Успехи Московской партийной организации в эти годы я отнюдь не отношу к своим заслугам, однако радуюсь и горжусь тем, что и моя частичка труда имеется в этой огромной работе. Все эти годы Московская организация работала дружно, была единой и сплоченной в борьбе за проведение в жизнь линии партии. Внутри актива никогда не было никакого разлада или распрей. Это позволяло концентрировать все силы на выполнении больших и сложных задач.
Правда, такая обстановка, как видно, пришлась не по душе товарищу Гришину. Он сейчас усиленно разгоняет руководящие московские кадры (Иванькович[35], Тищенков[36], Соловьева[37], Пименов[38], Торовин[39])…
Товарищи! Я не могу не доложить пленуму о том, что мое освобождение не было случайным. Оно не было результатом моего выступления. На протяжении последнего полугода моей работы на посту секретаря МГК я чувствовал, что вокруг меня что-то происходит. Иначе чем же объяснить, что полгода я не мог добиться приема по делам работы Московской городской партийной организации у товарища Брежнева, хотя много раз и по телефону, и во время случайных встреч (где-нибудь в аэропорту, на обеде) просил его об этом.
Напомню лишь один факт. Во время первомайской демонстрации я доложил товарищу Брежневу о том, что только что вернулся из ОАР (26.IV), где возглавлял делегацию КПСС, и что мне есть что доложить ему. Никакого интереса проявлено не было ни тогда, ни после. А ведь через месяц произошли в этом районе очень серьезные события.
Кстати, тов. Брежнев предлагал и раньше мне перейти на другую работу. В частности, он предлагал мне пост первого заместителя министра иностранных дел СССР. Я тогда не дал согласия… Но достаточно об этом!
Я думаю, товарищи, что настало время более глубоко задуматься над тем, что же происходит в ЦК КПСС, в руководстве. С позиций приобретенного партией опыта проанализировать положение в партии в настоящее время. Прошло очень немного времени после октябрьского пленума ЦК, когда вся партия осудила субъективизм, неправильные методы руководства со стороны тов. Хрущева. Это был урок для каждого руководителя, хороший урок, как не надо строить руководство. Почему могло произойти то, что случилось с тов. Хрущевым? Ведь столько говорилось о восстановлении ленинских норм партийной жизни, партийного руководства, столько было написано статей, научных работ на эту тему. И в общем-то что-то сделано за эти годы было. Во всяком случае, я отчетливо понимаю, что случись со мной то, что было, при Сталине, я был бы в тюрьме. Сегодня лишь с работы освободили.
Так вот… В чем же причины падения Хрущева? Об этом надо было подробно, видимо, поговорить еще на октябрьском пленуме ЦК 1964 года. Теперь мне ясно, почему не состоялось тогда этого разговора. Видимо, боялись, что разговор может слишком далеко зайти. А тогда было сказано, что вопрос, мол, ясный. Хрущев будет снят. И нечего больше обсуждать. А то на трибуну в первую очередь полезут для реабилитации те, кто до последнего дня поддерживал Хрущева и помогал ему совершать ошибки. Я могу напомнить этот разговор тов. Брежневу. Думаю, что такой разговор был не только со мной.
Что же, коль тогда разговор не состоялся, его все же надо вести – вслух, громко – с тем, чтобы подобного не могло произойти вновь. Ведь такие ошибки – это же не ошибки одного человека. Это остатки стиля работы. И они наносят большой урон партии. Стоит заглянуть еще на несколько лет раньше в нашу историю, и мы легко убедимся, что ошибки, тяжкие нарушения ленинских норм и принципов партийного руководства, социалистической законности, допущенные тов. Сталиным, человеком, бесспорно, большим и преданным делу партии, это не ошибки одного человека.
Видимо, надо не только говорить о ленинских нормах, о ленинском стиле. Надо бороться за них, надо внедрять этот стиль в работу, надо не допускать отхода от них, что очень важно в условиях однопартийной системы.
Думаю, что одной из главных причин ошибок Сталина, Хрущева явилось отсутствие свободной творческой обстановки в то время в политбюро и в самом ЦК, отсутствие своевременной критики их ошибок, сначала пусть незначительных, которые затем все более углублялись, становились все более тяжелыми.
И если после XX съезда партии давалось объяснение, что, мол, члены ПБ должны были сохранять себя, сохранять для партии, чтобы еще хуже не было, это же было не объяснение. Но спрашивается, что же мешало своевременно поправить тов. Хрущева, не дать ему совершить такие ошибки, за которые пришлось снимать его с поста Первого секретаря ЦК КПСС? Обстановка, которую пытается создать в ЦК товарищ Брежнев, едва ли многим отличается от того, что было раньше. В работе ЦК после октябрьского пленума фактически ничего не изменилось. Как не было, так и не создается творческой обстановки.
А ведь в условиях однопартийной системы совершенно обязательно перед принятием решения иметь деловое, творческое обсуждение, подойти к вопросу с разных сторон, чтобы не ошибиться, а не петь дифирамбы докладчику или другим товарищам из руководства, что все более стало проявляться.
Далее. Очень важно продумать систему мер с тем, чтобы выступающий со своим мнением, с критикой не был поставлен под удар. Пока же судьба почти любого работника зависит не столько от того, как он работает, как ведет дело, сколько от отношения к нему руководства, а то и одного человека. С этим надо кончать. Надо продумать такую систему, чтобы коллективность руководства были на деле и в главном, а не во второстепенном.
Надо повысить роль ЦК. Сделать так, чтобы между съездами ЦК был бы главным органом руководства в партии. Чтобы ПБ было подотчетно ЦК. Пока ПБ работает бесконтрольно, а фактически стоит над ЦК, диктует ЦК свою волю, ЦК все более превращается в машину для голосования.
Все более дело идет к тому, что и в ПБ власть прибирает к рукам один человек, а все это очень опасно и противоречит основным принципам партийного руководства. И все это делается под прикрытием дымовой завесы укрепления ленинских норм и принципов партийного руководства.
Далее. Видимо, настало время вспомнить также о ленинском указании о недопустимости дублирования, об известном разделении функций партийного и государственного аппарата, о большем доверии кадрам партии, поставленным на тот или иной пост. И прежде всего – о ликвидации сращивания партийного и государственного, хозяйственного аппарата…»
Основания для тревоги
Отдавая много сил новой работе, я мысленно продолжал спор с Брежневым и его окружением. Невеселые мысли одолевали меня.
Вызывало возмущение, как ни с того ни с сего сняли с работы кандидата в члены ЦК В. С. Тикунова, вывели из состава ЦК, оставив на несколько месяцев без работы. Как заткнули рот члену ЦК Н. К. Байбакову, когда он однажды попытался высказать свое мнение по вопросам сельского хозяйства. Последовавший окрик стал еще одним уроком для всех.
Вместо здорового, творческого партийного обсуждения, понимая, видимо, превратно принцип единства партии, Брежнев своим поведением создал такую обстановку, при которой единство означало лишь полное согласие со всем тем, что сказал «дорогой Леонид Ильич».
Я видел, как группируются вокруг Брежнева такие неизвестные до этого партии люди, как Щелоков, Цвигун, как безудержно славят и осыпают Золотыми Звездами генсека. Может быть, пора остановиться? Может быть, хватит? – думал я. Может быть, пора ввести такой порядок в партии, при котором все вопросы перемещения кадров, входящих в состав руководящих органов ЦК, решались бы только с ведома и одобрения ЦК, тем более вопросы освобождения с ответственных постов в партии и государстве…
Суммируя все виденное во время моих командировок по стране, я осознавал, что появляются все новые серьезные основания для беспокойства.
Положение дел в сельском хозяйстве продолжало оставаться трудным, а это вызывало серьезные осложнения в целом в развитии народного хозяйства страны и удовлетворении материальных потребностей трудящихся. При этом едва ли можно было все это списывать на погодные условия. Серьезные диспропорции сложились в развитии топливной промышленности, энергетики и транспорта.
Производительность труда в промышленности, строительстве, в сельском хозяйстве росла медленно. Трудовая дисциплина все более расшатывалась, велика была текучесть рабочих кадров. Не уменьшались пьянство, мелкое воровство. А должной борьбы с этими и другими антиобщественными явлениями не проводилось.
Работая в Министерстве сельскохозяйственного машиностроения, я отчетливо видел, что далеко еще не покончено с волюнтаризмом, а это приводило к тому, что серьезные решения оставались невыполненными. Этим подрывался авторитет ЦК и правительства. Подрывалась государственная дисциплина. Такое положение вело к тому, что люди, особенно молодежь, теряли перспективу, приобретали неверие в наши идеи, проявляли нигилистические взгляды на события и явления.
Все это вызывало большую тревогу. Я пришел к выводу, что не только ситуация внутри страны, но и международное положение Советского Союза за прошедшие пять лет с октябрьского (1964 года) пленума ЦК значительно осложнились!
Наши отношения с Китайской Народной Республикой обострились до крайне опасного предела. Значительные трудности в нашей международной политике вызвали события в Чехословакии. Ухудшились отношения с Румынией, Югославией. Практически никаких изменений нет во взаимоотношениях с Албанией. Продолжение войны в Южном Вьетнаме недешево обходилось нашей стране и, конечно, весьма неблагоприятно отражалось на нашей экономике. Обстановка в Корее, на Кубе также оставляла желать лучшего. Весьма опасный очаг напряженности оставался на Ближнем Востоке.
В конце 1960-х годов я уже с полным основанием мог утверждать, что нам следует проявлять большую озабоченность и тревогу за оборону страны и что в этом деле у нас имеются крупные просчеты, за которые надо нести ответственность.