[95]. Цыганам частенько доставалось в таких случаях заодно. Для профилактики.
Зарайда очень любила танцевать и прекрасно умела. Никакой школы, но природная пластика делала ее танец завораживающим. Она частенько танцевала в свете луны, укрытая единственно волнами волос. Ее удивительно маленькие стопы с длинными пальцами и очень высоким подъемом сплетали сложные узоры, в которые включалось постепенно все тело от крепких икр и немаленького мускулистого задика до кончиков пальцев, причем двигались все части как бы сами по себе, но послушные командам невидимого балетмейстера, траектории органично соединялись в единый магнетический рисунок.
Я обожал смотреть на тонкую талию моей любимой и гибкую спину, ее крупные, по-девичьи крепкие груди.
Как можно сохранять юную красоту так долго среди такой нелегкой, а подчас и опасной жизни? Зара как-то расщедрилась на ответ, указательно постучав пальцем по виску:
– Власть над телом живет здесь. Я не состарюсь, пока не придет срок. Спасибо бабушке, научила.
Бабушка, по ее словам, дожила до ста двадцати трех лет. Ничего себе – в таких условиях существования!
Тело моей чаровницы я изучил до мелочей. Как это часто бывает с влюбленными, я начал замечать мелкие изъяны в ее совершенстве, а потом осознал, что без них она не была бы той, кого я люблю. Скулы широковаты. Пушок над верхней губой. Брови слишком густые. Рот слишком крупный, а подбородок маловат. Глаза чуть косят. Плечи широковаты, что дисгармонирует с узкой грудной частью, на бедре длинный шрам. Форма ног без изъяна, но бедра, как и икры, бугрятся мышцами, а коленки совсем узкие. Сиськи посажены слишком низко, хоть и торчат задорно вверх и чуть в стороны.
Словом – не идеал женской красоты. Ни греческий, никакой вообще. Изваяй статую, и зритель удивится через века, что, собственно, художник хотел сказать? Я лично знаком с одним человеком, что смог бы передать тот жизненный свет, что превращал обычную симпатичную женщину в богиню.
Но любезный приятель Бенвенуто Челлини далеко, а жаль – он бы сумел.
Армия и Зара, Зара и армия. Я уже говорил, что противопоставление вышло забавное. На контрасте ощущения получались особо рельефными.
Утром я муштровал новобранцев. Учил и пестовал, как суровый отец. Или даже хуже. Отец никогда не скажет своим детям (по идее) «узловатый хер, кошачье дерьмо, ты – насрано, пидор чесоточный, подзалупная перхоть». Самым приличным словом, которое слышали от меня рекруты, было слово «говнюк».
Обычно в ходу, кроме строевых команд, были такие популярные среди офицеров перлы: «что вылупился, грызло конское?!», «бегом сюда, мондовошка, роняя кал», «жопоголовый хрен», «я тебя сейчас в череп через глаз трахну», «что схватился за древко, как старая дева за дармовой хрен?!» и так далее. Как мы любим. И регулярные оздоровительные звездюли направо-налево.
С Зарой я превращался в сахар-сахарович, хотя в выражениях при ней мог бы не стесняться. Она сама при случае так загибала по-испански, что уши вяли. Но тем не менее. А только стоило пересечь урез лагеря, во мне словно шлюз отворялся! И неслось матерное половодье на свет божий!
Как прикажете еще из кучки уродов сделать людей, а потом из людей боеспособную роту? Хорошо, что ветеранов было много и капралы как на подбор.
Я вспомнил старый фильм, что крутили по сети в Суле, про штурмовую пехоту и ее нелегкие будни в учебке. Оттуда я бессовестно передрал одну молитву, которой начинался и заканчивался день моих новобранцев. Может быть, вы узнаете слегка переделанные слова:
«Это моя алебарда. Таких алебард много, но эта алебарда – моя! Моя алебарда – это моя жизнь. Эта алебарда – мой лучший друг. Я должен научиться владеть моей алебардой так же, как я владею своей жизнью. Без меня моя алебарда бесполезна, без моей алебарды я – мертв. Я должен метко колоть и рубить. Я должен первым заколоть врага, пока он не убил меня. И я это сделаю. Клянусь перед Богом, что я и моя алебарда – защитники Отечества и императора. Мы не боимся врага. Мы – спасители жизни. Да будет так, пока не останется больше врагов и не наступит мир. Аминь!»
Ну и женские имена заставил дать всем алебардам, для полноты цитирования. А как же!
– Сегодня вы, ходячая блевотина, дадите своим алебардам женские имена, потому что никаких других баб вам больше не достанется! Прошли те дни, когда вы совали пальцы своим подружкам в сладкие места. Отныне вы женаты на этом оружии из дерева и стали, и, клянусь Девой Марией, вы будете ему верны!
Отныне мои парни маршировали с Гретами, Мартами, Хуанитами на плече, а не просто так.
Словом, жизнь била ключом.
Я часто возвращался в мыслях к нашему первому свиданию с Зарой. Еще бы! Она непостижимым образом проникла в самую сердцевину памяти вашего рассказчика. Колдовство? Я в него не верил.
А мои дорогие наставники уверяли, что гипнотические блоки, выставленные специальными операторами и специальными аппаратами, делают невозможным никакое психосканирование.
Для любого доморощенного мастера месмеризма, буде этому гипотетическому персонажу удастся меня захомутать, я – Пауль Гульди и ничего более. Такая вот оптимистическая теория.
На практике цыганская гадалка вдруг, непонятно как, обошла все хитрые защитные барьеры и узнала обо мне все вообще. Причем за несколько секунд. Вот и катайся теперь наблюдать далекую Землю…
Без сомнений, Зара даже с моими объяснениями не поняла бы и половины увиденного, но сам факт, черт дери! Предположим, что она оказалась злоумышленницей.
Донос мог бы очень много хлопот доставить. Скорее всего, знаменитая испанская инквизиция сыграла бы со мной в аутодафе. Если бы поймала. Да и родные товарищи шарахались бы при встрече, кроме Адама, может быть.
А как местные шарахаются, я уже видел в Антверпене, напоминать, надеюсь, не нужно?
Эта тема у нас была не под запретом, нет. Но до поры умалчивалась, по обоюдному благословению. И вот настала пора сорвать покров немоты.
– Пауль, – сказала Зара уже на вполне узнаваемом швабском наречии, которое стремительно осваивала под моим руководством. Не так чисто, конечно, но позвольте я своими словами перескажу все очаровательные «ты есть, я быть, моя видеть». – Что я видела тогда? Ты ведь не наш. Нет-нет, не ври мне, это лишнее. Я знаю, что ты пришел со звезд. Наш народ хранит память о таких, как ты. Не все, но такие, как я, понимаешь? Те Кто Знает. Бабушка говорила, что она девочкой еще видела, как упала звезда и был сильный бу-бум. Это не в Испании было, дальше на Востоке. Звезда упала, а потом из огня появился человек. Очень высокий и сильный, он потом ушел куда-то. А прабабка моей бабушки слышала от баро нашего рода, что когда-то давно люди со звезд строили целые города за морем. Что они были неприступны и убивали огнем всех, кто пытался приблизиться. И они умели летать. И еще несколько историй слышала. Это похоже на сказки, это и есть сказки. Уже сказки, понимаешь? Но есть и правда. Те Кто Знает, и я тоже, иногда видим, не глазами, а по-настоящему видим далекие звезды и далеких людей на них. Я не могу объяснить, не хватает слов. Но вот появился ты. Я сразу поняла, что-то с тобой не так, и решила погадать. А когда гадала… ты сам все помнишь. Я увидела. Сразу и много, больше чем за всю жизнь, больше чем знаю из старых историй. Очень ясно увидела. И это правда. Скажи, ты тоже умеешь летать?
Я сидел в нашем домике и задумчиво вертел дыру в полу острием меча. Разговор назрел и перезрел, но все же был неожиданным. И не то чтобы желанным. Я бы лучше всласть потрахался. Перед такими глазами врать было бессмысленно, и я принялся за импровизацию этюда «Откровенность»:
– Я жил на звездах давно. Очень далеко и очень давно. В той, другой жизни меня звали Этиль Аллинар. Этот человек умер. Ты видела его воспоминания. Теперь я тот, кого ты знаешь, – Пауль Гульди, гауптман ландскнехтов.
– Пауль, я читала книжку Платона. Идея метемпсихозиса[96] показалась мне глупой. – При этих словах я выкатил зенки не хуже Бемельберга давеча. Зара полна сюрпризов. Платон, метемпсихозис… и этюд мой провалился, судя по всему. – Ты – тот, кто ты есть. И Пауль и… Этиль… красивое имя, кстати. И ты прилетел к нам со звезд. Я знаю.
– Да, Зара, я прилетел. – А что еще было отвечать? – Гиперпространственный конвертор рейдера «Заря Ториадов» пронзил расстояние в сто пятьдесят световых лет. Свет моего Солнца будет идти до Земли сто пятьдесят лет, понимаешь? А мы управились за месяц в совокупности. Я живу здесь и наблюдаю за вами. Пишу доклады в родную академию, чтобы наши точно знали, когда вы научитесь летать к звездам и не будет ли с вами неприятностей. А вы научитесь обязательно.
Зара смешно потрясла головой, растрепав непослушные волосы, и сказала: «Я ничего не поняла».
Еще она снова спросила: «Ты умеешь летать?»
И еще она спросила, точнее, постановила утвердительно: «Я хочу от тебя ребенка, Пауль. Это будет сын».
И мы начали увлеченно заводить ребенка. Весна на дворе, и весна на душе. Было тепло и светло, мы были счастливы.
Враг, однако, не дремал, как сказал бы наш мудрый капеллан Иоганн Шлезингер, имея в виду козни врага рода людского вообще.
Скоро я узнал, куда, а точнее к кому, исчезала моя Зара.
В кои-то веки выбрался с друзьями в Барселону с целью посетить один премиленький кабачок на окраине. Конрад быстро рассосался, сославшись на службу, ушел и Кабан, и Адам тоже нас покинул. Что-то старик совсем стал нестоек на алкоголь, не то что раньше.
Под утро осталось нас совсем немного, причем ваш покорный слуга неумолимо трезвел с каждой выпитой дозой сладкого яда. А так хотелось превратиться в овощ, тупо нажраться и вообще повысить градус существования, чтобы он потом стремительно понизился до уровня плинтусов. Зары дома не было, меня никто не ждал и не любил, по крайней мере сегодня.