Внезапно конь оседает, а его самого валит на землю безжалостная сила. Чудовищный удар в затылок опрокидывает лицом вниз. Что-то острое разрывает кольчугу под мышкой.
Голос с небес:
– Не убивать! Не убивать! Этих в плен!
«К восьми утра наше дело на правом фланге, где билась конница, висело на волоске. Мы начинали заметно уступать и отходить по всей линии. Испанский центр держался ровно, но мощь артиллерии французов не оставляла шансов и им. Разгром превратился в реальность ближайшего будущего.
Гонец, посланный к Фрундсбергу и маркизу дель Васто, вернулся весь израненный. Оказалось, что два его товарища пали от рук французских рыцарей по дороге туда, а обратно та же история приключилась с провожатыми, что выделил Фрундсберг. Юный дворянин Франциско де Овилла прошел сквозь все опасности и донес весть, за что впоследствии был обласкан полководцем как настоящий герой.
Итак, мы были уверены, что друзья знают о бедственном нашем положении, все ухудшавшемся под жестоким огнем метких французских пушек, но мы не знали, когда придет помощь и дождемся ли мы ее.
Конница короля Франциска атаковала не переставая. Превосходство в людях позволяло отводить части для отдыха, заменяя их свежими. Мы такой роскоши были лишены. Анн де Монморанси снова и снова направлял на нас свои прекрасные отряды, неизменно выступая впереди всех».
Франциск Валуа восседал на белом коне под знаменем с золотыми лилиями. Молодой король был облит сверкающим металлом, ладно сидевшим на его подтянутой фигуре. Вокруг возвышались испытанные полководцы и боевые друзья: Луи де ла Тремуй, сорванный с вожделенного губернаторского кресла в Милане, ла Палисс, адмирал Бонниве и, конечно, Анн де Монморанси. Франсуа Лотарингский и Ришар де ла Поль, хотя скорее последнего следовало бы называть Ричардом, ведь это был английский ренегат – мятежный граф Саффолк, неудачливый претендент на престол Альбиона, последний лепесток Белой розы, вели баталии Черной банды. Де ла Марк и Тьерселин справлялись на далеком фланге. Герцог Алансон с арьергардом стоял возле моста через Тичино, готовый броситься и разорвать врага по первому слову.
– А ведь это победа, клянусь Вельзевулом! – сказал Франциск, выслушав очередное донесение от де ла Марка. – Фланг держится отменно. Центр мы вот-вот прорвем. А у нас, господа, дело уже решено. Смотрите: рыцари Карла показывают пятки! Что скажешь, Монморанси?
Вокруг надрывались пушки и шли в наступление волны железных конников. Монморанси покрутил тонкий холеный ус, выбившийся из-под поднятого забрала, и ответил, не забыв, однако, выдержать многозначительную паузу:
– Сир, я только что вернулся из самого пекла. Могу присягнуть, что еще одного хорошего натиска они не выдержат.
– Так. Мой дорогой Луи, ты что посоветуешь?
– Атаковать, сир. Всеми силами. Рассеять имперских псов! А потом обрушиться во фланг испанской пехоте! А потом соединимся с нашим английским гостем и Франсуа и ударим по Фрундсбергу! – Де ла Тремуй возбужденно ерзал в седле, ему не терпелось вновь окунуться в упоение конной схватки. Сегодня он не вполне удачно выступил, дважды сбитый с коня, так что его пришлось вытаскивать оруженосцам. Монморанси неустанно вышучивал его все утро, надо было срочно реабилитироваться. Ему вторил Бонниве, год назад нещадно битый на реке Сезии:
– Сир, из парка никуда не сбежать. Маневр ограничен стенами и рекой. Если ударить без промедления, мы лишим Габсбурга целой армии и лучших полководцев. После такого падения ему не оправиться. Судьба войны в ваших руках, сир.
Франциск еще раз оглядел содрогавшееся поле, своих военачальников и произнес, горделиво выпрямившись в седле:
– Друзья, вчера перед сном довелось заглянуть в «Записки о Галльской войне». И вот ирония судьбы, сегодня я чувствую себя несравненным Гаем Юлием, что ведет свои легионы к виктории при Алезии! Как удачно все совпало: полчища варваров налицо, стены вокруг, как стены римского лагеря! Ну что же, в бой! С Богом! В последнюю атаку я поведу вас лично. Шлем и копье мне!
Слуги споро приняли шитый золотом бархатный берет и водрузили на голову венценосца армэ с роскошным страусиным плюмажем, что ниспадал чуть не до крупа коня.
– Шлите гонца к Алансону! Не то братец пропустит все веселье! Трубить атаку!
Заиграли трубы. Вокруг короля сомкнулись его сподвижники и отборные гвардейцы. Глаза рябило от полированного металла, пестрых плюмажей, золота и серебра, парчовых плащей и фальтроков, тканных золотом шелковых перевязей. Лучшие рыцари Европы шли в бой.
Личная охрана Франциска и отряды высшей аристократии сомкнулись в центре конного строя. Повинуясь взмаху перчатки, вновь заиграли трубачи, и вся масса ринулась в гущу схватки.
Сверкающий таран пробил порядки изнуренной имперской кавалерии, и прямо под знаменем началась дикая свалка, лишь отдаленно напоминавшая турнирные меле. В руках бойцов были отнюдь не тупые деревянные дубинки, а острая сталь. Здесь никто не пытался сорвать нашлемник, здесь цель была иная: шлем, да еще с головой в придачу.
Испанские и германские рыцари отчаянно отбивались, но все новые отряды французов врывались в бой, и ясно было, что еще немного, и имперская сила иссякнет.
Король был счастлив. Он сломал копье, четко, как на джостре, отошел в тыл, взял новое, преломил и его. А теперь рубил и колол во все стороны, неуязвимый в своей броне. Пуще доспехов берегли помазанника Божьего его верные гвардейцы, везде следуя за своим господином.
Но прикрывать короля не требовалось, это был великолепный боец. Один за другим падали под его ударами испанцы. Король рвался к знамени с двуглавым орлом с имперской короной. Той самой, что так неудачно уплыла из его рук к коварному Габсбургу. Более всего Франциск жалел, что не может сейчас, в миг своего триумфа, лично приколоть проклятого Карла.
Последние резервы вошли в бой. С минуты на минуту должен был появиться Алансон, и тогда судьба сражения решена. Сокрушительная сила рыцарей ударит в тыл испанской пехоте, скованной германскими наемниками, и тогда прощайте, маркиз Пескара! А потом, все вместе, они навалятся на ландскнехтов, если их еще не вырезали мстительные швейцарцы. И тогда адью, сеньор Фрундсберг!
Стремительный водоворот все глубже увлекал короля, он азартно врубался в самую гущу боя, и уже не всегда телохранители за ним поспевали. Рядом неизменно возвышалась только фигура Монморанси – лучшего воина Европы, а может статься, что и всего мира.
Под копыта их дестрие[70] уже склонился не один плюмаж, и только знамя с орлами оставалось недосягаемым. Пока.
– Вперед, Монморанси, коли их!
– Да, сир! До чего же славная схватка!
– Того, что справа, не тронь, он мой!
– Сделайте честь, сир!
– Вперед! Монжуа!
И оба снова устремились в сражение, не зная усталости и страха.
Герцог Алансон очень внимательно выслушал запыхавшегося гонца, что прискакал на взмыленной лошади. Он нервно перебирал поводья, ему очень не терпелось вернуться назад, где сейчас решалась судьба сражения и королевства, зарабатывались титулы и состояния. Такой случай отличиться перед очами самого короля в миг высшей победы!
Но герцог не спешил. Он был слишком опытен и слишком много повидал. Еще раз расспросил гонца.
Да, сир, полная победа. Да, сир, король велел поспешить. Да, сир, рискуете все пропустить. Да, сир, еще один натиск.
– Так вы говорите «полная победа», тогда зачем нужен я?
– Но, сир, всего одно наступление!!!
– Еще одно наступление подразумевает, что победа еще не одержана, тогда зачем нужен я, понятно.
– Так точно, сир.
– Я вас не пойму. Победа или наступление, выражайтесь яснее, мы же на войне!
– Сир! – несчастный молодой рыцарь едва не плакал, так ему не терпелось назад, к славе. – Еще одно наступление – и мы победили!
– Ага, то есть бой продолжается в полной мере и требуется моя помощь?
– Да, сир!
– А если бой продолжается и моя помощь все-таки нужна, значит, возможно всё, даже поражение, хотя последнее маловероятно?
– Это война, сир, на все воля Господа.
– Ну наконец-то розовое настроение кончилось и вы заговорили по-людски. Я не очень доверяю воле Господа, когда речь идет о войне. Как вы верно заметили, всё может быть. Что у нас на фланге и в центре? – обратился он к своим адъютантам, то и дело разъезжавшим по всему полю.
– Пескара и Фрундсберг держатся уверенно, сир.
– Вот то-то и оно. А вы говорите «победа». Значит, пособить надо. Ну что же. Стройте людей. Стрелков на фланги, конницу в центр. Трубите сбор. Идем, выиграем эту небольшую драку для моего братца. А вы, юноша, скачите назад, я вижу, вас здорово мучает волокита. Ну простите, простите, я привык к основательности. Скачите с Богом. Скажите, что мы идем. Оставьте нам немного испанского мяса, я всегда был в восторге от валенсианской паэльи, ха-ха-ха… – Тут смех его оборвался, а глаза чуть не вылезли из орбит. Алансон привстал на стременах и ткнул пальцем по правую руку от себя.
– Что за черт?! Это… это… милейший, вы видите то же, что вижу я? – обратился он к адъютанту.
– Сир, с фланга наступает пехота под имперским орлом и бургундским крестом.
– Значит, видите. Жаль. И много их, на ваш взгляд?
– Три полные баталии, сир.
– И снова глаза меня не подводят. Поправьте меня, если я ошибаюсь. Судя по всему, это пехота Фрундсберга? То есть три полка ландскнехтов?
– Есть все основания полагать, что вы правы, сир.
– И направляются они?
– Я думаю, что можно предположить, что они ударят во фланг и тыл герцогу Лотарингскому и монсеньеру Ришару де ла Полю.
– И это всё?
– Никак нет, сир. С их стороны было бы разумно два полка распределить между двумя баталиями Черной банды, а один полк и всех стрелков пустить на нашу конницу. Таково мое мнение, сир.