Я открыла рот, собираясь поделиться своими сомнениями с Эмуном, но он, видимо, тоже обдумывал, что нам делать дальше.
– Куда бы они ни направлялись, варианта два: либо в конце пути находится заполненная воздухом пещера, где часть команды этой подлодки примется что-то делать, либо на борту есть робот-манипулятор, который запустят в надлежащий момент. Во втором случае спасти Антони или достать подвеску нам вряд ли удастся, а вот если хоть кто-то высадится…
– То будет стычка, и нам надо выиграть, а потом вытащить отсюда Антони. Значит, придется захватить эту лодку с живым рулевым или капитаном.
Эмун кивнул.
– Да, придется как-то преодолеть сопротивление похитителей и заставить их вернуть Антони на сушу.
– А если мой голос не подействует?
– Я тебе говорил, что вероятность подобного исхода очень высока. Ладно… Мы не знаем ничего. Ни цели этой экспедиции, ни причин похищать твоего Антони и везти его с собой. Пока информации не прибавится, предлагаю и дальше двигаться за ними. Главное не упустить их из виду.
Нахмурившись, я согласилась, что на настоящий момент это наилучший возможный план. Идея, что похитители так и останутся сидеть в своей паршивой лодке, мне очень не нравилась.
Мы заплывали все дальше и дальше в систему пещер, и с каждым метром росла моя тревога, ведь, чтобы выбраться, нам придется рассчитывать на содействие людей, за которыми мы следим.
Я опустила руку вдоль тела и начала формировать толстую ледяную нить, которая тянулась бы за мной. Лед потрескивал, всплывая к потолку пещеры и крошась о него, но так, по крайней мере, хоть что-то указывало, откуда мы приплыли. Растаять он вряд ли успеет до нашего возвращения, вода достаточно холодная. Пока мне больше ничего не удавалось придумать. Наверное, если надо, я смогу выбраться с помощью сонара, но чем глубже мы забираемся, тем сложнее это будет сделать. Отправка звуковых сигналов отнимет у меня очень много сил.
Эмун услышал звук трескающегося льда и оглянулся. Я с удовлетворением отметила, что явно произвела на него впечатление.
– Такого я раньше не видел, – сказал он, глядя на тянувшуюся позади нас нить льда, которая всплывала к потолку пещеры, четко выделяясь на фоне темной скалы. – Вроде это не входит в обычные способности сирен?
– Нет. Это фишка элементалей, – негромко отозвалась я, продолжая оставлять ледяной след.
– Духов стихий? – Он помолчал, явно ошеломленный. – Расскажешь мне потом поподробнее?
– Когда мой любимый не будет в смертельной опасности.
– Конечно.
Одно из предсказаний Эмуна оказалось верным. Лодка замедлила ход и почти остановилась под огромной черной пастью, зияющей над рубкой. Послышалось жужжание, когда прежде бездействовавшие моторы в чреве подлодки ожили, и она, не меняя положения, начала подниматься по вертикальному тоннелю.
Выждав, мы устремились следом. Тоннель вскоре начал расширяться, и вот уже его стены скрылись в чернильной тьме. Еще немного, и стало понятно, что мы оказались в громадной пещере, причем высоко вверху в лучах прожекторов подлодки серебристо поблескивала поверхность воды.
– Смотри, – негромко проговорил Эмун. Голос его изменился, теперь он звучал объемнее, что ли. – Они всплывают!
Мы устремились наверх, осторожно вынырнули. Подлодка перешла в надводное положение, подняв волну, и ее плеск эхом отдавался от далеких стен и еще более далекого потолка.
Мы с Эмуном спрятались за одним из скалистых выступов и стали ждать, что будет дальше.
Двигатели подлодки отключились, и пещеру наполнило гудение открывающегося люка, а потом раздались мужские голоса, говорившие на незнакомом мне языке – точно не на польском, французском, итальянском или испанском.
Мы с Эмуном переглянулись и прислушались, чуть наклонив головы.
– Голландский? – одними губами поинтересовалась я.
Он покачал головой и так же беззвучно ответил:
– Швейцарский вариант немецкого.
Почему-то это меня обеспокоило, хотя в нынешней напряженной ситуации я не могла вспомнить, почему именно. Швейцарский немецкий… Это что-то значило, какое-то смутное воспоминание шевельнулось в моей голове.
– Вы его понимаете?
Эмун грустно покачал головой.
Если бы не настолько опасная ситуация, я бы его спросила, в чем смысл жить сто шестьдесят лет, если не выучить за это время основные мировые языки.
Прячась за камнями, мы наблюдали за тем, как пятеро мужчин вылезают из подлодки. Я даже не удивилась, когда заметила прекрасно вылепленный подбородок Адриана. Меня заинтересовало устройство, которое он держал в руке, – оно испускало еле заметное сине-зеленое свечение, напоминавшее слабый лазерный луч. Куда бы Адриан ни поворачивался и как бы ни тряслось это устройство, сине-зеленый свет указывал только в одном направлении, будто компас.
Антони вышел четвертым; я зажала рот рукой, чтобы не закричать. Эмун бросил на меня предупреждающий взгляд и покачал головой. Он поднес палец к губам, и я кивнула. Знала, что надо молчать, хотя эмоции просто рвались из груди. Мне мучительно хотелось выскочить из-за скалы и включить голос на полную, но, если это атланты, мы таким образом лишимся нашего главного преимущества – того, что они не знают о нашем присутствии.
Я стала разглядывать Антони, ища следы травм или дурного обращения и стараясь дышать ровно. Двигался он совершенно нормально – я перевела дух, – но под жестким контролем: двое конвоиров отслеживали каждый его шаг. И, по-моему, совершенно напрасно: Антони точно не стал бы драться с людьми, от которых зависело, сможет ли он живым уйти из этой пещеры.
Из рубки подлодки высунулся еще один человек, но вылезать не стал. Поговорил с остальными, размахивая руками. Послышался смех.
Жизнерадостные негодяи! Мы с Эмуном переглянулись. Их ничего не беспокоило, не напрягало, им не стыдно было, что они силой увезли человека. Похитителей переполняла уверенность в своей правоте, они явно знали, куда направляются, чувствовали себя в безопасности, верили, что контролируют ситуацию. Пребывание в этой промозглой пещере глубоко под землей их явно воодушевляло и даже радовало. Нас с Эмуном холод не беспокоил, но пассажиры подлодки были тепло одеты – в куртках, шапках, шарфах и митенках. Даже Антони дали шапку и шарф.
Тот, что высовывался из рубки, исчез в люке, потом снова выглянул и раздал по рюкзаку всем, кроме Антони. А в довершение вылез на борт и спрыгнул на пол пещеры. Все остальные принялись оснащаться – надели налобные фонари, включили переносные, вскинули на спины рюкзаки и, поставив Антони в середину цепочки, направились вглубь пещеры, где зияла черная расщелина. Впереди двигался Адриан, направление которому указывал странный сине-зеленый луч.
Мы с Эмуном встревоженно переглянулись. Куда это они, да еще и пешим ходом?
Понаблюдав, как все эти люди, один за другим, едва не задевая за стенки плечами, ныряют в узкую расщелину, мы с Эмуном претерпели метаморфозу и, голые и босые, тоже двинулись вперед по камням. Не колеблясь сунулись в расщелину.
Нас окружила тьма. Но впереди мелькал свет, слышались голоса, так что нам следить за людьми с подлодки не составляло труда.
Камни у нас под ногами были влажные и холодные, но гладкие, а иногда даже скользкие. Где-то все время тихо капала и журчала вода. Узкие стены расщелины вздымались у нас над головами, уходя в непроглядный мрак, так что определить ее высоту не представлялось возможным. Звуки голосов впереди, расслабленная болтовня и даже смех эхом разносились по каменному лабиринту, отражаясь от бесконечных твердых поверхностей и пролетая по невидимым тоннелям, кавернам и пещерам поменьше.
Похоже, сейчас похитители не собирались ни убивать, ни мучить Антони. Когда этот страх утих, я смогла размышлять спокойно, перебирая самые разные сценарии, как нам быть дальше. По одному нейтрализовать тех, кто идет в конце цепочки, пока не доберемся до Антони, потом, велев ему укрыться в расщелине, разобраться с остальными? А как проделать это беззвучно, не привлекая внимания? Только если цепочка растянется, и то… Нам нужно, чтобы на них действовал мой голос, а мы не знали, кто они такие.
Эмун шел за мной. Ни его, ни меня не беспокоила и не смущала нагота – похоже, весь русалочий народ этим отличался. Хорошо, что тритоны в этом схожи с сиренами, потому что, если бы Эмун стеснялся или смотрел в упор, это бы нас отвлекало.
Внезапно начался подъем. Цепляться пальцами ног за скользкие камни стало сложно, и мы пошли медленнее. Как же мне хотелось надеть ботинки! Кожа у меня высохла, а вот волосы нет, и по спине, щекоча, стекали струйки воды. Это раздражало. Я ударилась мизинцем обо что-то твердое и прикусила губу, чтобы не вскрикнуть. И на следующем же шаге впечаталась в это что-то большим пальцем другой ноги! Остановившись и стиснув зубы от боли, я осторожно ощупала пальцами ног пол расщелины и замерла, потрясенная внезапной догадкой.
Наконец Эмун легонько похлопал меня по плечу, и я оглянулась на него. В почти полной тьме его зрачки стали совсем черными, как и мои, а вот лицо и тело оставались преимущественно бледными.
Я прошептала ему только одно слово:
– Лестница.
Он глянул вниз, потом наклонился, пощупал пол у себя под ногами и понял, что я права. Мы теперь шли не по грубой скалистой поверхности и органическим остаткам на полу пещеры. Кто-то здесь вырубил ступеньки – гладкие, неглубокие и истертые, но по ним гораздо проще было подниматься. Я двинулась наверх, упираясь руками в стены, и нащупала справа гладкую впадину, длинную и прямую, которая шла параллельно наклону ступеней. Что-то вроде перил?
У меня побежали по коже мурашки.
Кто-то побывал здесь очень, очень задолго до нас.
Глава 24
Мы шли, шли и шли, и я совершенно утратила счет времени. Люди впереди сильно сбавили темп – наверняка у них уже ноги гудели, настолько бесконечным был этот затянувшийся подъем. Наконец лестница вывела нас в пещеру с высоким сводчатым потолк