Рон всерьёз начал беспокоиться только когда два германца выстрелили из противотанкового ружья аккурат под триплекс. Башню они не пробили, но искры выбились знатные. Если у них достаточно квалификации, чтобы стрелять в одно и то же место, то его смерть лишь вопрос времени. Благо, никто не запрещал стрелять.
Росчерк пулемётной очереди сбил одного солдата из расчёта, как раз подающего крупнокалиберный патрон второму. Вроде как осуществить это должно было быть непросто, ведь их прикрывал пласт мешков с песком, но это дело статистики и точности. Очередь из двенадцати патронов просто должна была кого-то из них зацепить, что и требовалось доказать.
После боя Рон ещё поймает себя на мысли, как легко меняется восприятие во время боя. Пока германцы не имели средств для борьбы с танком — он воспринимал их как людей, но стоило им начать угрожать существованию лично его — они резко стали восприниматься как смертельно опасные противники. Уже не люди, но враги.
У соседнего танка, девятьсот тридцать второго номера, начались проблемы с пехотой, опасно приблизившейся на дистанцию броска противотанковой гранаты. Медлительностью германцы никогда не отличались, поэтому на крышу корпуса соседа начали падать спайки корпусов обычных Stielhandgranate[11] с одной рукоятью, которые, как объясняли на курсах, являлись основным способом борьбы с бронетехникой у германской пехоты.
Из сведений руководств по характеристикам Mark F, эти противотанковые гранаты не способны пробить ни крышу корпуса, ни его днище, но неприятностей доставить в состоянии. Лично Рон очень не хотел бы, чтобы на крыше его башенки взорвался один фунт аммонала, ведь это вряд ли ему понравится, вон левое ухо звенит от простого удара болванкой по броне где-то в футе от него.
— Наводчики! Стрельба по готовности! По бронетехнике противника! — уверенный голос командира танка из шлемофона немного успокоил. Может Рон зря переживает, и танк рассчитан на подобные ситуации?
Трак соседнего танка сорвало удачно упавшей гранатой. В броню начали почти непрерывно дубасить бронебойные болванки. Кажется, 20-мм пушка на германском легком танке взяла своё слово.
Командование посмеивалось над малюсенькими однобашенными танками германцев, которыми они начали всё интенсивнее снабжать войска. Рон теперь их пренебрежения отнюдь не разделял.
— Я ранен! — доложил бортовой стрелок Генри Фоди, обычный английский парень из-под Ливерпуля.
Даже сквозь оглушающий грохот пробились тяжелые шаги медика, француза в звании старшего капрала медицинской службы, Бриана Буавена. Квалификация у него довольно высокая, в Великую войну он пережил Верден, участвовал в битве при Сомме, где до конца выполнял свой долг. Как-то так сложилось, что в эту войну, которой ещё не дали названия, его направили в английский учебный центр для повышения медицинской квалификации, откуда его забрали в танковый экипаж.
— Уизли, Бредли, сбейте огнемётчика с крыши дома над вами! — донесся приказ в шлемофон.
Рон задрал пулемёт, но стандартного угла подъема не хватило чтобы дотянуться до фрица, сейчас поливающего огнём правую основную башню.
— Брэдли!!! — заорал Рон. — Я не могу достать!
— Та же фигня, Уизли! — донеслось справа.
"Надеюсь никто не заметит". - понадеялся Рон мысленно, просовывая палочку в ненадолго отодвинутую заслонку справа от пулемёта. — Бомбарда Максима!
Объёмный сгусток нечёткого воздуха врезался в стену дома под ногами огнемётчика.
Дом такого издевательства не выдержал, стена завалилась внутрь, а вслед за ней и крыша вместе с огнемётчиком.
Рон тут же расстрелял упавшие перед домом обломки стены и огнемётчика.
— Никто не любит огнемётчиков!!! — раздался радостный выкрик Рональда Брэдли, тёзки Рона. — Ха-ха-ха!
Германцы притаились, не высовывая носа из укрытий, так как всё пошло совсем не по плану. Английские танки всё ещё относительно целы, несмотря на неистовый обстрел со стороны германских танков, а английская пехота продолжает цепляться за жизнь, яростно отстреливаясь.
— Уизли, Брэдли! На десять часов, первый этаж, противотанковое ружьё! — это снова был командир.
Вообще, Рон и сам его обнаружил, просто доворачивал сейчас башенку. Очередь, один из них лёг навсегда. Вторая очередь положила и последнего из расчёта. Внезапно бумкнуло где-то над головой.
— Гренадеры на втором этаже! Уизли, Брэдли, суки, уберите их! — командир танка просто взбесился, неистово крича в шлемофоне.
Рон быстро высунул руку во вновь открытое отверстие справа от пулемёта. Он в который раз возблагодарил мысленно ретроградов в конструкторском бюро, которые предусмотрели заслонку для стрельбы из личного оружия, хотя от них уже давно собирались отказаться.
— Инсендио Максима! — проорал он заклинание. Как-то сразу забылось, что в доме могут сгореть и гражданские. Хотя, с другой стороны, не такие же германцы твари, чтобы оставлять гражданских в качестве заложников? Ведь правда же?
Магический огонь схватил дерево в помещении на втором этаже, вид на которое открывала брешь от предыдущей Бомбарды. Проблема с гренадерами решилась через несколько десятков секунд, когда они попрыгали вниз, охваченные беспощадным пламенем. Брэдли нельзя было назвать отчаянным гуманистом, но он всё же двумя экономными очередями прекратил их мучения.
— Механик, двадцать ярдов назад! — решил командир танка.
Танк отъехал на требуемую дистанцию, прикрыв борт от одного внезапно выехавшего из-за переулка V3A.
Рону закрыло обзор на улицу, но он начал упорно вглядываться в оконные проёмы появившегося перед ним здания. Мелькнул силуэт в английской каске. Значит здесь свои, но расслабляться не стоит.
— Наши ломят! — донеслось восторженное из главного отсека. — Штурмовики пробились!
Застрекотали тяжелые авиационные пушки. Загремели бомбы. Капитан Эрикссон ругался с кем-то по радиосвязи, скорее всего с летчиками, скорее всего на предмет дружественного огня.
Германцы начали сдаваться. Танки их быстро сгорели под пушками штурмовиков и их же бомбами. Рон знал, что где-то в небе всё это время шла своя схватка. Истребители завоевывали превосходство, чтобы беззащитные в воздушном бою штурмовики смогли прорваться к земле.
Гладиаторы[12] в этот раз оказались сильнее имперских Пфальев Е.XV. Германских штурмовиков сегодня они не увидели.
"И слава Мерлину!" — подумал Рон.
Марк Ф
— …Уизли, вставай! Уизли, нарколепсик хренов! — неохотно пробуждающееся сознание лениво выхватило обращение к нему. — Подъем!
Рон разлепил глаза, которые после памятного боя в деревне начали слипаться и источать гной. Похоже на какую-то болезнь, возможно коньюктивит.
— А? Сам ты нарко… — Рон окончательно открыл глаза. — Сержант Кнокс?
— Какой ещё сержант Кнокс? — не понял сержант Кнокс.
Рон проморгался. Над ним склонился Рональд Брэдли.
— Обознался со сна. — извинился Рон. — Чего хотел, Брэдли? Мне разрешили неделю просыпаться на два часа позже, после того как я с огнеметчиком и гренадерами разобрался.
— Да знаю! Просто наш индус выменял у кого-то из соседей германской тушенки, я говорю парням оставить и тебе, но ты же их знаешь! — объяснил причину внепланового пробуждения Рона тёзка. — Поторопись, как бы они и мою порцию не схряпали!
— Всё, уже бегу! — Рон поднялся со своего спального места в танке.
Хоть кроватей в танке всего четыре, это не означает, что нельзя расстелить реквизированный в деревне матрас в любом достаточно длинном для этого месте. Например как Рон, расстеливший пуховой матрас из отсека своей башенки в коридор. Капитан его даже похвалил, мол даже во время сна быстрее остальных окажется на боевом посту.
Капитан Эрикссон также отметил его эффективные действия в бою и оперативное выполнение приказов, ведь огнемётчик мог залить горящим топливом двигательный отсек и спалить их к чертям. Говорит, что ещё пара таких боёв и можно рассчитывать на ещё одну Воинскую медаль. А как дважды награждённому ему будет полагаться не десятидневный отпуск, а пятнадцатидневный. В тот момент Рон узнал, что ему ещё и отпуск был положен.
Перед танком Рон увидел костёр, над которым висел котелок с разогревающейся тушенкой. Пахло одуряюще.
— Русская тушенка. — проанонсировал Брэдли, накладывая Рону в миску его порцию.
— Русская? А почему русская? — не понял Рон.
— Не секрет ни для кого, что коммунисты помогают фрицам в этой войне, не только полезными ископаемыми и рурстоффом, но и провиантом с обмундированием. Почему ты думаешь, они так долго могут воевать против целой Антанты? — объяснил Брэдли.
Брэдли выглядел как обычный англичанин, черноволосый, сероглазый, с обычным лицом. Рону он напоминал чем-то брата Билла, если бы он был черноволосым и сероглазым. Лет ему было где-то двадцать пять, может тридцать. Отношения сложились, он не воспринимал Рона как зелёного сопляка, а как товарища. Это Рон ценил прежде всего, так как это здорово упростило коммуникацию.
— Ну… не знал. — признался Рон.
Вообще, изучая магловскую историю своего мира, Рон знал, что германцы могут воевать очень и очень долго и без поддержки, и вроде СССР в тот раз воевал против германцев, или он что-то путает.
— Внимательнее надо быть на политзанятиях! — укорил его подошедший капитан Эрикссон. — Хотя какие теперь занятия… Значит, после завтрака идём на МРМ[13], там кое-что заменим, траки подтянем, движки проверим и на железку в Сент-Мену. Особых подробностей я сам не знаю, но кажется предстоит прорываться через укреплённую линию на Верден. Фрицы сил не жалеют, так не хотят, чтобы мы прорвались, поэтому сопротивление будет такое, что вам и не снилось. Благо, пара дней у нас есть, пока эскадрон по железке перебросят к Вердену, пока сгрузимся, сможете вдоволь поспать. Уизли! Я не забыл, что ты не воспользовался медальным отпуском, поэтому в Сент-Мену дозволяю тебе в меру покутить, пока будет идти разгрузка. Эй, не смотрите на меня такими глазами, я и сам не против отдохнуть от войны, но реальное право на это имеет только Уизли. Все всё поняли? Продолжайте завтрак.