вдвоем.
Шалорис отстранилась.
– Мы можем еще какое-то время никому об этом не рассказывать?
Отец снова коснулся ее щеки.
– Недолго. Совет становится все нетерпеливее, а взбаламученный совет – это нехорошо. Они не успокоятся, пока не узнают. Во всяком случае, большинство. У нас есть время от одной новой луны до другой.
Царь встал и поднял Шалорис.
– Я пришлю за тобой, чтобы ты встретилась с моими советниками без посторонних еще до того, как я объявлю свою волю. Они должны узнать прежде, чем кто-либо другой в городе.