«5 марта, ближе к полуночи, заместитель начальника 3-го Главного управления МГБ СССР Николай Романович Миронов… срочно собрал в своем небольшом, просто обставленном кабинете начальников отделов и секретарей парткома главка. Миронов не садился и заметно нервничал. Стояли и приглашенные. В кабинете возникла атмосфера напряженного ожидания. Как бы очнувшись и собравшись с силами, Николай Романович негромко сказал: «Иосиф Виссарионович Сталин скончался…» и горько заплакал. По его щекам скатились крупные мужские слезы…»
Присутствовал на этой встрече и Леонид Георгиевич Иванов. С Николаем Романовичем Мироновым он дружил до момента трагической гибели последнего в авиакатастрофе в Югославии.
Из воспоминаний Иванова:
«Генштаб и Министерство обороны были важнейшими государственными объектами, где находилось средоточие главных военных секретов страны. Естественно, что разведки иностранных государств всеми силами пытались узнать о них хоть что-то. Отсюда очевидна и наша задача: не допустить никакой утечки военных секретов ни по каким каналам – личным, агентурным, через систему скрытого управления войсками, посредством хищения секретных документов, с помощью различных технических средств и т. д. По всем этим направлениям проводились всесторонние оперативные мероприятия.
При этом во многом мы опирались на руководство Министерства обороны, Генштаба и главных управлений. С их помощью мы проводили профилактические мероприятия в отношении лиц, допущенных к секретам и замеченных в подозрительных связях с иностранцами. Велась борьба с нарушениями в работе с секретными документами, с болтовней косвенно, а порой и прямо выдававшей служебную информацию и т. д.
По материалам 1-го отдела руководство 3-го Управления МГБ СССР систематически представляло оперативную информацию в Генштаб и Министерство обороны. Кроме того, каждый оперативный работник на своем уровне представлял собранную информацию руководству управлений. Я лично, как начальник отдела, имел постоянные встречи с первым заместителем начальника Генштаба генералом армии Малининым. У меня с ним сложились настолько хорошие отношения, что он меня звал просто Леня. При встречах с ним я сообщал оперативную информацию и получал от него специальные и очень необходимые сведения, которые учитывались при работе и очень помогали…»
– Леонид Георгиевич, вы возглавляли отдел в период важных событий: смерть Сталина, арест Берия, суд над Абакумовым. Каковы ваши впечатления о том времени и тех исторических личностях?
– О Сталине и его смерти уйма материалов, об Абакумове, как я знаю, вы написали книгу, а об аресте Берии могу поведать только известные мне факты.
Итак, в моем кабинете раздался звонок – звонил первый заместитель начальника 3-го Главного управления, ставленник генерал-полковника Гоглидзе, который в это время отбыл в заграничную командировку в Германию.
– Слушай, в чем дело? Почему на улицах появились войска? Танки грохочут, и бэтэры ползают. А ну-ка поскорее выясни и доложи мне.
Я по «кремлевке» тут же звоню генералу Малинину. Тот спокойно мне отвечает:
– Леня! Во-первых, при всем уважении и доверии к тебе я тебе ничего не скажу. Во-вторых, советую тебе по этому вопросу больше ни к кому не обращаться и ни о чем не расспрашивать. Легче будет жить и служить. Ты понял меня?
– Так точно, товарищ генерал…
Уже впоследствии я понял, что своими нехитрыми ответами он хотел оградить меня от неприятностей.
– А могли быть?
– О, конечно, это была политика, грязная, неприличная и кровавая в борьбе Никиты Хрущева за трон в Кремле.
– Позвонили своему начальнику?
– Да, так и сказал, что выяснить причины появления танков и войск на улицах Москвы не удалось.
– А он?
– В грубой форме выразил свое неудовольствие. И все же начальнику и я высказал: почему б ему самому не позвонить министру обороны!
Потом он был вскоре уволен как протеже арестованного и осужденного вместе с маршалом Берией и генерал-полковником Гоглидзе. Да, сам Сергей Арсеньевич Гоглидзе был ставленником Берии. Пришел он в органы ВЧК в начале двадцатых годов и в течение семнадцати лет беспрерывно проработал в Закавказье. Прошел все ступени оперативного роста, возвысившись до наркома внутренних дел Грузинской ССР. В 1937 году с переводом Берии в Москву грузин забрал своего земляка в Россию. Работал Гоглидзе на разных руководящих должностях в Ленинграде и на Дальнем Востоке. С 1951 года служил в Москве в ранге заместителя министра госбезопасности, а потом возглавлял 3-е Главное управление МГБ, а в конце жизни до самого ареста – 3-е Управление МВД СССР. Берия завидовал одно время Абакумову, когда тот возглавлял МГБ, а поэтому после объединения двух ведомств понизил уровень военной контрразведки – 3-е Главное управление МГБ СССР теперь стало 3-м Управлением МВД СССР.
Именно после смерти Сталина Берия развел кипучую деятельность, объединив МГБ и МВД в свое Министерство внутренних дел СССР и стал первым заместителем председателя Совета министров СССР. Он готовился к прыжку на трон нового хозяина в Кремле. Но получился облом – его перехитрил другой сподвижник старой власти – хитрый властолюбец и специалист по кровопусканию не меньше Берии – Никита Хрущев.
Что касается оценки деятельности Лаврентия Берии, Леонид Георгиевич считал в целом его авантюристом, не лишенным хорошей памяти и умения держать нос по ветру.
Бытует на этот счет такая то ли байка, то ли быль: Наполеон Бонапарт как-то назвал своего главного полицейского Фуше самым совершенным и законченным типом негодяя, когда-либо существовавшим на земле. Эти слова без всяких поправок можно адресовать и Лаврентию Берии. Общеизвестно – Сталин в последние месяцы своей жизни торопливо готовил замену Берии. Кто это был, знал только Сталин!
Борис Васильевич Гераскин, работавший в тот период в центральном аппарате военной контрразведки в своей книге «Военная контрразведка и армия» по этому поводу писал:
«Раболепствуя и выслуживаясь перед Сталиным, прикидываясь слугой, чтобы со временем стать господином, Берия после смерти Хозяина всячески его поносил. На инструктаже сотрудников, выезжавших летом 1953 года с проверкой в Группу советских войск в Германии, назвал Сталина «старым дураком», тормозившим объединение ГДР и ФРГ».
Объединил Германию другой «хозяин» Кремля – Горбачев, «первый русский немец»…
Потоптались по своим предшественникам одинаково Берия после смерти Сталина и Горбачев после кончины Андропова. А ведь они их выдвигали – какая непорядочность!
В тот период развенчания Берии и Абакумова к начальнику 1-го отдела полковнику Иванову перешло много оперативных подборок и дел на крупных военачальников – Жукова, Захарова, Малиновского, Василевского, Воронова. В материалах в основном были выписки из показаний арестованных офицеров и генералов, звукозаписи разговоров проверяемых – прослушка, фотографии, распоряжения Сталина.
Возможно, «папки» велись по указанию Сталина руками Абакумова. Дело в том, что угасающий Сталин боялся предательства и восходящих потоков славы полководцев победоносно закончившейся войны, некоторые из которых заявляли о себе уже как политики. Они рвались в нее, считая партработников ниже своего уровня, предлагали даже дальнейшие пути развития нашего общества, причем с конкретизацией этих путей.
После ареста Гоглидзе начальником 3-го Управления, руководимого особые отделы на местах, утвердили генерал-лейтенанта Дмитрия Сергеевича Леонова, бывшего политработника, занимавшего до этого важный пост в Советской армии – члена Военного совета Ленинградского военного округа. Всю войну был на фронтах в действующей армии – членом военных советов Калининского и 1-го Прибалтийского фронтов, а затем Дальневосточного и 2-го Дальневосточного. Он относился к людям, которых можно назвать мужественными и решительными солдатами невидимого фронта, с пиететом.
Фронтовые мытарства давали о себе знать: выглядел он старше своих лет, поэтому коллеги в Управлении его называли коротко и ласково – «дедом». Леонид Георгиевич с теплотой высказывался о совместной работе с этим порядочным человеком…
Из воспоминаний Иванова:
«Леонов был человеком большой порядочности и честности. Он работал на многих должностях в полит органах Вооруженных сил СССР, в том числе и на очень высоких. Оперативную работу он, конечно, не знал, но не чурался советоваться с подчиненными по самым разным вопросам и аспектам чекистской деятельности. Долгая армейская служба сделала Дмитрия Сергеевича человеком суровым, сдержанным и даже суховатым, требовательным к себе и окружающим. Практики чекистской у него, естественно, не было никакой. Поэтому нередко по разным специальным вопросам он обращался и ко мне.
Будучи глубоко партийным и принципиальным человеком, он умело исправлял ошибки в работе Управления, допущенные бывшим руководством, и мог твердо направлять дело в заданном направлении. Он был строг и требователен не только к подчиненным, но и прежде всего к себе. Среди оперативного состава он пользовался заслуженными авторитетом и уважением…»
Конечно, работа по рассмотрению дел на военачальников отнимала у руководителя отдела уйму времени, отвлекала от живой работы с оперативным составом и негласными источниками. Однажды среди дел Леонид Георгиевич нашел тоненькую папку с материалами на генерал-майора Ивана Никифоровича Рухле (настоящая фамилия белоруса уроженца Минской губернии – Рухля. – Авт.).
В папке находился текст подлинной телеграммы командующего Сталинградским фронтом А. Еременко Сталину, где тот возлагал ответственность за срыв сентябрьского наступления 1942 года на начальника оперативного управления штаба фронта генерал-майора Рухле.
Сегодня доподлинно известно, что обвинительную сторону дела подготовил для командующего член Военного совета фронта злопамятный Хрущев. На телеграмме красным карандашом была учинена косая резолюция Верховного Главнокомандующего: «Рухле арестовать».