стоту своих молитв.
– Но какже! – всплеснул руками отец Константин. – Не может быть церковь вне политики! И священник не может! Мы должны указывать людям правильное направление жизни, а как же по-другому?! Кто, если не мы?
И он начал новую речь – все так же темпераментно и страстно.
Говорил про то, что Интернет тоже… Мерзость и гадость… Как зайдешь, потом хочется руки мыть и долго молиться о спасении душ тех, кто буквально жизнь свою проводит в этих социальных сетях. Сейчас он только начал распространяться, Интернет этот, а дальше, гляди, еще хуже будет. И что делать? Как узнать, о чем паства думает, если не быть там, где она? Тенденция какая: паства в соцсети идет… Да не идет – бежит. И что? Не идти за ними? И как по-другому? Никак!
Отец Тимофей вдруг спросил неожиданно:
– Ты говно ел?
– Что?
– Не ел? А откуда ведаешь, что у него вкус плохой?
Тимофей резко поднялся – даже голова у него немного закружилась – и вышел из своей комнаты.
Не сказать даже, как раздражала… да нет – бесила отца Константина эта привычка настоятеля уходить, резко оборвав разговор, будто у собеседника больше не было аргументов. А они имелись у Константина! И еще как – имелись! И он хотел бы их высказать! Но вот только – кому?
Константин перекрестился на Образ Спасителя, вышел, пошел в свою комнату.
Включил телевизор. Показывали футбол. Священник выключил звук, начал смотреть. Ни счет, ни футбольные комбинации его не интересовали. Почему-то его успокаивал сам вид целеустремленно бегающих по полю маленьких человечков.
Как всегда, безветрие стояло в городе Забавино. Ветра не любили этот город, жаль им было нарушать спокойствие его вечной медлительной тишины.
Листья в Забавино по осени облетали не от ветра, а от желтой старости своей, и потому упавшие листья, не успев пошелестеть, быстро превращались в труху.
Позевывая, прошел по центральной улице одинокий бездомный кот. Собака из-за забора лениво облаяла его, тут же рухнула на землю и уснула.
Кот удивленно посмотрел на пса и пошел дальше. Не потому даже, что искал еды или каких-нибудь приключений, а просто потому, что если уж родился – надо идти. Не все время же спать?
И кот шел – один в спящем городе – непонятно зачем и куда, однако уверенно и целеустремленно.
Раздался одинокий вскрик человека и тотчас утонул в вязкой тишине города.
Город Забавино спал, чтобы утром, не особо утруждая себя просыпанием, продолжить свое существование…
Глава пятаяМнения и сомнения
Маленький Сережа Сторожик очень любил дождь. Особенно ему нравилось, когда страшного грома не гремело и ветер не свирепствовал, а лилось сильно и ровно, словно это не струи дождя, а стропы, выпавшие из неба. И тогда Сереже казалось, что, если очень захотеть да еще и придумать какое-нибудь приспособление, то можно по этим стропам-струям забраться на небо, причем выше самых высоких деревьев и даже выше птиц – в самую такую высь, где живут звезды и солнце.
И Сережа выбегал под дождь, не боясь промокнуть, и ему чудилось, что в этот миг душа его готовится к какому-то очень важному путешествию.
Когда Сережа вырос и стал отцом Тимофеем, он не перестал любить дождь, хотя и не мечтал уже забраться по нему в небо. Теперь в шуме дождя слышалась ему важная небесная весть, причем выраженная не в словах, а в чем-то другом, более сакральном и точном.
Он стоял под ливнем, прислушиваясь душой к свежим, странным звукам.
Выскочила Ариадна, надела на настоятеля дождевик с капюшоном. Тимофей не помогал и не сопротивлялся: все равно ему было, он находился не здесь.
Ариадна убежала обратно в дом, но звать старика не стала.
А он все стоял, слушая дождь и глядя в небо. Капли дождя били его по лицу, падали в глаза, а отец Тимофей только улыбался, как улыбается человек, получивший добрую весть от того, кто ему дорог.
Когда дождь прекратился, Тимофей пошел на маленький огородик, разбитый около Храма.
Сразу после дождя земля казалась не грязной, а умытой и свежей. Она перестала быть просто сухой землей: везде текла и капала вода. Струилась тихо и словно осторожно, а потому казалась таинственной. Она ведь пришла с неба, эта вода, и потому ее таинственность была совершенно естественной.
Каждая травинка лоснилась от восторга жизни. Каждый листок сбрасывал на человека маленькие, хрупкие капельки, будто играя с ним. Воздух казался плотным и вкусным.
Вода, пришедшая с неба, изменила мир. Ненадолго, на мгновения какие-то, но мир стал иным – более чистым, опрятным и уютным. Этот мир не хотел привыкать к себе, новому. И вот уже скоро чистота превратится в грязь; листья сбросят капли и будут привычно шуметь ни о чем; тяжелые земные звуки опять заполнят все пространство. Мир быстро забудет, что был когда-то опрятен и чист.
Тимофей вдыхал воздух, который из последних сил пытался остаться свежим, как вдруг увидел человека. Человек лез в церковный двор через лаз в заборе.
Отец Тимофей много раз просил забавинцев заделать дыру, они исправно просьбу исполняли, однако лаз появлялся вновь, хотя было совершенно не ясно, кто и для чего мог его проделывать. Тимофей решил, что дыра в российском заборе – явление обязательное, и бороться с ней перестал.
Священник пригляделся к пришельцу и заметил, что в руках человек держит пистолет.
Человек с пистолетом в руках пробрался сквозь лаз церковного забора и направился к церкви. Его походка, неровно скользящая по мокрой траве, свидетельствовала о том, что во время дождя он согревался не чаем.
Человек с пистолетом в руках двигался в сторону отца Тимофея.
Отец Тимофей настолько верил в то, что все происходит по Воле Божьей, что не только ничего не боялся, но искренне не понимал: как можно бояться чего-то.
– Эй! – окликнул он странного посетителя. – Тебе кто нужен? Я тут.
Человек оглянулся.
Тимофей узнал Сергея – того самого, что когда-то первым пришел в Храм и с тех пор регулярно посещал службу.
Сергей радостно закричал:
– Батюшка родной!
И направил оружие на отца Тимофея.
– Напился, что ли? – спросил Тимофей спокойно.
– Ага. – Сергей улыбнулся виновато и сел на мокрую, начинающую грязнеть, землю.
На крыльцо дома вышла Ариадна.
Отец Тимофей попросил принести нежданному гостю чай.
– А в дом тебя не позову, не обессудь, – сказал он, обращаясь к Сергею. – Пьяного в дом приводить – бесов приваживать.
Сергей от чая отказался.
– Я тут это… – Он поднял пистолет и внимательно посмотрел в дуло, будто надеясь отыскать там что-то невероятное. – Короче, я тут… Как это говорится? Счеты хочу с жизнью свести.
– Для этого сюда пришел?
– А чё? Где еще и счеты-то с жизнью сводить, как не в церковном дворе? Да и отпевать меня нести недалеко.
– Отпевать тебя не будут, – вздохнул отец Тимофей.
Сергей насторожился:
– Чего это?
– Самоубийство – грех величайший. Господь никогда не дает человеку крест, который тому не по силам. И если дал Он тебе крест – неси его. Когда время человеческое на земле заканчивается – то только Богу решать.
Помолчали. Было видно, что Сергей пытается осознать новую для себя информацию.
Отец Тимофей спросил обыденно и легко:
– А что случилось-то у тебя?
Сергей к вопросу был готов, ответил быстро, на задумываясь:
– Тоска меня заела. Понимаете? Поговорить не с кем. К примеру, порассуждать. Утром встану, выйду на улицу, гляну на лица людей – и тоска меня берет. Прям берет конкретно за горло, подлая!
– Ты – лучший, что ли? – Отец Тимофей взревел так, что Сергей отпрянул. – Опять духовная гордыня! Лучший ты, что ли, спрашиваю? – Отец Тимофей оперся о свою палку и смотрел Сергею прямо в глаза. – Самый хороший? Высокодуховный ты? Уже на гору забрался и плюешь оттуда на всех? Ладно. Забрался. Хорошо. Пусть. Так ты помоги другим залезть. Руку протяни. Ишь ты, выискался – праведник! Ты пожалей людей, если душа твоя широка. Они же все по ночам плачут, люди эти, а ты…
– Пьют они по ночам, а не плачут, – буркнул Сергей.
– Оттого и пьют, что плачут. – Отец Тимофей помолчал, а потом сказал неожиданно: – Работать тебе надо больше, вот что я тебе скажу.
Сергей аж взвился:
– Да я работаю целыми днями! В поту весь уже… Разливаю это молоко чертово, прости господи! Видеть не могу уже бутылки эти… От одного вида молока тошнит, представляете? А куда денешься? Приходится пахать, как папа Карло.
Отец Тимофей усмехнулся:
– Работаешь? Господь вот Землю созидал, трудился. «И назвал Бог сушу землею, а создание вод назвал морями. И увидел Бог, что это хорошо…» Помнишь ли это? «И увидел Бог все, что Он создал, и вот, хорошо весьма…» Читаете вы все это, читаете! Зачем? Для чего? Сказочка это для вас, что ли? Это же не просто слова, это пример всем вам, люди, великий дан! Работа – это то, глядя на результаты которой ты, словно Господь, можешь сказать: это хорошо. Работа радовать должна результатом своим, а не суммой прописью. Работа, которая радует, которая любимая – она душу создает, человека создает, жизнь его создает.
– Так где ж ее найти, такую? – спросил Сергей, печально рассматривая пистолет.
– А ты искал, что ли? Себя слушал, что ли? Думал о том, что работа – восторг душевный? Куда там! А теперь поди же ты… Все эти ваши… как вы их там называете?.. депрессии, так ли?.. Все они от безделья душевного, вот что я тебе скажу. У кого душа работой…
Подлинным трудом, настоящим, радостным занята, тому не до тоски.
Сергей слушал внимательно. Даже головой покачивал в такт ритма речи отца Тимофея.
Но когда батюшка говорить закончил, Сергей потряс пистолетом, крикнул весело:
– Ну, все тогда. Раз такого дела у меня нет, значит, кранты мне, – и снова внимательно посмотрел в дуло пистолета.
– Играешься все, – вздохнул отец Тимофей и пошел к дому.
А Сергей отставил пистолет, прицелился и выстрелил.