— Почему же ему не дали Героя Советского Союза?
— Насколько я знаю, его много раз представляли к Герою Советского Союза. Впервые за Испанию. Но наших волонтеров направляли туда под вымышленными именами, и он там был как Рудольфо. И предавать широкой гласности наших советников по тем временам было нельзя. Даже о простейших вещах можно было писать уже только спустя 20–25 лет, в хрущевскую оттепель. А до этого особенно распространяться, что он был старшим советником, что общался…
Малиновский, который станет министром обороны Советского Союза, Малино его псевдоним. Они общались. Берзин. Кого ни возьми, они все друг друга знали, и поэтому у них, как это всегда бывает, сохранились особые товарищеские отношения, хотя они и занимали разные положения в обществе и военной иерархии. Но, тем не менее, боевая дружба, она всегда оставалась. Если Илья Григорьевич хотел попасть на прием, он всегда мог попасть, но этим не пользовался.
Опыт испанской, партизанской войны, на мой взгляд, мог бы быть перенесен на партизанское движение в Советском Союзе. Но то, что предлагал Илья Григорьевич, встречало, как правило, у военных, у Верховного главнокомандующего, даже на уровне армии резко отрицательное отношение, не воспринимали они эти операции. Хотя он старался их согласовать с проблемами армии, корпуса, фронта.
— Да.
— Из-за чего это могло происходить?
— Вы, наверное, знакомы с книгой "Малая война. Партизанство и диверсии" М. Дробова. Одна из лучших монографий по партизанской борьбе, по истории партизанской войны конца XIX и первой четверти XX века. Было очень много ярких командиров, которые вышли из партизан. Но судьба их всех трагична. Особенно характерна в этом отношении судьба командующего Западным фронтом Павлова. Илья Григорьевич уделяет ему внимания много, потому что он тоже был в Испании. И он прошел до командующего фронтом или особым Западным округом — буквально все должности в течение года. Но он их не мог освоить. Много в руководстве, высшем эшелоне армии было людей, которые не представляли себе специфики армейской службы, они не имели опыта.
А в книгах по партизанскому движению, которые были написаны, упоминались и Троцкий, и Тухачевский, и Путно, и, кого бы мы ни взяли, все они оказались в определенный период, в 1937-м году, а то и раньше, врагами народа. Поэтому все эти учебники уничтожались. Они хороши были по содержанию, но там цитировались выражения, излагались мнения и позиции этих людей. Значит, эти книги должны были быть уничтожены. Поэтому командиров, которые имели и могли использовать опыт партизанской борьбы, их, по сути дела, не осталось. А это профессия. Профессия, которая требует и знания, и опыта. И случилось так, что перед началом Великой Отечественной войны, при организации партизанского движения, если мне не изменяет память, то из тех, кто имел опыт Гражданской войны и войны в Испании, нашлось что-то около 30 человек. Все остальные погибли.
Фрунзе сказал, что если от роты остается один солдат, то погибает целая рота, если от отряда партизан остается один партизан, то образуется новый партизанский отряд. Развивал ли он это положение в своих работах на кафедре или во время войны?
— Безусловно. И общаясь с людьми, и работая с архивами. У него такое, такое исследовательское качество: с каждым вернувшимся из тыла командиром группы и даже рядовым участником он обязательно находил возможность побеседовать. Что способствует достижению успеха, что мешает, какие условия, как должна быть изменена экипировка, какие документы необходимы для действия? Он живо интересовался тем, что происходило в тылу противника с заброшенными туда группами. И поэтому он хорошо знал практику. И даже доказывал, хотя это было небезопасно, что не все командиры и не все войска (окруженцы), — должны выходить из тыла.
По его теории, окруженец должен создавать партизанский отряд, выходить на связь и разрушать коммуникации противника. Армия сдается не потому, что уменьшилась ее численность, а потому что нет боеприпасов и нечего кушать. И это он отлично понимал. Вот возьмем Брестскую крепость. Сколько времени стояла. Почему? Были боеприпасы, и было что кушать. И во всех своих работах он подчеркивал ошибочность положение, что все, кто остался в тылу — это изменники родины. И поэтому Дамоклов меч висел над теми, кто не по своей воле попал в окружение, потому что немец был хорошо моторизирован, хорошо подготовлен. И люди честные, боровшиеся до последнего дыхания, попадая в окружение, становились изгоями. Эта политика, конечно, повлияла на начальный этап партизанской войны. Каждый старался выйти любыми силами, и раненного товарища на себе нести, чтобы доказать, что я вышел, и с немцами, кроме боя другого общения не имел. Это сложные, трагичные моменты нашей истории.
У Фрунзе наоборот даже было. Мы же отошли от ленинско-фрунзенского строительства вооруженных сил советской республики.
— Совершенно верно. Потому что армии молодого Советского государства, в большей степени, вырастали из партизанских отрядов, и он, конечно, этот вопрос знал тонко. А здесь было не просто отступление, а было полное отступление и недоверие к советскому человеку, трагически попавшему в окружение. Его сразу зачисляли в предатели. Это нельзя даже назвать ошибкой, это трагическая страница в истории нашей борьбы с оккупантом.
Разговаривая со многими людьми, которые сегодня служат в войсках специального назначения, и многими журналистами, я слышал такое мнение, что Старинов, все-таки не стратег. Он просто тактик, исполнитель и не обладает мастерством планирования таких операций. И поэтому те мероприятия, которые он предлагал, были неинтересны. Так это или нет?
— Советского Союза теперь нет, и о многих вещах, как Павел Анатольевич Судоплатов, написал в своей книге, можно говорить. При советской власти ознакомиться с архивами была большущая проблема. Большинство людей, которые так говорят, никогда не имели возможности ознакомиться с архивами, где эти материалы есть. Илья Григорьевич — разработчик ряда операций. Часть из них исключительно успешна. Особенно Ковельский узел и так далее.
Это самое яркое событие Великой Отечественной войны. Самое знаменитое. Можно даже сказать такое событие, которое затронуло даже Гитлера, а не только ставку Верховного главнокомандующего.
— Я бы сказал, что в действиях Ильи Григорьевича, как исполнителя, партизана, диверсанта было много эпизодов уникальных на исполнительском уровне, на исполнительском как руководителя малого диверсионного подразделения и при личном его участии. После 1941 года он уже был в Центральном штабе партизанского движения, потом в Украинском штабе, потом в Югославии, Польше и других местах. Он уже был руководителем, который разрабатывал операции. Но, операцию требуется не только замыслить, но ее надо технически, организационно, кадрово и так далее обеспечить. Потом он выступал против рельсовой войны в том понимании, как она подавалась в этих операциях, когда имелся в виду просто подрыв рельсов. Он правильно считает, что только крушение эшелона дает эффект.
Ильей Григорьевич много раз повторял, что он был категорически против "рельсовой войны".
— Да. В том варианте, как ее видел Центральный штаб, это был именно подрыв рельсов. Старинов обоснованно, на большом фактическом материале доказывал вредность идеи Центрального штаба. Немец не сильно страдал. Рельсов на оккупированной территории было много. За ночь, в течение двух-трех часов он восстанавливал все подорванные рельсы, он научился делать короткие отрезки, врезал их, и эшелоны снова шли на Восток. И эта кажущаяся эффективность превращалась в свою противоположность. Потому что каждый килограмм тола в тылу противника был на вес золота. И Илья Григорьевич, выступая против рельсовой войны, был за войну на рельсах, но в ином исполнении. Конечно, он этим наживал много противников, и даже, может быть, врагов. И, вместе с тем, у него и в Великой Отечественной войне был целый ряд блестящих исполнительских операций, которыми он руководил. Достаточно вспомнить харьковскую операцию по минированию в 1941 году, когда наши войска оставляли Харьков. Он, по сути дела, заминировал город не только радиоминами, но там были и другие мины — замедленного действия. Об этом написаны книги. Но не все в этих книгах есть. Не углубляясь в этот вопрос, я хотел бы сказать об этой операции. Операция была очень тяжелой, потому что доставка радиомин из Москвы проходила в сложнейших условиях. Илья Григорьевич лично руководил минированием особняка, где жил Никита Сергеевич Хрущев, когда был первым секретарем ЦК Компартии Украины, а столицей был Харьков. Он знал, что это прекрасный особняк, что его займет кто-то из важных персон. Так и случилось. Он поставил здесь три радиомины. Одну радиомину он поставил на сигнал срабатывания и две радиомины, их именуют мина-блесна, которые немецкие саперы должны были найти. Потому что к этому времени немцы уже встречались с этими радиоминами и уже знали. Минирование было тщательным. На большой глубине, с бетонированием. И сама операция носила такой тщательный характер, что местные жители, которые использовались немцами в поисках радиомин, не могли дать немецкой контрразведке, Абверу, никакой наводки.
Радиосигналом из Воронежа, наложенным на амплитуду сигнала 14-й симфонии Дмитрия Шостаковича, 14 ноября 1941 года Илья Григорьевич взорвал эту радиомину. А в этом доме размещался командующий гарнизоном и армией Георг фон Браун, родственник знаменитого изобретателя ФАУ-1 и ФАУ-2. Когда погибает такой военачальник, то фюреру надо докладывать. Когда фюреру доложили, что Георг фон Браун погиб на радиомине в Харькове, Гитлер сказал: "Бред! Кейтель, это же бред! Они, говорит, в батальоне, в роте и даже в полку не имеют нужных радиосредств! Этот колосс на глиняных ногах имеет радиомину, а у нас есть?" Нет, говорят ему, радиомин у нас нет. "Покажите мне радиомину". Ему показали. Тогда он приказал, чтобы Канарис прибыл, и спросил, кто изобрел эту мину. Канарис назвал Бекаури