– Вот тут вы ошибаетесь. Она происходит из древнего нормандского французского. Мои предки произнесли бы это как Камбрелан.
Мне понравился его хрипловатый голос; по его тембру я решила, что мой собеседник скорее стар, чем молод.
– А что вы делаете в Гданьске?
Он приподнял тонкие седые брови.
– О, я приехал ради этого. – Сняв очки, он протянул руки к витрине и коснулся кончиками пальцев ее края. – И особенно конкретно вот этого.
– Украшений?
– Да, меня чрезвычайно интересуют вещи, имеющие… – он сделал паузу, – скажем так, историческое значение. Большинству любителей реликвий важнее всего их материальная ценность. Огранка, цвет, чистота и тому подобное. – Он надел очки и подтолкнул их выше на переносицу. – Но не мне. Меня скорее интересуют вот такие штучки. – Он указал на подвеску в центре витрины.
Ничего особенно зрелищного в подвеске не было, но выглядела она очень мило. Длинная цепочка, а на ней золотое украшение необычного вида с маленьким камнем цвета морской волны в центре.
– Что это такое? Бирюза? – спросила я, прищурившись.
– Бирюза непрозрачная, и у нее более темный синий оттенок, так что нет, это аквамарин. Вещица маленькая, но тем не менее любопытная, не правда ли?
– Это точно, – согласилась я, чтобы сделать ему приятное. В этой витрине, на мой взгляд, были вещи гораздо более впечатляющие. Большие висячие янтарные серьги, кольцо из старой монеты, короткое ожерелье из опалов и ониксов, уложенных шахматным узором. – А почему вас интересует именно она?
– Больше всего меня завораживает сам камень, а еще знак на нем.
– Что он означает? Он очень напоминает букву какого-то странного алфавита.
– Да, так и есть. Честно говоря, я не знаю, так ли это, но собираюсь изучить этот вопрос. – Герленд достал из нагрудного кармана мобильный телефон и сфотографировал подвеску.
Я открыла рот, собираясь сказать Герленду, что музей запрещает фотографировать, как вдруг…
– Вот ты где, – сказал Антони, подходя к нам, и обнял меня за талию. – Извини насчет моей сестры.
– Семейные проблемы? – спросил Герленд, приподнимая седые брови, и убрал телефон.
– Нет, все в порядке, – ответила я. – Мы как раз рассматривали вон ту подвеску, – объяснила я Антони, – с маленьким аквамарином. Гадали, что значит этот символ.
Антони уперся взглядом в подвеску, и лицо его застыло. Несколько секунд он не сводил глаз с изгибов золотого символа, но потом наконец ответил:
– Он означает «Для тебя – все что угодно».
Мы с Герлендом оба изумленно посмотрели на него.
– Откуда ты знаешь? – спросила я.
Антони сделал глубокий вдох.
– Всякое бывает, конечно… Но я раньше видел такую фигурку, и она символизирует именно это. Я почти абсолютно уверен.
– Очень интригующе. – Заинтересованный взгляд Герленда впился в лицо Антони.
– Простите, нам нужно идти, – сказал Антони Герленду. – Там еще кое-кто хочет с тобой познакомиться, – пояснил он мне. – Выставку потом досмотришь, ладно?
– Хорошо. – Я кивнула Герленду. – Рада познакомиться, господин Чемберлен.
– Мне тоже очень приятно, – отозвался он, все еще не сводя глаз с Антони.
Я позволила Антони увести меня из выставочного зала обратно в фойе и представить историку, который писал биографию Мартиниуша. Весь следующий час я давала невнятные и уклончивые ответы на его вопросы – обычно на этом специализировалась мама – и гадала, когда же мы с Антони вернемся домой и наконец останемся одни.
Глава 11
– Ты сегодня выглядишь потрясающе, – негромко произнес Антони куда-то мне в волосы, помогая снять пальто в вестибюле особняка. – А я ведь даже еще не вручил тебе положенные деньрожденные поцелуи, штук где-то восемнадцать… сотен.
Он повесил мое пальто, потом оторвал меня от пола и закружил, и мы в странном полувоздушном вальсе ввалились в гостиную. Все это время Антони не выпускал меня из объятий, тихонько посмеиваясь.
– Что с тобой случилось? Тебя подменили? – Я развернулась и обняла его за шею, потом скинула туфли и, поднявшись на цыпочки, притянула его лицо поближе. В полуприкрытых глазах Антони плескалось желание.
– Это все еще я. – Его губы скользили по моему лицу от скулы до подбородка, и меня пробрала нервная дрожь.
– Все дело в том, что я теперь совершеннолетняя, да?
Антони отодвинулся и посмотрел на меня. Я прямо чувствовала, как он подбирает слова для ответа и в голове у него медленно и размеренно крутятся шестеренки.
– Да? – наконец ответил он с вопросительной интонацией.
Я расхохоталась.
– Ты такой предсказуемый. Такой консервативный и правильный.
Антони снова уткнулся мне в шею.
– А как-нибудь поприятнее ты не можешь меня описать? – Он прикусил мне мочку уха.
– Как, например? «Хорошо готовит»? «Знает два языка»?
– Вообще-то три. – Голос его звучал глухо. Он обошел меня и потянул за собой в направлении лестницы. Я вся затрепетала. Неужели это наконец произойдет? Мысли мои внезапно замедлились, будто звукозапись, которую пустили с половинной скоростью.
– Неужели?
– М-м-м-м.
– Английский, польский, а какой еще? – Я ждала, что он скажет, какой еще язык знает, но тут мы дошли до верхней ступеньки лестницы, я споткнулась о свой подол, Антони прижал меня к себе, и мысли мои спутались. О чем я его спросила? Я вообще его о чем-то спрашивала? Да какая разница…
– Это древний и очень важный язык. Сейчас на нем говорят только в читальных залах престижных университетов и библиотек.
Я уже не очень понимала, о чем идет речь. Антони одной рукой открыл дверь в мою комнату, а я провела пальцем по линии его губ, изумляясь безыскусной красоте ее изгиба. Мы ввалились в мою спальню, чуть не упав.
– Погоди. – Антони слегка отодвинулся. – Я на тебя зол.
Я заморгала, и туман желания начал слегка рассеиваться.
– Что?
Я вдруг перестала чувствовать близость его теплого тела, и мне стало очень одиноко. Я потянулась к нему, но он отодвинулся, глядя на меня сверху вниз.
– Почему?
– У тебя от меня секреты, – негромко сказал он, в свою очередь ведя кончиком пальца вдоль контуров моего лица.
От его прикосновения меня пробрала дрожь удовольствия, но слова Антони сбили мне настроение. Я села на кровать, стараясь не показать тревоги.
– О чем ты?
– Ты ни разу мне не говорила, что умеешь петь. – Антони говорил таким тоном, будто ругал меня, но глаза у него весело поблескивали.
Я позволила себе чуть-чуть улыбнуться, но мне не очень-то нравилось направление нашего разговора.
– Да я на самом деле не умею.
Антони рассмеялся.
– Так и знал, что ты будешь все отрицать. Умеешь. Мне надежный свидетель сообщал, что у тебя замечательный голос, такой прекрасный, что довел моего свидетеля до слез.
Я застенчиво опустила взгляд.
– Я не знала, что меня кто-то слушает.
– Спой для меня.
Эта просьба меня встряхнула.
– Ну нет, ни за что, – отозвалась я, встала с кровати и подошла к окну. Я даже не знала, что пою, но сказать об этом Антони не могла – он бы решил, что я ненормальная.
– Но почему? – Его явно искренне озадачила моя реакция. – Тебе же именно со мной полагается всем делиться. А ты? Поешь рыбам, но не хочешь спеть своему парню?
Он надулся; выглядело это очаровательно.
Я покачала головой и плотно сжала губы, потом задвинула шторы.
– Кстати, что это за мужчина постарше, с которым сегодня тусила Лидия?
– Не меняй тему, – буркнул он, но потом с раздражением добавил: – Это Адриан.
– А кто такой Адриан?
– Не знаю, я сегодня только мимоходом с ним познакомился, но подозреваю, он станет неприятным сюрпризом для Макари. – Антони цокнул языком, выглядело это довольно забавно. – Зачем мы говорим про увлечения моей сестры? Не увиливай! Не игнорируй мою просьбу. Знаешь что? – Он потер руки, будто готовился торговаться. – Предлагаю сделку.
Звучало любопытно. Я вопросительно приподняла бровь.
– Я раскрою тебе один из моих скрытых талантов, – сказал он, – а ты мне спой.
– У тебя есть скрытые таланты?
Он усмехнулся и принял нахальную позу – никогда от него раньше не видела ничего подобного. Мне понравилось.
– Каким там смешным словечком в Северной Америке называют подруг? Бэби?
Я расхохоталась, настолько забавно это звучало в его устах и с его акцентом.
Антони улыбнулся, но не вышел из образа.
– Бэби, у меня целая сокровищница скрытых талантов.
Он провел руками вокруг своего тела, будто демонстрируя товар, и я рассмеялась еще громче.
– Разве девушка может отказаться от такого предложения?
– Вот и я думаю, что не может. – Он взял меня за плечи, развернул и усадил на кровать. – Посиди тут и погоди секундочку.
Он вытащил из кармана телефон и начал что-то искать в интернете.
– Встречайте – «Оллмэн Бразерс»!
Из крошечных динамиков полилась быстрая мелодия, похожая на блюз, и он задвигал плечами.
Я откинулась назад, опираясь на локти, улыбаясь во весь рот и кивая в такт.
– Ну-ка, ну-ка, давай!
Антони положил телефон на комод, развернулся на одной ноге и начал танцевать степ. На ковре его подметки почти не издавали звука, но видно было, что он знает, что делает. Я ахнула от восторга и села прямее.
– Ого, ты что, танцевать умеешь?
Антони ухмыльнулся и прошелся в танце по комнате, продемонстрировав впечатляющую комбинацию движений степа, а потом еще и изобразил, судя по всему, игру на «воображаемом банджо». Он разрумянился, лоб его заблестел от пота.
Меня бросило в жар. От волны его запаха закружилась голова. Хорошо, что Антони заставил меня сесть. Я смотрела, как он крутится и прыгает, будто слившись воедино с музыкой, и это наполняло меня пьянящей радостью. Вдруг меня переполнили эмоции от всего, что произошло после нашего возвращения в Польшу. Глаза у меня наполнились слезами, рот открылся.
Антони перестал танцевать и изумленно взглянул на меня, а потом одним прыжком бросился к телефону и выключил музыку.