Потом мы втроем переместились к сухим членам нашего маленького поискового отряда.
– Я чего-то не понимаю, – сказала Петра, вставая.
Она отдала крышку от термоса Нике, и колдунья взяла ее. Вид у нее был измотанный. Петра улыбалась мне через край чашки.
– Что с тобой случилось? – поинтересовалась я у светловолосой сирены.
– Это утомительно – пытаться сдержать твою маму, – ответила она.
Я посмотрела на маму, и та проявила достаточно такта, изобразив смущение.
– Я услышала, как ты закричала…
Ей не было нужды заканчивать фразу. Я знала, что произошло потом. Так вот что это был за стук.
– Драгоценные камни исчезли. – Йозеф протянул мешочек, в котором они лежали. С него капало.
Нике кивнула.
– Все исчезли. Мои и Сибеллен тоже. Они превратились в воду одновременно с большим кристаллом.
– Ты расскажешь нам, что творилось там, внутри? – Петра положила руку на плечо Нике. – Теперь, когда твоя мама вроде бы взяла себя в руки.
– Давайте-ка выберемся из этой пещеры, – предложила я, чувствуя, что, если еще когда-нибудь и полезу под землю снова, это произойдет нескоро. – Я все вам расскажу.
Нам потребовалось около часа, чтобы выбраться из храма и поставить лагерь. Мы были рады, что Петра все это время была с нами – она, как человек-навигатор, вывела нас без единого неверного поворота.
Мы расположились с едой вокруг костра, Антони сообщил по рации Ивану, что миссия завершена и на следующий день мы должны возвращаться, а все глаза устремились на меня.
– Итак, кем же она была, Тарга? – спросила Нике, наливая воды в крышку от своей металлической бутылки. – Сиреной?
Я покачала головой.
– Атланткой. Ты была почти права насчет заклятья, почти. Но не совсем.
Нике приподняла тонкую бровь, глядя на меня из-за чашки.
Слова лились с легкостью, а солнце тем временем опустилось и исчезло за горизонтом. Я объяснила, как получилось, что к появлению заклятья оказались причастны две единокровные сестры, которых разделили соперничество и жадность. Я присовокупила к повествованию все подробности об атлантской культуре, обществе и самом городе, какие только смогла припомнить. Особенно старалась я ради Петры, но остальные, казалось, тоже сидели в напряжении и, затаив дыхание, слушали.
– Я не понимаю, как ты смогла узнать все это… все эти подробности, – сказала Петра, когда я остановилась, чтобы смочить горло. – Она, видать, была адски хорошей рассказчицей.
Я засмеялась, осознав, что Шалорис использовала магию, когда показывала мне свои воспоминания – именно те, что позволили мне все понять, а я, в свою очередь, приняла это как само собой разумеющееся.
– Простите, вначале я толком не объяснила. Шалорис была колдуньей. Она сумела воспользоваться магией и поместить меня в свое прошлое, показать свою жизнь и воспоминания. Где-то я даже прониклась пониманием. Все, что знала она, знала и я. – Я посмотрела на маму. Они с Йозефом сидели переплетя пальцы, и на их лицах плясали отблески пламени от костра.
– Как в зале Анамны, – отозвалась она.
– Необычно. – Петра соскользнула с выступа, на котором сидела, и устроилась на песке. – Столько информации передано за какие-то пятнадцать минут.
От изумления у меня глаза поползли на лоб. Они, наверное, стали величиной с плошки.
– Как это? – Я, разинув рот, посмотрела на маму, потом на Нике, а потом на Антони.
– Ага, но твоя мама не выдержала дольше десяти, – добавила Нике и лукаво улыбнулась, глядя на Майру.
– Мы не знали, что происходит там внутри. Ни звука, ни шевеления, как казалось, целую вечность, – пояснила мама. – Я подумала, ты там погибаешь или что все это было большой ошибкой. – Она сверкнула глазами на Нике, и мне оставалось только догадываться, насколько яростной оказалась их схватка за стенками кристалла.
– Значит, ты пыталась меня оттуда вытащить?
– Как по мне, так мы уже поступили по-твоему, но в итоге ни к чему не пришли…
– Во всяком случае, пока, – вмешалась Нике.
– А ты, – я посмотрела на сидящего рядом Антони. Он подпирал рукой подбородок, поставив локти на колени. – У тебя в руке тоже был инструмент.
Антони выпрямился, глаза его виновато заметались.
– Так Эмун делал то же самое!
– Ну, не можешь одолеть, присоединись, – лениво ответил Эмун без тени того смущения, которое залило краской щеки Антони.
Все засмеялись.
– К тому же ты – моя сестра, и мне это не понравилось. Может, это и длилось каких-то пятнадцать минут, но казалось, будто ты застряла в этой штуковине на долгие часы.
Меня чуть не завалило в этом кристалле от их усилий по самые уши, сталактиты запросто могли пригвоздить Шалорис или меня, а может, и нас обеих к полу. Но мои родные об этом не знали. Они всего лишь хотели освободить меня, поэтому я не стала развивать эту тему. В конце концов, все ведь закончилось хорошо.
– Значит, щенок… – подал голос Йозеф впервые с тех пор, как мы уселись вокруг костра.
– Эпизон, – подтвердила я, кивнув. – Так его звали. Он оказался жив, потому что была жива его хозяйка. Он был атлантской породы, которая, видимо, исчезла после разрушения Атлантиды. Его имя означало «уцелевший».
– Вот он и уцелел, – пробормотал Йозеф. – Бедняжка.
– Что и удивляет, – рассуждала вслух Нике. – Как, по-вашему, урожденному тритону удалось заполучить кусок этого кристалла, находящегося под охраной разъяренного двухголового пса?
– Может, он нашел ту часть, которая выступала над землей, и отбил ее от большего куска. Кристалл верхней частью упирался прямо в засыпавшую его землю. Так что такое возможно, – предположила мама.
– Либо с тритонами у песика проблем не было, – вставил Эмун. – Сирен, как мы знаем, он ненавидел, но как бы он среагировал на меня одного, мы не проверяли.
Все согласно загудели, после чего в задумчивости примолкли.
Потом заговорила Нике:
– Ты сказала, что Шалорис, по ее словам, уже однажды пыталась отозвать заклятье?
Я кивнула.
– А что?
– Просто рассуждаю. Может быть, именно поэтому камни защищали нас от заклятья. Ее попытка каким-то образом повлияла на найденную тритоном глыбу.
Эмун покивал, хотя сам полуприкрытыми глазами смотрел на огонь.
– Хорошая теория, все логично.
Снова поднялся гомон одобрения, а я едва сдержалась, чтобы не рассмеяться. Мы рассуждали, как сыщики-любители, неуклюже размышляющие в темноте с трубками в зубах и бормочущие что-то вроде: «Ну же, Ватсон, неужто вы и впрямь думаете, что…», или «Элементарно, дружище», или «Вы смотрели, но упустили из виду». Я начала хихикать, но быстро заставила себя умолкнуть, поймав на себе настороженный взгляд Антони, сопровождающийся полуулыбкой.
Тут до меня дошло, что я до смерти устала и напереживалась. Я встала и красноречиво потянулась.
Все в очередной раз загомонили, согласившись, что пора ложиться. Послышался хруст разминаемых суставов и зевки, и все засуетились, переходя к чистке зубов, тушению костра и разворачиванию спальников.
– У тебя впереди еще много работы, брат, – тихо сказал Антони, когда они с Эмуном стояли рядом и чистили зубы, взбивая вокруг рта белую пену.
Эмун что-то вопросительно буркнул, его брови взлетели вверх, а зубная щетка застыла.
– Похоже, ты единственный, кто способен увеличить популяцию тритонов. – Антони выплюнул пену, прополоскал рот и убрал щетку к остальным туалетным принадлежностям. Он многозначительно улыбнулся Эмуну с закрытым ртом и дважды по-дружески хлопнул его по плечу:
– Тогда лучше принимайся за работу, не ленись.
Эмун фыркнул и нагнулся, чтобы пена от зубной пасты не шлепнулась ему на грудь.
В темноте раздались пожелания друг другу доброй ночи, и пустыня погрузилась в относительный покой и тишину.
Во время перелета обратно в Нуакшот Петра показала на землю.
– Видите, вон там пыль поднимается? Кто ставит на то, что это уже спешат к структуре Ришат исследовать новую топографию местности?
– А ты не шутила насчет семидесяти двух часов, – сказал Йозеф.
В Нуакшоте мы с Петрой улучили минутку, чтобы поболтать, пока остальные переносили сумки из вертолета в самолет.
– Никакими словами не передать… – начала я, но Петра лишь молча отмахнулась.
– Ты шутишь? Мне довелось ходить по Атлантиде! Да это же мечта любого археолога.
– И все же, ты поставила свою жизнь на паузу ради того, чтобы приехать и помочь мне. Если тебе когда-нибудь понадобится помощь, только позови, и я буду там.
Она кивнула и притянула меня в свои объятия.
– Мы, элементали, больше чем сестры, – тихонько произнесла она почти мне в ухо. – Теперь я не буду стесняться, и ты не стесняйся.
Глава 27
Мы вернулись на Гибралтар, чтобы за несколько дней набраться сил перед более длительным путешествием в Гданьск. Йозефу хотелось нормально собраться в дорогу, поскольку мы договорились, что он переедет в особняк Новаков до момента, пока они с мамой не решат, что будут делать дальше.
– Ты ощущаешь какие-нибудь перемены в самочувствии? – поинтересовалась я у мамы, когда мы внесли в дом сумки и бросили их в вестибюле. Я собиралась спросить раньше, но в промежутках между повествованием о Шалорис и Юмелии, подготовкой к путешествию и сном во время перелета из Мавритании на Гибралтар, равно как и поездкой до дома Йозефа, никак не выпадало подходящего момента. Воздушная болезнь, как оказалось, никуда не делась, но я чувствовала себя не такой замученной, как обычно. Так что, возможно, именно снятие заклятья поспособствовало этому.
Мамины глаза расширились, а брови поползли наверх.
– А ты разве нет?
– Ну, я уже не прихожу в ужас от случайного прикосновения к аквамарину, но в остальном… – Я пожала плечами. – Наверное, нет.
Но в реальности я никогда не чувствовала, что заклятье давит на меня так, как давило на маму. Оно либо вообще по-другому действовало на меня, элементаля, либо еще не пришло время, когда его сила должна была подействовать на меня в полной мере. А теперь такого и вовсе не случится, и я ничего не имела против.