Соль с Жеваховой горы — страница 29 из 49

е забывались. И вдруг катакомбы пришли к ней во сне успокоением, словно предвестником какого-то зловещего покоя! Тане было страшно. Но, несмотря на этот страх, проснуться она не могла.

Собственно, никаких особых событий не происходило в этом сне. Время словно остановилось, и даже сквозь сон Таня понимала, что движется очень медленно. Страшным было само ощущение – место, где она оказалась, окружающая ее атмосфера и серое, гнетущее чувство тоски.

Потом что-то произошло. Вдруг раздался шум. Был он чем-то похож на отдаленные раскаты грома, и Таня страшно поразилась – откуда здесь, в катакомбах, вдруг взялся гром? Поначалу это были действительно отдаленные раскаты, которые становились все громче и громче. Затем они стали стремительно нарастать. Камни зашатались. Таня побежала. Катакомбы стали рушиться прямо на ее глазах. Грохот. Страшный грохот, как будто звук взрыва, вдруг заполнил все пространство вокруг, захватил весь окружающий мир…

Таня закричала, протянула руки вперед, пытаясь оградить себя от этого ужаса. Камни летели со всех сторон. Таня все кричала и кричала, а мир ее навсегда рушился, разрушая все вокруг, в том числе и ее саму, погружая под острыми желтыми обломками…

Таня проснулась в холодном поту и села на кровати, жадно хватая ртом воздух. Ночная сорочка ее была вся мокрой от пота. Она чувствовала себя как рыба, выброшенная на песок. И вдруг поняла, что этот гром, этот жуткий грохот, которым закончилось ее оцепенение, звучит на самом деле. Грохот был в ее спальне. Тане понадобилось несколько секунд, чтобы прийти и себя и понять, что кто-то барабанит в ее дверь.

В спальню заглянула перепуганная Оксана:

– Танечка, в дверь сильно стучат.

Даже в темноте Таня видела, как сильно испугана Оксана, не привыкшая к таким ночным стукам. Вздохнув, Таня решительно встала с постели, окончательно вернувшись к реальной жизни. И, надевая халат, вдруг подумала, что такие вот визиты ночью никогда не бывают по хорошему поводу, они всегда несут в себе что-то зловещее. Нет ничего страшнее неожиданного ночного грохота в дверь.

– Кто здесь? – как можно более грубо крикнула Таня.

– Та дверь вже сошкрябай, сколько хипишить можна! Ща соседи когти рвать будут! – раздался знакомый голос.

Таня поспешила открыть все засовы. В прихожую боком, неловко переваливаясь, вошел Туча. Но, несмотря на привычную забавную реплику, совсем другим было его лицо – оно было напряженное, печальное, и Таня заметила, как старательно он отводил в сторону глаза.

Острое предчувствие беды полоснуло ее ножом в сердце, и она вдруг застыла, пораженная страхом, от которого леденеет кровь. Это была беда, беда вошла в ее дом с печальным, словно застывшим, как маска, лицом Тучи. Беда с этим ночным стуком, предчувствием, сном…

– Таня… – начал было Туча, но вдруг осекся, и она, почувствовав, что начинает оседать вниз от ужаса, оперлась о стенку прихожей, – Таня… Это… в общем…

– Говори, – голос ее прозвучал глухо.

– Цилю убили. Этой ночью. И ее мужа, Виктора. В доме на Слободке. Я сразу, как узнал, прибежал тебе сказать.

Расширенными от ужаса глазами Таня смотрела на помертвевшее от страшных слов лицо Тучи, и вдруг увидела Цилю, которая в ярком, развевающемся на ветру платье шла, пританцовывая, по улице к их лавке на Привозе, весенним, удивительно солнечным днем. Платье заплеталось ей за ноги, как юбка танцующей цыганки, а в пышных волосах пламенела красная лента, и Таня никогда не видела Цилю такой красивой, как в тот день…

Страшный крик вырвался из ее груди, крик, в котором потонуло все – и улыбающееся лицо Цили, и яркая лента в ее волосах, и страшный сон, и ночной стук в дверь, и ощущение безысходной тоски, как смертельно раненный зверь, впившейся в ее горло. Этот крик потряс все ее существо, вырвал ее сердце, и, больше не в силах сдержать себя, Таня стала медленно сползать по стене вниз, растворяясь в спасительно обрушившейся на нее темноте.

Очнулась она на диване в гостиной. Над ней склонились два знакомых лица – перепуганное Тучи и заплаканное Оксаны. Тряпку, смоченную уксусом, ­Оксана умудрилась положить ей на лоб, и волосы Тани сразу стали мокрыми. Оксана плакала. Туче было страшно. Сняв тряпку со лба, Таня решительно села на диване.

– Мы едем туда.

– Таня, их уже увезли… Ночью из милиции были… Сосед услышал вой собаки и зашел. Собаку убили, прежде чем в дом ворваться.

– Мы едем туда. По дороге расскажешь все.

– Таня, мне очень жаль… Я знал, шо такое для тебя Циля.

– Нет, ты не знал. Никто не знал. Едем.

Таня вдруг почувствовала, что даже не сможет рассказать об этом. Их с Цилей связывала не просто дружба. Иногда ей казалось, что Циля была ее сестрой. Таня любила ее очень сильно, как привязывалась в жизни ко всем, кто когда-то сделал ей добро. Циля была ее ангелом-хранителем, ее другом, человеком, выжившим вместе с ней в самые страшные периоды ее жизни. Циля была больше чем доб­рой душой – она была родным человеком, и Таня не могла понять, осознать, принять, что Цили больше нет.

Ее смерть была для Тани ударом почти такой силы, как смерть бабушки, и она даже не могла плакать, так жестоко терзала ее раскаленная боль. Очень быстро одевшись, вместе с Тучей Таня села в его черный автомобиль. Там уже были двое вооруженных людей и шофер. И Таня подумала, что в тех обстоятельствах, в которых они оказались, это даже хорошо.

По дороге Туча рассказал ей все подробности. Внимательно слушая его, Таня отметила, как над землей пробиваются первые лучи рассвета. Оказывается, было уже почти утро. Так заканчивалась эта страшная ночь.

Все произошло около часу. Сосед был разбужен диким лаем собаки. Он знал, что недавно Циля и ее муж взяли собаку, но та оказалась на удивление спокойной, не лаяла по ночам как сумасшедшая. Но в ту ночь собаку словно подменили. Эти страшные звуки подняли соседа с постели, он подошел к окну.

Увидел черный автомобиль, который стоял возле дома Цили и Виктора. Сосед знал, что Виктор чекист и работает в органах. Поэтому он решил, что его приехали арестовать. Сосед бросился в другую комнату – окна ее выходили во двор Цили и Виктора. Забор между соседскими участками был такой редкий, что в щели между деревянными старыми досками можно было отлично рассмотреть все, что происходит во дворе.

Сосед увидел, что во двор к Циле и Виктору во­шли двое мужчин. Было темно, он не видел их лиц, но отчетливо разглядел мужские силуэты. Собака лаяла и рвалась с цепи, как бесноватая. Тогда один из мужчин вынул из-за отворота пиджака наган и застрелил ее. Сосед похолодел от ужаса. Собака взвизгнула и замолчала.

Мужчины подошли к двери и стали ковыряться в замке. У них в руках что-то блестело – похоже, связка воровских отмычек. С замком они справились довольно быстро. Вернее, один открывал, а второй стоял. После этого они открыли двери и вошли внутрь. До соседа донеслись выстрелы. Минут через десять – пятнадцать, то есть не очень быстро, мужчины вышли из дома, прикрыли за собой дверь, сели в автомобиль и уехали. Подождав, пока автомобиль полностью скроется из глаз и уедет подальше, сосед бросился в дом Цили и Виктора.

На входной двери был взломан замок. Циля и Виктор сидели на диване. Оба были застрелены. Стреляли в них по несколько раз, причем каждому из них был сделан контрольный выстрел в голову – пули были выпущены в середину лба. Ничего не трогая, сосед быстро помчался к Туче, который, как он знал, пировал на Дерибасовской в одном из ресторанов.

– Почему к тебе? – нахмурилась Таня.

– А он у меня работает, недавно начал. Я его счетоводом поставил на две черных кассы, и вроде неплохо справляется. Инструкция у него была – чуть до чего, сразу ко мне.

Услышав страшный рассказ, Туча сел в автомобиль и помчался на Слободку. Войдя в дом, увидел, что все так, как описал сосед.

– Ты их видел? – спросила Таня, чье горе пекло, как пулевое ранение навылет, и она все еще не могла плакать.

– Видел, – мрачно кивнул Туча. – На диване они были. Оба. Не спали за тот шухер. Собака побудила. Сидели рядком на диване. Виктор обнимал Цилю, словно закрыть ее пытался за пули. А Циля глаза распахнула да смотрела так заудивленно – мол, как за так, да за что?

Таня сжала кулаки. Слушать это было невыносимо. Но она знала, что должна.

– Сколько раз в них стреляли?

– В каждого по три раза. Две пули в грудь, одна в голову. Очень быстро. Все смертельные. В голову, в лоб – контроль.

– Значит, их не чекисты убили, – сказала Таня.

– Знаю я, кто их убил, – мрачно отозвался Туча, – все к одному – и дверь отмычками, и пули в голову. Шо тут кумекать.

– Паук, – сказала Таня.

– Он, гад, – кивнул Туча, – его люди. Мне уже доложили.

Увидев убитых, Туча очень расстроился. Он догадывался, что значит для Тани Циля. Но делать было нечего. Он велел соседу бежать в милицейский участок и звать чекистов. А сам поехал к Тане.

Чекисты приехали, допросили соседа и увезли тела. Двери заперли, но у соседа был запасной ключ – когда-то его дал ему Виктор, на всякий случай. Сосед отдал ключ Туче.

– В дом мы войдем, – резюмировал Туча, – но их уже увезли. Не до чего то.

– Я видеть хочу, – Таню начала бить дрожь.

Когда они подъехали к дому Цили и Виктора, уже рассвело. День обещал быть солнечным и ясным. Странно было видеть дрожащие лучи солнца, пробивавшиеся из-за облаков, чтобы осветить землю, в то время, когда Цили больше нет.

– Ты Иде сказал? – спросила Таня, когда они вышли из машины.

– Я послал человека до Зайдера, – сказал Туча. – Ида ведь до Зайдера живет?

Туча открыл дверь, и они вошли. В доме был за­тхлый воздух. Отчетливо чувствовался запах пороха.

Черный кожаный диван был залит кровью. Кровь была даже на стенке над диваном и на полу.

– Почему столько крови? – удивилась Таня.

– Первая пуля Виктору в шею попала и артерию перебила, – пояснил Туча, – крови было море… Он захлебнулся кровью.

– А Циля? – Таня сама удивлялась, как может говорить.