К 10 октября стало совершенно ясно, что необходимо объединить силы двух фронтов — Западного и Резервного — в один фронт под единым командованием. Собравшиеся в Красновидове на командном пункте Западного фронта Молотов, Ворошилов, Василевский, я, член Военного совета Булганин (начальник штаба фронта Соколовский в это время был во Ржеве), обсудив создавшееся положение, пришли к выводу, что объединение фронтов нужно провести немедленно. На должность командующего фронтом мы рекомендовали генерала армии Жукова, назначенного 8 октября командующим Резервным фронтом. Вот наши предложения, переданные в Ставку:
«Москва, товарищу Сталину. Просим Ставку принять следующее решение:
В целях объединения руководства войсками на западном направлении к Москве объединить Западный и Резервный фронты в Западный фронт.
Назначить командующим Западным фронтом тов. Жукова. Назначить тов. Конева первым заместителем командующего Западным фронтом…
Тов. Жукову вступить в командование Западным фронтом в 18 часов
11 октября.
Молотов, Ворошилов, Конев, Булганин, Василевский.
Принято по «Бодо» 15.45. 10.10.41 года».
С этим предложением Ставка согласилась, и тотчас же последовал ее приказ об объединении. Ночью 12 октября мы донесли в Ставку о том, что я сдал, а Жуков принял командование Западным фронтом».
Заметьте, подписи Жукова на документе нет.
Ещё один участник того, в буквальном смысле судьбоносного совещания в Красновидове и член комиссии в своих воспоминаниях даёт нескольку иную, отличную от жуковской, но не противоречащую коневской, версию назначения командующего войсками Западного фронта.
Маршал Василевский: «Вечером 9 октября во время очередного разговора с Верховным было принято решение объединить войска Западного и Резервного фронтов в Западный фронт. Все мы, в том числе и генерал–полковник Конев, согласились с предложением Сталина назначить командующим объединенным фронтом генерала армии Жукова, который к тому времени находился в войсках Резервного фронта».
Значит, Жукова в штабе Западного фронта и вовсе не было?
Кто же тогда спас Конева? Да никто. Потому что никто его и не собирался арестовывать. Потому что стало очевидным: промедли ещё немного, и козлами отпущения станут и сами судьи…
Вот и вся интрига. Не будь впоследствии 57‑го года и злополучного пленума ЦК КПСС, Жуков рассказал бы в своих мемуарах о крушении под Вязьмой Западного и Резервного фронтов и своём назначении на должность комфронта совершенно иную историю.
В гибели под Вязьмой фронтов, прикрывавших Москву, Сталин Конева не винил. Возможно, именно поэтому столь мрачен был в день пребывания в штабе Западного фронта Молотов. И, возможно, нервная реакция Ворошилова на появление Рокоссовского оказалась такой бурной. В 1965 году маршал Конев рассказывал о событиях тех дней Симонову: «Именно тогда он позвонил на Западный фронт с почти истерическими словами о себе в третьем лице: «Товарищ Сталин не предатель, товарищ Сталин не изменник, товарищ Сталин честный человек, вся его ошибка в том, что он слишком доверился кавалеристам, товарищ Сталин сделает все, что в его силах, чтобы исправить сложившееся положение!»
Доверился кавалеристам…
Кавалеристами были не только Будённый, Ерёменко и Ворошилов, но и Рокоссовский. Конев же по специальности был артиллеристом.
Вот и причёсывал кавалерист маршал Ворошилов кавалериста генерала Рокоссовского. После боя. Как старший — младшего. Так было принято на фронте.
Сейчас историки говорят о том, что якобы Конев, понимая, куда идут события и чем всё кончится, намеренно вытащил Рокоссовского из окружения. Вряд ли это так. Но события сложились именно в такой сюжет.
Глава шестнадцатаяСЕВЕРНЕЕ МОСКВЫ. ОКТЯБРЬ-ДЕКАБРЬ 41‑го
«…Его стремление воевать было огромно».
В ту же ночь 12 октября Военный совет объединённого Западного фронта решил направить Конева на калининское направление с целью объединения армий и частей, действовавших на правом крыле. Немцы к тому времени окончательно сломили сопротивление наших войск на рубеже Сычёвка — Ржев и устремились на Калинин. Наши же войска, находившиеся в районе Торжка и Калинина, действовали разрозненно, не имея общей задачи. К тому же туда продолжали выходить из–под Сычёвки, Оленино части 22‑й, 29‑й, 31‑й и 30‑й армий. Из них предстояло сформировать правое крыло Западного фронта, сомкнуть его с Северо — Западным фронтом. Противник продолжал развивать удар на Торжок и Бежецк с выходом в тыл Северо — Западному фронту и одновременно нашим войскам, действовавшим на московском направлении. Миссия Конева заключалась именно в том, чтобы предотвратить угрозу развития удара противника на Ярославль.
Вечером он въехал в горящий Калинин. Только что закончилась очередная бомбёжка. Пока разыскивал военкомат, не увидел ни одной зенитки. Да и войск в городе не было. Как вскоре выяснилось, в распоряжении военкома имелся истребительный батальон, сформированный из коммунистов и комсомольцев города. Батальону выдали десяток учебных винтовок, с которыми те несли караульную службу, охраняя особо важные объекты. Когда Конев попросил военкома доложить обстановку, тот мрачно и коротко сказал:
— Войск нет. Город защищать нечем. В городе начинается паника. Кто- то распространяет слухи, что за Волгой в стороне Лихославля высажен парашютный десант, что немцы движутся на Калинин и вот–вот будут здесь. — И указал на окно.
Там, на улице, у входа в военкомат колыхалась толпа. В основном женщины и дети. Чемоданы, баулы, узлы… Военком тут же пояснил, что это офицерские семьи — требуют немедленной эвакуации в тыл.
— А у меня — ни одного грузовика. Даже лошадей нет.
Слух о том, что в Калинин приехало высокое начальство — генерал! — тут же разлетелся по городу, и толпа у военкомата начала расти. Люди негодовали по поводу того, что город брошен войсками, что многие руководители и целые службы благополучно выехали ещё накануне, вывезли свои семьи и даже имущество.
Конев после войны рассказывал, как ему удалось успокоить женщин и детей и заставить их в эту ночь разойтись по домам.
Спустя несколько минут, когда толпа уже готовилась брать военкомат приступом, мимо неё охрана пронесла разобранную солдатскую койку с узлом белья. На крыльцо вышел военком и сказал, что генерал двое суток не спал — это соответствовало действительности — и что он ложится отдыхать, а завтра будут решены все вопросы, касающееся эвакуации, что члены семей военнослужащих будут отправлены в тыл в первую очередь. Люди начали расходиться.
Однако отдыхать Коневу не пришлось и в эту ночь. Когда толпа разошлась, Конев приказал военкому проводить его в обком партии. Там его встретил секретарь обкома И. П. Бойцов. Секретарь тоже не спал, вместе с членами обкома и активом занимался подготовкой области к партизанской борьбе на оккупированной территории. Западные районы были уже под немцами.
Разговор между Коневым и Бойцовым оказался кратким. Уже через час, по тревоге, был поднят актив городской и областной парторганизации с задачей: эвакуировать население, создать отряды ополчения, подготовить город к обороне.
Уже за полночь в обкоме Конева разыскал офицер связи и доложил: на железнодорожную станцию прибывают эшелоны с 5‑й стрелковой дивизией, командир дивизии подполковник Телков находится на вокзале и ждёт дальнейших указаний. Конев знал эту дивизию. Её отводили в тыл на пополнение и доформирование, так как в предыдущих боях она понесла большие потери. Однако боеспособности она не потеряла и по меркам 41‑го года была вполне пригодна к выполнению боевой задачи. В полках насчитывалось до 450 активных штыков. Он тут же отдал распоряжение: пополнять батальоны 5‑й стрелковой дивизии за счёт жителей города призывного возраста. Уже через полчаса на мосту через Волгу стояли посты, которые буквально выдёргивали из потока беженцев молодых мужчин. Из них тут же формировали маршевые роты, вручали оружие и направляли на позиции.
На вокзале Конев встретился с подполковником Телковым. Вид у того был непарадный. Осунувшееся, почерневшее от усталости лицо, но подтянут и собран. Но доклад подполковника обрадовал: артдивизион имеет некоторое количество орудий и боеприпасы, а утром прибудет эшелон с танками. Эта небольшая, потрёпанная дивизия, первой поступившая в его распоряжение в район Калинина, в действительности стоила полнокровной. Из короткого разговора с подполковником он узнал, что дралась она с первого дня войны, сохранила свой костяк и сибирский дух. Да ещё имела пушки и даже некоторое количество танков!
Прямо с вокзала, отдав необходимые распоряжения подполковнику Телкову, Конев поехал на КП командарма 30‑й армии. Доклад генерала Хоменко тоже был нерадостным. Конев уточнил расположение частей армии, приказал включить в состав армии 5‑ю стрелковую дивизию, которая в это время спешно занимала окопы на южной окраине Калинина. Задачей 30‑й армии было не допустить прорыва немцев вдоль Московского шоссе на Клин.
Затем выехал в сторону Селижарова и разыскал КП 22‑й армии генерала Юшкевича. Здесь, как вскоре выяснилось, обстановка была более или менее спокойной. Изучив на карте конфигурацию обороны армии, приказал командарму срочно, на грузовиках, перебросить 256‑ю стрелковую дивизию генерала Горячева в район Калинина и занять пустующий участок фронта по восточному берегу Волги с задачей не допустить наступления противника по Бежецкому шоссе на Бежецк и Ярославль.
Генерал–майор Василий Александрович Юшкевич был из тех командармов, которым Конев доверял. Он знал: такие, как Юшкевич, прошедшие жестокую школу жизни, умеют ценить доверие, умеют воевать и держаться в самых безнадёжных ситуациях.
22‑я, в августе правофланговый сосед 19‑й армии, действуя на торопецком направлении, попала в окружение и, не растеряв основных сил и вооружения, с боями вышла в район Андеаполя. Вот и теперь, уклоняясь от удара «Тайфуна» и выполняя приказ штаба Западного фронта об отходе, генерал Юшкевич отвёл дивизии из–под Осташкова на Селижарово на заранее подготовленный рубеж и прочно закрепился.