Проще говоря, зафиксировать кол в заднице соседского попа я мог, а также мог убедительно объяснить, откуда он там взялся. Но вот незадача: в схожих и до боли знакомых обстоятельствах спрогнозировать появление аналогичного кола в заднице собственной у меня не выходило.
Теперь, когда все плохое уже случилось, я с недоверием оглядываюсь на свою слепоту и тупость. Задним умом я оказался куда крепче, нежели умом «передним».
Когда год назад в земле Шлезвиг вышел указ, окончательно запрещающий крестьянам уходить с надела, можно было собирать вещички и валить куда-нибудь, где потише.
После этого восстание было лишь вопросом времени, причем самого недолгого, благо северные крестьяне не отличались долготерпением и имели неплохой опыт вооруженной борьбы.
Далее, пара-тройка латифундистов договорились и сильно урезали землю крестьянских общин в пользу своего господского надела. Нетрудно догадаться, что собственная прибыль крепостных сильно упала, а увеличившееся время барщинной отработки вообще превратило труд землепашца в невыгодный, так как расходы на содержание своего крошечного участка сильно превысили доходы.
Результат не заставил себя ждать. Первый же урожай осел в закромах помещиков, а крестьяне вынужденно залезли в долги, чтобы ноги не протянуть. Следующий урожай положение лишь усугубил, а долги-то требовалось отдавать! А проценты успели накапать…
В общем, были нормальные крестьяне, а стали – батраки. И это сильно им не понравилось. И загорелся костерок, который тут же залили кровушкой.
Всем известно, что кровушка может потушить, но, скорее всего, превратится в горючее с подходящим октановым числом. Так и случилось. Не успели оглянуться, как весь север заполыхал!
Я сильно подозреваю, что поленьев в огонь подбросили датчане, которые много лет точили зуб на эти земли, но уже давно не могли в открытую тягаться с империей.
Да какая теперь разница?
Я в это время был занят накачкой мышц и сгоном подкожных жировых отложений. Оттачивал выпад и, как говорят французы, «туше», а также атаку второго намерения. Репетировал укол с оппозицией в высокой приме двуручным мечом, а также оппозицию в секунде. Фехтовал, одним словом.
Правильно говорил мой первый ротмистр Курт Вассер: «Я лучше буду командовать десятком пьяниц, чем двадцатью фехтовальщиками, толку от вас никакого». Он еще орал на меня в бытность вашего скромного рассказчика фельдфебелем: «Ты чем думаешь, Гульди? Головой? У тебя на этом месте жопа! С-с-студент… хренов».
Не могу не признать его проницательность.
Все верно. Жопа вместо головы.
Лучше бы я и дальше пил. По крайней мере, кабацкие панические сплетни могли бы меня насторожить и образумить. Может быть, тогда я не скакал бы сквозь июньскую ночь, весь в пыли и запекшейся кровище? Да какой прок теперь говорить – что сделано, то сделано.
Крестьянская армия появилась под стенами Любека под вечер, неожиданно и тихо. Никто не успел моргнуть глазом, а округу затопило людское море. Тысячи огней вспыхнули в светлом сумраке. Костры и факелы появились с севера и с востока. Никто не знает, как столько вооруженного народа смогло не таясь подойти к городу.
На мой взгляд, секрет не стоит ломаного пфеннига.
В случае неожиданного вторжения чужаков, например датчан, крестьяне сами побежали бы в город и заранее предупредили о начале войны. А тут они столкнулись с войском таких же, как они, земледельцев, пастухов, словом, братьев-трудяг. И со всей готовностью к нему примкнули. И шума не подняли.
Никакой осады, штурма и тому подобных драматических особенностей военной пьесы. Город даже не стал запирать ворота, и через полчаса над ратушей полоскалось знамя с башмаком, а на перилах балкона поскрипывала добротная веревка. К другому ее концу был привязан за шею посредством скользящей петли наш бургомистр. В тот вечер подобные кошмарные украшения можно было видеть по всему городу.
«Бедный Конрад» искал ненавистных богатеев, законников и попов, что благословляли нищету и разорение. Всех их резали и вешали на месте. Насколько мне известно, уцелели только те, кому повезло оказаться в отъезде.
Исключение было сделано для шестерых или семерых ростовщиков. Их ограбили (впрочем, как можно ограбить грабителя?), слегка поколотили и приволокли на площадь, где как раз заканчивали вешать бургомистра.
Пред его осуждающими слепыми очами был сложен высокий костер, на который пустили мебель из ратуши. Абрама, Моисея, Ноя и прочих библейских пророков жарили не менее получаса, пока, наконец, их жуткие вопли не стихли.
И пошла гулянка!
Так вот как выглядит со стороны вражеская армия в городе! Раньше никогда не участвовал в оккупации в страдательном залоге, а тут довелось – какой ценный опыт!
Мне, как обычно, повезло оказаться в самой гуще событий.
Я проклинал себя за тупость и слепоту, идя по направлению к своему дому самыми малолюдными и неосвещенными улицами. Когда орда восставших ворвалась в город, ваш рассказчик слонялся у портовых причалов, где его, то есть меня, застала страшная новость.
От порта путь неблизкий, я моментально принял решение, сориентировался в мечущейся толпе и двинул к моему непритязательному обиталищу. Как только я узнал, кто именно занимает город, то со всей ясностью понял, что мне как минимум требуется переодеться, так как в ландскнехтском наряде среди вкусивших крови крестьян будет не очень уютно.
Да и вообще, из города следовало уходить, а точнее бежать, пока наши новые хозяева достаточно пьяные и не догадались перекрыть ворота. Я со своим прошлым ландскнехтского гауптмана, изрядно отметившегося во время крестьянских восстаний 1523–1524 годов, превратился в нежелательную фигуру.
Возможная участь несчастных ростовщиков меня вовсе не привлекала.
Оказавшись неподалеку от площади, я слышал, как они орали. Никогда не видел, как живого человека поджаривают на медленном огне, но зато вот теперь услышал. Очень я не хотел пропасть таким образом.
Восставшие крестьяне под знаменем Красного башмака
Бедняги кричали так, что даже временами заглушали глумливую песню, которую горланили несколько сотен глоток.
Была она очень простой, явно придуманной на месте, что-то вроде:
Всех жидов одним гуртом
Мы загоним в деревянный дом,
Крышу маслом обольем,
Факел поднесем!
Но в основном песня состояла из постоянно повторяющегося рефрена: «Веселей гори-гори, жидяра, йо-хо-хо». Мне подумалось, что песенка с пугающей простотой переделывается в «веселей гори-гори, наемник, йо-хо-хо», отчего на душе стало совсем тоскливо, и я прибавил шагу, пожелав ростовщикам сильного пламени и скорейшей смерти.
Не подумайте, что я жалую эту братию.
Солдаты никогда не любили ростовщиков, а я особенно, ибо происхожу из такого мира, где торговля деньгами запрещена на протяжении многих и многих веков. В Суле имеется государственное учреждение, которое по аналогии можно назвать банком, там каждый желающий может взять кредит на какую-нибудь нужную нужность.
Но процентная ставка никогда не превышает трех процентов и взимается государством. Так что финансовых паразитов в моем родном обществе не видели уже давным-давно, почему, собственно, мы и смогли покорить звезды. Государство, где заправляют пиявки, присосавшиеся к денежным артериям, никогда не захочет шагнуть за горизонт.
Я вполне разделял отвращение крестьянской братии к ростовщикам, но позвольте, даже такую мразь нельзя наказывать вот так! Ну пырнули бы ножиком, если уж в самом деле неймется. Но умирать под аккомпанемент «веселей гори-гори, жидяра»… б-р-р-р…
Впрочем, меня как раз могли счесть достойным объектом для своих милых шалостей. Сгореть или сесть на клинок я не спешил. Поэтому скорее домой, хватать пожитки и делать ноги из города!
Навстречу по улице двигалась толпа нетрезвых крестьян. Многие были в кирасах и с алебардами. Скоро они доберутся до городского арсенала и тогда вооружатся по-настоящему.
Я быстро нырнул в проулок и прижался к стене. Улица была кривой и темной, а крестьяне – под серьезными винными парами, так что заметить меня не могли. Пришлось пережить несколько острых мгновений, когда вся разудалая компания следовала мимо моего импровизированного убежища в тени стены, но пронесло.
Отряд удалился, а ваш скромный повествователь перебежками двинул дальше, скоренько преодолевая освещенные места и вертя головой, как заправский летчик-истребитель в самом центре «собачьей свалки».
«Так-так-так, – думал я, – во-первых, как себя замаскировать, добравшись до дома, во-вторых, проклятая близорукость, ни черта в темноте не видно, так что на Асгоре первым делом закажу себе коррекцию зрения…»
Одежка по новой моде была проблемой.
Я шил себе исключительно яркие разрезные наряды. Почти все мои одеяния украшал косой андреевский крест на груди, вырезанный в верхнем слое ткани, все штаны снабжались брутальными гульфиками дюйма в четыре, а под полями беретов и шляп, казалось, можно было укрыть целый десяток. Показаться в таком виде… Что же, можно выйти на площадь и громко закричать: «А я ландскнехт» – и посмотреть, что из этого выйдет.
Была в гардеробе парочка парчовых фальтроков для официальных выходов, а, черт, тоже не то, уж больно классовая принадлежность нарисовывается рискованная.
Все же на месте головы у меня жопа! Приоритеты я расставил неверные. Во-первых, надо было озаботиться, как добраться до дома, ведь одет я и сейчас был самым предательским образом. А уж во-вторых и в-третьих все остальное. И уж точно коррекцией зрения не стоило забивать внимание. Не до того.
В результате я чуть не выбежал навстречу очень приличной группе новых хозяев жизни человек на пятьдесят. Одна секунда отделяла меня от оверкиля. Но хорошая реакция спасла, ноги сами прыгнули между домами.
Пьяные вояки увидели метнувшуюся тень и побежали за мной, но куда им, бедненьким, – городские закоулки я выучил как свои пять пальцев и легко утек. Все-таки в регулярных прогулках от кабака к кабаку есть свои плюсы. Местность узнаешь замечательно.