– Мы здесь все ослепнем, пойдемте на улицу.
Он, как физик, знал, что говорил, обнаружив полную некомпетентность тех, кто предлагал такой вариант наблюдения за взрывом. Вспышка, увеличенная в десятки раз, могла действительно выпечь оболочку глаз.
Леонид Георгиевич тоже был в этой группе. Высоко в небе он заметил самолет, сопровождающийся несколькими истребителями. Все присутствовавшие надели темные очки.
Из воспоминаний Иванова:
«Хорошо помню мгновение взрыва… Все вокруг вдруг подернулось молочной белизной, несколько мгновений становившейся все более яркой, затем всех поразил ужасающий, зловещий и долгий гром, а еще через несколько секунд налетел сильный ветер, поднялась пыль. Некоторые уже сняли очки, и тучи песка и пыли запорошили им глаза. Природа словно протестовала против человеческого вмешательство в ее тайну. Вскоре над нашими головами прошла взрывная волна, сильная и резкая. Безмолвно и удивленно смотрели люди на развязанные ими силы. Там, где три секунды назад было ослепительное сияние, до самых небес, в низком тяжелом гуле поднимался огромный то темно-красный, то фиолетовый, то лиловый гриб.
Еще через несколько мгновений пришла новая взрывная волна, сильнее прежней, – ядерный взрыв был воздушным, и теперь до нас дошла волна, отразившаяся от Земли… Большинство упали – залегли, а с некоторых посрывало фуражки. Я только опустился на одно колено. Нашел взглядом Жукова. Он стоял твердо, чуть нагнувшись вперед, заложив руки за спину… Минут через 75 после взрыва подошли машины, и мы поехали к эпицентру.
Запомнились покореженные и почерневшие разбитые автомобили, орудия, тонки, сгоревшие и разрушенные щитовые домики, расставленные в зоне взрыва, почерневшие обугленные деревья. Неподалеку от эпицентра, в траншее, мы увидели живых (!) овец, шерсть их была обожжена тепловым излучением, но стадо осталось живо.
На меня испытания, сом взрыв произвели тягостное впечатление. Применение подобного оружия в войне ужасно и приведет к непоправимым результатам. Об этом словно говорит нам сама природа… Я лично вместе с руководством был в эпицентре взрыва минут двадцать. Наверное, какую-то дозу я хватил, но небольшую…»
Наверное, так и было. С ней, этой дозой радиоактивности, Леонид Георгиевич дожил до 97 лет! А шутя, он однажды заметил: «Это же своя доза, отечественная. Она нас пожалела!»
А вот какое впечатление от учений вынес командир батальона подполковник Н.В. Даниленко. Он писал, что «примерно три часа после взрыва был получен сигнал атаки. Войска были в противогазах и следовали на бронетранспортерах. Я со своим батальоном проследовал на бронетранспортерах в 600 метрах от эпицентра взрыва на скорости 16–18 км/ч. В момент следования я увидел поразившие меня последствия атомного взрыва: сожженный от корня до верхушки лес, покореженные колонны техники, обожженные животные и т. д. Полную картину действия взрыва я увидел на следующий день, когда командиров от батальона и выше возили к эпицентру. В самом эпицентре в радиусе 300 метров не осталось ни одного столетнего дуба, все сгорело, земля была пепельно-обожженная. В районе взрыва были построены многочисленные траншеи различных профилей и видов: открытые и перекрытые, побеленные известью. Открытые траншеи обуглились и деформировались с 80 до 7–8 сантиметров. Укрепленные и побеленные остались почти целыми. Дзоты с хорошим накатником и стоящими в них пулеметами были целыми, но немного обгоревшими сверху. Блиндажи сверху обгорели, внутри же остались целыми… От векового леса в эпицентре ничего не осталось. Чуть дальше стали появляться пеньки, потом – часть стволов, затем – деревья со сгоревшими верхушками.
На следующий день был разбор учений. В специально построенный летний открытый клуб были приглашены участники учения. Разбор открыл министр обороны маршал Советского Союза Н.А. Булганин. После вступительного слова он предоставил слово для разбора и подведения итогов маршалу Советского Союза Г.Н. Жукову, который дал высокую оценку действиям всех участников учения…»
Конечно, испытание ядерной бомбы не обошлось без последствий. Согласно данным, опубликованным в начале 90-х годов, радиационному воздействию наряду с Тоцким в разной степени подверглись еще семь районов Оренбургской области, где наблюдался рост числа онкологических заболеваний. Леонид Георгиевич выдержал и это испытание!
Прибалтика
В самом конце 50-х годов мне довелось небольшое время прослужить в Прибалтике, где я был начальником Особого отдела по Прибалтийскому военному округу.
Прибалтика – сложнейший узел противоречий в истории царской России и Советского Союза. Эта земля обильно полита кровью аборигенов и пришельцев. Сегодня местные власти Прибалтийских государств считают период их существования в рамках Красной империи чисто оккупационным, называя при этом немецких захватчиков побратимами. Хотя некоторые деятели из Прибалтийских стран все же принимают три оккупационных периода – два советских (1940–1941 и 1944–1991 годы) и один немецкий (1941–1944 годы).
Советские ветераны выставляются насильниками и грабителями. Колонны недобитых «лесных братьев», бойцов из отрядов «Ваффен-СС» и их молодые последователи, шествующие сегодня с русофобскими лозунгами по улицам и площадям прибалтийских стран, – яркое свидетельство их политической ориентации.
Развал СССР начался с Прибалтики. Горбачевская перестройка подлила масла в огонь местного национализма. Выезжавший в прибалтийские республики по заданию Горбачева его «серый кардинал» Александр Яковлев успокоительно констатировал: «там все спокойно и находится под контролем властей». А на самом деле вовсю разворачивались профашистские «народные фронты». Этот лицемер и «агент влияния» Запада делал все, чтобы поскорее развалить единство
Красной империи, которая из-за недалеких и амбициозных политиканов была больна. Они решили ее не лечить, а убить. Но это будет потом…
В конце 50-х годов Леониду Георгиевичу некоторое время довелось жить и служить в Риге, руководя Особым отделом КГБ при СМ СССР по Прибалтийскому военному округу (ПрибВО). Сам военный округ был образован 11 июля 1940 года. В годы войны округ преобразовали в Северо-Западный фронт. Прекратил существование ПрибВО вместе с развалом СССР в 1991 году. По насыщению войсками округ был приличный: только одна 11-я армия, дислоцированная в Калининграде, насчитывала в своем составе девять дивизий, большинство из которых были полного состава.
Это было время, когда волюнтаристским безжалостным решением Хрущева Советская армия одним махом сокращалась на 1 миллион 200 тысяч человек. В связи с этим началась активная фаза по ликвидации ряда подразделений, частей и соединений и увольнение людей из армии. Отмечались случаи, когда до пенсии оставались каких-то пару месяцев, а офицера увольняли. Многие военнослужащие воспринимали эти обстоятельства как большую личную трагедию.
Отдавались сверху безразличные к Вооруженным силам СССР приказы по уничтожению боевой техники и вооружения. Резались «лишние» надводные корабли и подводные крейсера, бомбардировщики и истребители, под пресс попадали автоматы и винтовки, сокращалось производство пороха и взрывчатки, снарядов и бомб. Страна по приказам из Кремля, как говорили тогда офицеры, – «расшнуровывалась». Противника постепенно и искусственно пытались сделать своим партнером. Не получалось даже после сокращений. Это сделали намного позже, в 1991 году, демократы ельцинского разлива.
Из воспоминаний Иванова:
«Запомнился связанный с увольнениями случай. Предстояло сократить начальника Особого отдела одной из двух дивизий. Кого – должен решить я. Особый отдел одной дивизии возглавлял Герой Советского Союза подполковник Герасимов – заслуженный боевой офицер, получивший высокое звание за героические бои под Сталинградом, пользовавшийся авторитетом среди офицеров. Другой Особый отдел возглавлял майор Судзиловский – человек нервный, требовательный к окружающим, но не к себе, по характеру, я бы даже сказал, нахальный.
Когда я вызвал Судзиловского и в мягкой форме рассказал ему о сложившейся ситуации, он стал неожиданно резок и, амплитудно помахав у меня перед носом пальцем, заявил:
– Ничего у вас не выйдет, ни-че-го!
Меня подобное поведение вывело из себя и, перейдя на жесткий официальный тон, я объявил ему об увольнении. Через неделю, после заседания Военного совета в Риге, ко мне подошел Первый секретарь ЦК Коммунистической партии Литвы, в годы войны командир республиканского штаба партизанского движения, член ЦК КПСС, впоследствии Герой Социалистического Труда, член партии с 1920 года – А.Ю. Снечкус и задал мне вопрос о судьбе Судзиловского. Он предлагал не увольнять его. Я внимательно выслушал и возразил:
– С большим уважением отношусь к вашему мнению, но сотрудник этот работает неважно, имеет характер нахальный, спористый, что недопустимо для оперработника, и если придется уволить Герасимова вместо него, то оперативный состав меня просто не поймет.
Снечкус взглянул на меня с удивлением и сказал:
– Спасибо! Редко столь решительно не соглашаются с моим мнением, но ваши доводы показались мне убедительными…»
Таков уж прямолинейный характер был у Леонида Георгиевича! Его он сохранил до последних дней своей жизни. Мог чиновника любого ранга за барство и невыполненные обещания взгреть на любом выступлении перед общественностью. Его критика «за дело» вполне вписывалась в слова одного великого человека, сказавшего, что критики должны подражать хорошим пастушьим собакам: они ведут, останавливают, укрощают, лая, но никогда не кусают. Именно такой критикой обладал наш гуру!
Прибалтийским военным округом руководили с апреля 1958 по ноябрь 1959 года дважды Герои Советского Союза – генерал армии, а с ноября 1959 по март 1963 года генерал-лейтенант танковых войск Батов Павел Иванович; с мая 1960 года – генерал-полковник Гусаковский Иосиф Ираклиевич. Потом он станет после назначения на пост начальника Главного управления кадро