Еще реже удавалось увидеться с Самим. То есть с Фрундсбергом. Он окончательно выздоровел и теперь летал от полка к полку подобно метеору на вечернем небосклоне. Он писал приказы. Орал на подчиненных. Бил морды интендантам. Казнил. Миловал. Казнил. Доставал деньги. Досаждал императору письмами и личными посещениями. Требовал. Угрожал. Лебезил и обивал пороги. Словом – командовал армией.
Бемельберг – мой непосредственный начальник – напротив, всегда был рядом. Старый служака относился ко мне теперь как к равному, что не мешало, впрочем, загружать мою персону самыми различными заданиями, так что иногда было не продохнуть.
Еще я здорово поссорился с гауптманом Вассером. Чуть не дошло до дуэли. Можно, я не буду раскрывать подробности? Потом мы замирились. А потом он спас мою никчемную жизнь Te Deum laudamus[59], да славится имя Твое, и да будет воля Твоя, чего только Ты не готовишь на нашем пути!
Ха-ха-ха, я бы даже сказал, как подобает разнузданному наемнику, «бу-го-га», я рассчитался с этим должком вполне, ибо потом я вытащил из дерьма его грязную задницу. Причем в прямом смысле.
Зимой 1524 года он упал в канаву, будучи вдрызг упитым, и там заснул. Когда я проходил мимо, мой бывший командир уже практически окоченел. Словом, если бы не я… у-у-у!
Таким образом, кинжал, который перехватил Курт возле моей шеи, вполне сравнялся с ледяной водой в сточной канаве по убойной силе и значимости на дорогах судьбы. Как говаривал старый Йос: «Не умеешь пить – пей воду». И это правильно. Как известно, несвоевременный стакан может свалить так же верно, как пушечное ядро.
Несколько ранее, в декабре 1523 года, все мы были ошарашены и прямо-таки потрясены вестью о смерти Просперо Колонны, чья фигура казалась вечной, как сама армия. Старик просто лег и умер, устав от бесконечных походов и баталий, предоставив молодежи разбираться с его наследством и расхлебывать липкую кашу итальянской войны.
Потом был новый марш на Италию. На этот раз в силе малой. Там нас принял Шарль де Ланнуа, и 30 апреля на реке Сезии мы вновь разбили французское войско адмирала де Бонниве.
Кажется, его звали Ришар?[60] Вот интересно, отчего военно-морской министр и главком ВМФ Франции решил, что он может с таким же успехом командовать сухопутной армией? Или я чего-то не понимаю? В общем, результат лично для меня неудивительный.
Колесо истории вертелось в те дни с такой скоростью, что людей непривычных вполне могло стошнить.
Еще один Шарль, на этот раз прославленный французский ренегат, герцог Шарль III де Бурбон, со всех сторон обиженный своим сюзереном и оттого сбежавший под более лояльное покровительство своего германского тезки, предпринял смелую атаку на Прованс и осадил Марсель. Помните, как мы с Адамом и Фрундсбергом напивались и возили по карте вилочками? Мои выкладки полностью оправдались – осада Марселя состоялась.
Неудачно, к сожалению.
Франциск ответил, и ответил яростно. В Авиньон прибыла невиданная армия. Я говорю «невиданная», и это в самом деле так. Со времен римских кесарей Европа не лицезрела подобной мощи. В силе тяжкой двигалась пятидесятитысячная армада. Казалось, что горы содрогнулись от мерного марша бесконечных легионов.
Кто-то хвастался, что если французские пушкари захотят, то обрушат залпами своих орудий гору Монблан.
Десять тысяч конницы. Вспомогательные войска. Саперы. Обозы, обозы, обозы. И ожившие леса пик от горизонта до горизонта. Гасконцы. Страшные в своем желании отомстить швейцарцы. Отряд Джованни ди Медичи. Черная банда Франсуа Лотарингского (трижды проклятые предатели – ландскнехты, купившиеся на французское золото и обратившие пики против своих братьев).
Возглавлял это огромное, роскошно экипированное войско лично кайзер Франц, который решил, что его прославленные полководцы достаточно обосрались, чтобы взять непосредственное управление в свои руки.
Но громких имен и славных биографий в его свите хватало. Даже с избытком. Кто повпечатлительнее, мог бы сбежать, просто прочитав титулы.
Кого там только не было! Весь блеск французской армии за целое поколение! Счастливчик Анн де Монморанси и сухопутный адмирал де Бонниве. Луис де ла Тремуй и Шарль де Терселин. Маршал Франции Робер де ла Марк, возглавлявший швейцарцев, и граф Ришар де ла Поль. Герцог Шарль де Алансон и ла Палис. Одно слово – целое звездное небо!
Надо ли говорить, что Бурбон и Альфонсо д’Авалос д’Аквино, он же маркиз Пескара и дель Васто, он же кузен знаменитого Фердинанда д’Авалоса, быстро взяли ноги в руки и удрали от Марселя? А вы бы не удрали? Но то были опытные вояки. Без горячки и спешки они ушли прямиком в Италию, здраво рассудив, что именно там должна вскоре разыграться решающая партия. Самая великая драка в истории Европы.
Глава 8В этой главе разные люди со всех сторон освещают дело при Павии, а Пауль Гульди пленит короля
«Эти записи сделаны на основе бесед с Георгом фон Фрундсбергом, маркизом дель Васто, герцогом Шарлем де Бурбоном, многими простыми солдатами и офицерами, сражавшимися в великом походе, и некоторыми французскими командирами, попавшими в плен, чьи имена я не могу назвать даже по прошествии стольких лет.
Некоторые сведения могут показаться общеизвестными и не заслуживающими упоминания. Другие совершенно наоборот – заметно расходятся с общепринятыми мнениями, которые каждый может почерпнуть в официальных хрониках или исторических произведениях. Один Господь ведает всю правду, я же не смею претендовать на истину и посягать на авторитетные суждения людей куда более осведомленных, тем более что записки сии в немалой мере приватные и, скорее всего, никогда не увидят свет.
Листки, что я пачкаю сейчас чернилами своего трепетного пера, – не более чем совокупные воспоминания честных солдат, которые храбро сражались бок о бок со мною, а также и против нас, отчего мое уважение к ним никак не умаляется.
Я почти вижу, как некий господин, который ныне еще, может быть, даже не родился, брезгливо отряхнет руки, прочитав представленные строки, и скажет: “Что за бред и вранье написал этот безумный старик!” И мне нечего возразить ему. Наверное, взгляд со стороны окажется более правильным и не затуманенным неверною дымкой личного опыта, личных воспоминаний и личной боли, что в полной мере напитали меня в те далекие годы.
Носить в себе эту память я более не могу, как не имею права укрывать чужие впечатления, что доверили в свое время мои товарищи и мои враги. Таким образом, я передоверяю их бумаге, и будь что будет. Все равно большинство достойных людей, творивших историю много лет назад, почили и простят мою выходку. Когда-нибудь записки могут попасть стороннему читателю. Надеюсь, что к тому времени я окажусь среди когорты участников тех великих событий и смогу лично держать перед ними ответ, а также перед Господом Вседержителем, да не оставит он меня своей милостью.
Я постараюсь честно и без прикрас описать наши действия, действия противной стороны, расположив героев пьесы так, как они стояли на сцене истории и как я это запомнил. Рука моя более привыкла к рукояти меча, посему рассчитываю, что вы отнесетесь к косноязычию моего пера снисходительно, тем более что записки эти для ваших глаз вовсе не предназначены.
Не смею более медлить и, помолясь, приступаю во славу Божию».
«Данные записки передал мне Адам Райсснер в Испании в 1535 году. К сожалению, он не пожелал раскрыть автора этих строк, но это точно не Адам, ибо его почерк и его стиль я знаю слишком хорошо. Кроме того, он вряд ли стал бы именовать себя “стариком”, ведь лет этому достойному мужу еще совсем немного.
Считаю нужным присовокупить их к рассказу о битве, в которой я принимал непосредственное участие, из-за чего мое собственное поле зрения, а значит и мои суждения, было предельно сужены. Беседовать же после битвы с пленными командирами французов высшего звена я не имел возможности.
Таким образом, картина, нарисованная безвестным воином, должна органично дополнять мои собственные сведения, и я намерен цитировать его записи, показывая панораму событий на политической арене и на поле боя. Тем более что, вопреки уверениям, перо вовсе не так косноязычно. Позволю только себе самовольно разбить текст на абзацы, для удобства чтения.
Кроме того, я обращаюсь к дневникам Адама Райсснера, который куда больше моего был осведомлен об общем ходе баталии. Его записи приведены в моем пересказе.
Надеюсь, что подробное описание этого грандиозного столкновения позволит с максимальной точностью определить картину развития наблюдаемого общества и послужит полезным дополнением к моим ежегодным отчетам.
«В год 1524 от Рождества Христова в середине октября армия наша вынужденно отступила в Италию перед лицом грозной силы, что привел на помощь осажденному Марселю король Франции Франциск I.
Пылкий сердцем монарх повел свои легионы вослед нам, надеясь догнать и одним ударом решить затянувшуюся войну, что начал еще Карл VIII. Дело оборачивалось скверно для имперских войск. Один за другим Франциск сметал наши хилые заслоны и, перейдя Альпы, устремился к Милану, который и взял решительным натиском. Герцогское кресло Франческо Сфорца занял французский губернатор Луи де ла Тремуй.
Мы же отступили к Лоди, где укрепился наш командующий Шарль де Ланнуа с двенадцатитысячным войском. Девять тысяч ландскнехтов и испанцев он отрядил под команду удачливого воина Антонио де Лейва; они заняли городок Павия, чтобы обеспечить дороги к Милану, который мы не теряли надежды в скором времени отбить.
Положение ухудшалось с каждым днем, ведь французы в Милане не остановились и, развивая успех, бросились в драку. Павия стала ключевой позицией. Валуа ударил по ней со страшной силой своего тридцатипятитысячного корпуса. Слава богу, что часть воинов он вынужден был оставить в Милане гарнизоном, а также разослать по всей Ломбардии, так что не смог привести всю пятидесятитысячную армаду.