– Ну, до тебя Тарга думала, что она вообще не в состоянии влюбляться.
Антони весело посмотрел на меня.
– Вот этого я не знал.
Я самоуверенно улыбнулась ему, а потом мы оба сели в машину.
– Ну спасибо, Джорджи, – пробормотала я.
– Не за что, – искренне отозвалась она.
– Расскажи-ка поподробнее. – Антони завел машину, и мы поехали в особняк.
– По-моему, на сегодня хватит, – произнесла я.
– Хочется побольше узнать об этом проклятии, – весело продолжил Антони. – Если я его разрушил, хотелось бы знать, какая магия мне в этом помогла. Это древнее семейное проклятие, да?
Всю дорогу до дома мы болтали. В основном беседа состояла в том, что Джорджи и Антони меня дразнили. Похоже, они нашли общий язык благодаря общему хобби – подкалывать Таргу.
Мы вытащили сумки Джорджи, вышедший из дома Адальберт понес их наверх, а Антони тем временем снова сел в машину.
– Ты не зайдешь? – спросила Джорджи.
Антони закрыл дверцу и опустил окно.
– У меня сегодня хоккей, а потом ужин с мамой поздно вечером. Увидимся завтра.
Я поцеловала его на прощание через окно, а он улыбнулся Джорджи.
– Ну, желаю вам приятно поболтать.
Джорджи помахала Антони на прощание, потом повернулась и посмотрела на краснокирпичный особняк.
– Ого, вживую он кажется еще больше, чем на фотографиях. Крутое местечко, одни лианы чего стоят. А подземные туннели и тайные ходы тут есть?
Я рассмеялась.
– Наверное. У меня пока еще не было времени изучить все здание.
– Поверить не могу, что оно твое.
Мы вошли в холл, миновали его, и я повела подругу наверх – показать ее комнаты, где можно будет отдохнуть и разобрать вещи, а потом отвела к себе, чтобы она знала, где меня найти.
– Ты говорила, что твоя мама на проекте, а когда она вернется? И она же вроде бросила водолазные работы…
– Ну, на этот счет… – Голос мой задрожал, и я замолчала, чувствуя, что комок в горле не дает говорить. Я вошла к себе, Джорджи за мной.
– Ух ты, прямо-таки собственная квартира! – Джорджи бросила сумку на тахту и начала все изучать. – Тут все апартаменты такие? – Тут она увидела мое лицо и встревоженно нахмурилась. – В чем дело? Что случилось?
– Мама ушла, Джорджи. Вернулась в море. Я не хотела тебе говорить по телефону. Просто не могла произнести это вслух. – Я почувствовала, как у меня дрожат губы, как кривится лицо, но не в силах была справиться с собой. Иногда ты контролируешь эмоции, а иногда они контролируют тебя, и эту битву я проиграла. Слезы потекли у меня по лицу, и я не смогла бы их удержать – это были русалочьи слезы. – Не знаю, увижу ли я ее еще когда-нибудь.
– Ох, Тарга. – Джорджи притянула меня к себе и крепко обняла. – Мне так жаль. Я гадала, когда это случится. Бедная, что ж ты мне не сказала.
По щекам моим текли соленые слезы. Я выпустила Джорджи из объятий и пошла в ванную за полотенцем. Вытирая лицо и шею, я чувствовала, что все еще не могу отвечать подруге – горе сдавило мне горло.
Выйдя из ванной, я села на тахту рядом с Джорджи.
– Ты обязательно увидишь ее еще, Тарга, – сказала она, поглаживая меня по спине.
– Ты не можешь этого знать, – с трудом выговорила я. – Вдруг я слишком долго ее удерживала и соль все смоет? Она может потерять память, потерять себя.
Джорджи помолчала с минуту, потом переспросила:
– Соль все смоет? Как это?
Я никогда раньше не объясняла подруге про соль.
– Мама говорила, что если сирена слишком надолго откладывает цикл соленой воды, то, когда она наконец поддастся потребностям тела и уйдет в океан, может возникнуть отдача. Морская соль смоет не только ее память, но и ее человеческую личность. Она станет как любое другое морское животное, ведомое в основном инстинктами.
Объясняя все это Джорджи, проговаривая вслух, я представила себе мою любимую маму в такой ситуации. Мысленно заглянула в ее пустое лицо, проследила, как она живет в океане, словно тунец, не счастливая и не несчастная. Если она никогда не вернется в пресную воду, следы личности Майры Мак’Оли исчезнут насовсем. От таких мыслей слезы у меня потекли еще сильнее.
– У меня такие невероятные способности, Джорджи, – сказала я подруге с несчастным видом, – но я не могла спасти ее от этой судьбы. Ей становилось все хуже и хуже, и в итоге мне пришлось отвести ее к воде и попрощаться – поступить как-то иначе было бы просто жестоко.
Карие глаза Джорджи увлажнились. По ее щекам тоже потекли слезы.
– Я не знала.
– Так я никому и не рассказывала. В Солтфорде столько всего произошло перед тем, как мы распрощались и разъехались, что на излияния времени не хватило. И вообще я не думала, что все случится так скоро. В глубине души я надеялась, что маме хватит сил это перетерпеть или мне хватит сил не дать океану ее забрать. Но я ошибалась.
Джорджи не знала, что на это сказать, так что она просто обнимала меня, пока я плакала.
Слезы мои все-таки иссякли, хотя и не быстро, и мы спустились к ужину. За столом почти не разговаривали, и Джорджи то и дело встревоженно поглядывала на меня. Относительное душевное равновесие я обрела позже, когда мы с Джорджи переоделись в пижамы и валялись на кровати в моей спальне.
– Как дела у Лиз? – спросила я.
Джорджи закрыла книгу, которую читала, – что-то насчет горных систем Ирландии, вполне логичный выбор, поскольку туда она и собиралась прямым рейсом из Гданьска.
– Хорошо. Она до сих пор помогает отряду реагирования на чрезвычайные ситуации, хотя скорее деньгами, чем личным участием, потому что у нее, как всегда, полно клиентов.
– Ей будет тебя не хватать.
Джорджи пожала плечами.
– И да и нет. Мы добились большого прогресса, и отношения у нас сейчас лучше, чем когда-либо с самого моего детства, но, знаешь, лучшими друзьями мы, наверное, никогда не станем. И нас обеих это устраивает.
Я кивнула.
– А что ты собираешься делать в Ирландии?
– Кроме учебы? – Она рассмеялась. – Путешествовать по холмам, наверное.
Я кивнула в ответ, но чувствовала, что о себе Джорджи говорить не хочет, слишком беспокоится обо мне.
– А Антони ничего не знает? – тихо поинтересовалась Джорджи.
Я покачала головой.
– Как я могу рассказать ему такую правду?
– Я понимаю, почему ты боишься, Тарга, – отозвалась подруга, повернувшись ко мне и подтянув к себе колени. – Но ты ведь хочешь провести с ним всю жизнь? Неужели тебе удастся неизвестно сколько лет сохранять в секрете, кто ты есть на самом деле?
– Мама же сохранила.
– Ну да, но твоя мама овдовела лет через девять после свадьбы. Ты не знаешь, что было бы, если бы твой папа остался жив.
Я размышляла на эту тему, искренне сомневаясь, что какая бы то ни было русалка в состоянии надолго скрыть свою сущность от самого близкого человека. Мама рассказывала, что Трине, моей бабушке, пришлось в свое время воспользоваться русалочьим голосом, чтобы сохранить свою тайну от мужа, Хэла.
– Ты говорила, что решила никогда больше не завораживать Антони, – напомнила мне Джорджи.
– Ага, я помню.
– Ты до сих пор так думаешь?
– Да, конечно. Одного раза вполне достаточно. Тогда он просто взбесил меня, задавая дурацкие вопросы про день, когда мы оба утонули, и мне пришлось изменить его воспоминания. – Меня тошнило при одной мысли о том случае. Вторгаясь в чужие мысли и воспоминания, я чувствовала себя насильником.
– А что такого страшного в том, чтобы рассказать ему, Тарга? Какой будет самый плохой вариант развития событий?
Я промолчала. Джорджи знает ответ – я могу потерять Антони.
– А теперь подумай, каким окажется самый плохой вариант, если ты ему не скажешь, но он узнает сам, – а если вы долго будете вместе, скорее всего, так и выйдет. – Джорджи помолчала. – Либо тебе придется применить свой русалочий голос, либо ты узнаешь, что он думает по этому поводу. Как считаешь, что он почувствует, когда поймет, что ты скрывала от него свою сущность с той самой ночи, когда вы утонули?
Я посмотрела на нее с раздражением, хотя злила меня не Джорджи, а ситуация.
– Я думала, ты на моей стороне.
– Так и есть, Тарга. И я думаю, ты совершишь большую ошибку, если не откроешься ему.
Я не могла ответить ей тем же и спросить, раскроет ли она свой секрет Джашеру, потому что тот уже знал. И я так позавидовала подруге, что во рту у меня стало кисло, как от лимонного сока.
– А если вы с Джашером вдруг разойдетесь и ты встретишь кого-то еще, ты ему расскажешь, кто ты?
– Конечно, – спокойно отозвалась она.
– Но это не одно и то же! – простонала я. – Ты не превращаешься в существо другого вида! Ты просто получаешь целительные силы от растений и наблюдаешь за тем, как фейри вылупляются из капель воды. Ты просто… эксцентричная.
Джорджи рассмеялась, и я бы тоже посмеялась, если б меня не подташнивало от мысли признаться Антони.
– Что такого ужасного в том, кто ты есть?
– Я не вполне человек, Джорджи. В тебе тоже есть магия, но ты человек, вы с Сэксони обе люди. Если у нас с Антони родится ребенок, девочка, она тоже только наполовину будет человеком. Тебе не кажется, что Антони может этому не обрадоваться?
Джорджи приподняла брови.
– Конечно, кажется!
Я закатила глаза.
– Ну и поддержка от тебя.
Она покачала головой.
– Ты меня не так поняла, Тарга. Ясное дело, раскрывать свою истинную природу мужчине, которого ты любишь, рискованно, я этого не отрицаю. И да, риск выше, чем для нас с Сэксони. Но если ты ему не расскажешь, то примешь решение, быть ли вам вместе, за него. А ему, если он об этом узнает, это вполне может не понравиться. Вот ты сама бы что почувствовала в такой ситуации?
Я отлично знала, что очень бы расстроилась, если бы Антони лишил меня выбора. Но озвучивать это не стала.
– Если бы ты была человеком, а он… русалом, – продолжила Джорджи, – и он рассказал бы тебе, кто он такой, ты бы его бросила?
– Никаких русалов не существует.